Еремей Айпин - В ожидании первого снега

Девушка не замечала его. От этого Микуль растерялся, не зная, что делать, — то ли уйти, то ли остаться.

Тут она отвела со лба невесомую прядь волос, удивленно вскинула длинные черные брови, но спросила без всякого интереса:

— Новенький?

— Новенький, — выдавил Микуль и не узнал своего голоса.

— На заработки? — она в упор посмотрела на него и, насмешливо сощурившись, ждала, соврет или нет.

— И на заработки, — пробормотал Микуль. — Заработать тоже надо…

— Через месяц-другой сбежишь! — все тем же равнодушным голосом вынесла она свой приговор. — Комары заедят, потом холода пойдут. Всякие тут бывали…

— Комары? Мороз? — Микуль улыбнулся, и робость его прошла. — А балки для чего? На охоте, бывало, под кустом спишь и то как дома…

— Охотник?

— И охотник, раз в тайге родился. А теперь вот с вами…

— Значит, первый? Настоящий ханты-охотник?! — Девушка внимательно взглянула на неуклюжего конопатого парня с темным обветренным лицом.

Но Микуль пошел было вниз: к чему пустые разговоры? На охоте по целым суткам не разговариваешь, привыкаешь к молчанию. Однако надо было еще познакомиться — девушку звали Надей.

Внизу слазил под мостки, осмотрел зацементированное устье скважины. Основание вышки добротное, крепкое, словно эта махина пустила корни в таежную землю на сотни лет и дерзко рычит дизелями дни и ночи.

Заинтересовался мутной буроватой водой: откуда и куда бежит по желобкам?

Тут на помощь пришла Надя, которая как раз пробегала мимо. Она объяснила, что раствор вытаскивает из скважин измельченную долотом породу. А она, лаборантка, во время бурения следит за раствором: с помощью специальных приборов определяет удельный вес, водоотдачу, вязкость. Без раствора невозможно бурить. Все она рассказала толково и просто. Микуль уже косился на нее с уважением, думал: «Хоть и женщина, а понимает… Раствор, значит, кровь буровой, не может она жить без крови». После встречи с Надей он убедился, что буровую просто так не оставишь. Надя, сама того не ведая, своим презрительным «сбежишь» отрезала путь к отступлению. «Посмотрим, кто первый уедет!» — бормотал Микуль.

— Ты, Сигильетов, как инспектор какой, — добродушно ворчал мастер Кузьмич. — Сразу все хочешь узнать.

— Тот охотник удачлив, кто хорошо знает тайгу, — отозвался Микуль. — Думаю, на буровой так же: лицо и поведение вышки должен знать, чтобы удача пришла.

— Учиться тебе надо, в нефтяной бы техникум — тайга никуда не уйдет!

Микуль решил пообедать. В столовой под брезентовым навесом, где стояли длинный стол без скатерти и электрическая плита, каморка-склад для продуктов и холодильник, хозяйничал парень лет двадцати пяти, по-южному смуглый, со смолисто-черной шевелюрой, проволочно-жесткой и неопрятной.

— Что будем есть? — спросил повар, едва кивнув. — Накормлю, как в лучших ресторанах! Это тебе Жора говорит! — бормотал он, гремя кастрюлями. — В хороших ресторанах работал когда-то!

Под навесом никого не было, Жора явно скучал. И теперь был рад случаю поболтать с новеньким.

— Зачем бросил? — машинально спросил Микуль, думая о своем.

— Зачем все бросили дом, приехали сюда, знаешь? Вот затем и я приехал! И ты, и я. Все!

— Строить приехали все, нефть искать, — простодушно стал объяснять Микуль, вспомнив уроки ингу-ягунского учителя Александра Анатольевича. — Я знаю в лесу всех зверей и птиц, а вот нефти ни разу не видел! Всякому охотнику интересно узнать, какой такой зверь есть — нефть!

— «Строить», «нефть»! — презрительно протянул Жора. — Я приехал — тут совсем не вигодно, одни комары! Думаешь, я строил, нефть искал?! Я с комаром воевал прошлое лето! Вот погоди — скоро их совсем много будет, в уборную не дают сходить! Разве жизнь это, а?!

— Комары здесь недолго будут, самое большое — месяц, потом их мало будет, — сказал Микуль. — Тут как болота просохнут — комару конец. Это на больших реках, где нет болот, они долго живут, рано появляются и поздно исчезают. В старину, в комариное время, нарочно в болота уезжали, пережидали там.

— К черту, домой поеду! Море, Одесса, женщины… эх, совсем немного осталось! А здесь работа тяжелая, помощник в отпуске. А людей сколько? Четыре вахты по шесть человек, потом три лаборантки, тракторист, сварщик, уборщица. Да еще мастер, его помощник и механик! Тридцать три человека в бригаде, и все бегут: «Жора, корми!», «Жора, волком есть хочу!». Жора раньше всех встает, позже всех ложится. Комары, скука, невигодная жизнь! Поживешь и сам убежишь! И женщин нет, а была у меня вигодная женщина! — Жора аж зажмурился от удовольствия.

«Вигодно» было его любимым словечком, остальные слова выговаривал чисто. Но когда очень волновался, в его говоре слышался южный акцент. Дюжего помбура Гришу Резника считал «вигодным мужиком» — давал выручку, ел за двоих. И работал соответственно. А вот помазок Березовский «невигодный». Тощий, высокий, он не любил засиживаться у Жоры.

— А что это — помазок? — спросил Микуль.

— Помазок? Дерьмо работа — это кто дизеля подмазывает. Помогает дизелисту! — пренебрежительно фыркнул Жора. — Скоро все узнаешь!

«Ну, Микуль, если хочешь ладить с Жорой, наворачивай побольше — все будет в порядке!» — усмехнулся про себя охотник, вполслуха слушая Жорину болтовню.

Но есть не хотелось: мясо было, видимо, баночное — несвежее и совсем безвкусное, мясом не пахнет. Подлива показалась горькой, с тошнотворным запахом пережаренного лука. А вермишель так вовсе напомнила траву, которую едят только гуси. И чай без аромата, железом отдает — речная вода и та вкуснее.

— Слушай, друг, а шапку ондатровую или выдру можно найти, ты охотник? — понизил голос Жора.

— Ты же домой хочешь ехать, зачем тебе зимняя шапка? Я слышал, там жаркое море, где Одесса. Не зря же туда перелетные птицы идут, за теплом они идут.

— Там тоже зима есть, и холод есть.

— Какая же зима, если вода не замерзает? Птицы где плавают? Или еще дальше летят?

— Может, и летят, не знаю. Но ведь хорошая вещь везде ценится!

Уходя, Микуль решил успокоить Жору:

— Комаров в этом году немного будет — вода маленькая. Потерпи до осени, на охоту вместе сходим!..

Солнце назад смотрело — уже скрылось за лесом, а на верхушках сосен все еще играли грустные оранжевые лучи.

«Завтра будет ясный день», — машинально, по охотничьей привычке отметил Микуль. Хотя сегодня он ничего не делал, но железный грохот вышки вдавливал его в землю: голова болела, и отчего-то ныли плечи, а в нос бил нетаежный дух буровой.

Мастер Кузьмич после обычного вечернего обхода буровой, убедившись, что все в порядке, вернулся в свой балок. Шло бурение. У пульта самый опытный бурильщик Алексей Иванович, за него нечего беспокоиться. В ноль часов смена вахт, заступает молодой бурильщик, вот за тем еще нужен глаз да глаз. Надо будет посмотреть, как он там. А сейчас можно и подремать до двенадцати, соображал Кузьмич, время еще есть. Только он прилег на полку, как дверь распахнулась и на пороге бесшумно вырос новый помбур Сигильетов, весь какой-то взъерошенный. Увидев его взволнованное и бледное лицо, Кузьмич понял — что-то случилось. Но не успел раскрыть рот.