Еремей Айпин - В ожидании первого снега

— Лучше бы, конечно, ему здесь невест подыскать надо было, из охотничьего рода, — проговорил дед Кирила. — Но ты, Анна, шибко не переживай, не пропадет твой Микуль. Весной чего боялся, знаешь? Я боялся, что уйдет к нефтяным людям и нос отворотит от своих сородичей. Есть такие. А он, Микуль, не таким оказался. Нутро-то чистое, крепкое, без трухи и гнили. Такой где б корни ни пустил, свою тайгу, селение свое, люде своих не позабудет. Коль найдет нефть и вернется — хорошо, коль не вернется — так ведь земле нашей нужны и нефтяные охотники, что ни говори, а без них теперь никуда далеко не уедешь. Так думаю…

— Пусть будет так! — сказала женщина. — Твоя голова всегда правильный путь находит!

Старики согласно кивнули.

Немало лун прошло с того дня, как Микуль ушел из Ингу-Ягуна, но не сбылись пророчества старух: и комаров было не больше, чем в другие годы, и оленей в стадах не поразила копытка, и медведи, будто назло, не беспокоили их, и неожиданные заморозки не побили преждевременно листья и травы, и рыба в реках и озерах не перевелась вдруг, и птицы перелетные не бросили гнездовья и не улетели до срока в теплые края. И Пай-ики [20] Пай-ики — бог Неба, гром у ханты. , на что уж он является слугой и вещей птицей самого Нум Торума, не грозил бесконечными дождями и жестокими ветрами, обошел селение стороной. И теперь, в День Первого Снега, старухи поневоле вынуждены были признать, что сам Нум Торум, выходит, не против «железной работы», не против черной горючей воды, которую зовут нефть. А раз сам он не против, то вопрос уже обсуждению не подлежит. Значит, никуда теперь от нефти не денешься, раз пришла она в тайгу из земных глубин.

Родился День Первого Снега, и в селении стало светлее. Сосны и кусты, вплотную подошедшие к окраине Ингу-Ягуна, на ветви-руки натянули рукавицы из камуса белого оленя, на макушки накинули узорчатые капюшоны, расправили теплые малицы, расшитые тонкими орнаментами по опушке. По белым крышам бревенчатых домиков скакала белобокая сорока и стрекотала на все селение. Но стрекот ее не резал слух, а, приглушенный первым снегом, мягко плыл по-над Ингу-Ягуном, словно мелодичная таежная песня.

Родился День Первого Снега, и на промысловую тропу вышло на одного охотника меньше. Но от этого не стало темнее в душах ингу-ягунцев. Они знают: если человек в жизни идет верной тропой — его ждет впереди большая удача.

Шум двигателей усыплял Никиту Ларломкина, словно колыбельная песня. Такую музыку, кроме буровой, он нигде не слышал. И тотчас же просыпался, как только в этот голос вплетались посторонние звуки, резавшие слух.

В эту ночь Никита проснулся от натужного рева дизелей — они работали на пределе. По звуку — подъем инструмента. «Обороты, обороты добавь!» — молил он дизелиста. Но тот не подходил: то ли задремал, то ли отлучился куда. И дизели, еще раз всхрапнув, заглохли.

Никита накинул телогрейку и выскочил в стужу декабрьской ночи, пожалев, что встал не сразу. Бросился под навес и запустил дизели. «Подниму инструмент, все равно теперь не уснуть», — подумал он и кивком головы указал помазку на электростанцию, освещавшую жилые балки и вышку. Тот сонно и молча взялся за ветошь. А дизелист — «вот беда-беда!» — предпочитал пока не попадаться на глаза Никите.

Дизелисты немного побаивались и недолюбливали Ларломкина за угрюмый характер и излишнюю требовательность. Называли его просто Старшой, хотя по смуглому скуластому лицу не дашь более тридцати. А ему и было-то всего двадцать шесть лет.

Когда был поднят инструмент, на небе бледно занялась декабрьская заря. Никита так и не ушел спать — какой тут сон, если сегодня добуриваются последние метры. Бригада улетит на новую скважину, а он, старший дизелист Никита Ларломкин, останется здесь. Останется, чтобы не расставаться с дизелями. Можно, конечно, слетать на базу и вернуться с испытателями скважины. Но он не любит болтаться без дела. Такая уж судьба у старшего дизелиста — временный член любой буровой бригады, уда дизели — туда и он. Прилетят монтажники, разберут вышку, чтобы перекинуть на новый участок. А Старшой всюду сопровождает свои дизели, отвечает за них головой, ведь буровая без них — просто мертвая вышка. И на эту работу ставят всегда людей надежных, с большой практикой.

На обед Никита пришел последним — задержался в дизельной. Повариха вновь, в который уже раз, пожурила его:

— Дались они тебе, Никитушка, машины эти — опять все остыло!

Никита виновато улыбнулся: мол, в желудке все согреется.

— Расстанемся, значит, завтра, — сожалела повариха, гремя мисками. — А женить тебя так и не успели — вон у нас какие коллекторши, невесты — что надо! Ведь ты со своими машинами так бобылем горьким и останешься. Попомни мои слова!.. На другой буровой кто тебя будет кормить, как я кормила?! Горе ты мое луковое!..

Вздохнула повариха, подавая Старшому миску, которая была прикрыта крышкой и стояла отдельно, на углу горячей плиты. Вполуха слушая повариху, Никита молча обедал, уважительно думая: «Хорошо готовит — значит, любит свое дело, знает его!»

К нему подсел вошедший в столовую мастер:

— Ну что, Старшой, останешься в бригаде?! Я, брат, из тебя такого бурильщика сделаю — все рекорды будут твои! Станешь первым хантыйским бурмастером… Ну как?!

«Какой из меня бурильщик? — подумал Никита. — Хитрит, старик. Хитрит. Собака не тут зарыта…»

— У меня глаз… вижу, кто на что способен. Редко ошибаюсь! — продолжал мастер и, чуть помедлив, поддразнил Никиту. — Бурильщик — главный, на первом месте! А что твои дизеля — ты от них промаслился вон насквозь, просолярился, того и гляди, вспыхнешь ненароком!

— То — сердце буровой! — веско выговорил Никита, подумал: «Сам будто не знает».

— Так ведь сердцу нужна разумная голова, Старшой!

Никита пообедал и снова подался в дизельную:

— Чудак наш Старшой, — сказал мастер после его ухода. — Хлопотно с дизелями-то, особенно зимой. Измаялся парень, не понимает своей выгоды…

— Мнится мне: просто не хочет понимать, — подхватила повариха. — А так он всем мужикам мужик, только вот на баб не смотрит почему-то…

— А-а, в тихом омуте, сама знаешь, кто водится… — отмахнулся мастер, затем добавил. — А мне не помешал бы толковый механик.

На другой день буровиков сменили испытатели, затем прилетела бригада монтажников — начался демонтаж буровой.

Никита Ларломкин все эти дни занимался мелким ремонтом в своем хозяйстве — «подтягивал гайки и винтики». Был он доволен, что машины находились в хорошем состоянии, хотя немало поработали, что наконец он сделал заначку — собрал кой-какие запчасти, которых у него не было, и теперь мелкие и даже сложные поломки может устранить сам, что удачно пробурили эту скважину — почти на два месяца раньше срока выполнили план проходки, что стоит такая отличная погода…