Николай Дементьев - История моей любви

— Быстро ты, — сказала Витя. — В институте хорошо учился?

— Ничего…

— Вы, ребята, все к математике способные.

Вышла на палубу, хватаясь руками за поручни. Тугой ветер толкал в спину, тоскливо высвистывал. У другого борта стояли — празднично-шумные, светлые — пароход и кран Ермоловой. Мы с Витей пошли к ним, спотыкаясь.

В ярко освещенной кабине крана стояла Ермолова, улыбаясь:

— Не спится? Здравствуйте.

— Не спится, тетя Таня, — ответил я. — У меня к вам маленькая просьба: я возьмусь за крюк, а вы перенесите меня по воздуху на стрелу. Вон она, в воде лежит.

Ермолова перестала улыбаться:

— Не могу. Не разрешается. А если сорветесь?

— Вода ледяная, еще раз купаться — просто не выживу!

Она молчала.

— А если я прикажу? Я ведь все-таки начальник…

— А я не все приказания обязана выполнять.

— Пароход подойти к стреле не может, — спокойно проговорила Витя. — Лодки у тети Фени нет. Черт его знает, такие краны строили, а деревянную лодку в пароходстве получить — проблема! Сапожник без сапог!

— Да я разве сорвусь?! — быстро сказал я. — Смотрите!

Я выбрал место и встал на руки. Покачнулся, ныло тело. Нет, врешь!.. На пароходе кто-то звонко засмеялся. Ермолова, ласково улыбаясь, сказала:

— Может, привяжетесь все-таки? Ах, сынок, сынок.

Зашумела лебедка. Большой, высотой до колен, крюк опустился на палубу. Я взял стропы, встал ногой на крюк, схватился рукой за трос:

— Поехали!

Крюк медленно пополз вверх, потом в сторону, вот он уже над водой, вот и стрела. Я бросил на нее стропы, залез сам.

Крикнул Ермоловой:

— Вы, тетя Таня, мастер, каждый день бы катался!

Долго застрапливал стрелу. Витя ходила по понтону, что-то советовала мне, просила Ермолову перенести и ее — тетя Таня молчала. Вот тросы натянулись. Я разогнулся, схватился за них, и только теперь понял, как это опасно… Стрела пошла вверх почему-то одним концом, — неужели неправильно рассчитал? Ермолова поднимала и поднимала все выше… Нет, правильно, стрела оторвалась от дна и сразу же сильно закачалась. Я закрыл глаза: если стрела сорвется со стропов, — конец! Внизу шумела вода — значит, стрела вышла из нее. И все качается, хоть бы перестала!.. Вдруг стрела поплыла в воздухе. Вот и понтон, нижний конец стрелы неожиданно просто лег на палубу понтона.

Ермолова начала травить трос, и второй конец стрелы опустился на понтон.

— Хорошо поставила, сбоку, — одобрительно говорила Витя. — Для крана место осталось.

Верно! А я об этом и не подумал.

— Спасибо, тетя Таня! — крикнул я Ермоловой. — Больше не буду, — и спрыгнул на палубу.

Ермолова медленно, облегченно улыбалась, поправляя на голове платок. Погрозила мне пальцем.

…Рассвело. Катер отошел от понтона, сильно качнув его. Витя сидела в рубке, прижимаясь затылком к стене. Улыбалась через силу и по временам взмахивала нам рукой. Рядом с ней стоял Пулин. Он сегодня утром приехал с этим же катером из порта и теперь возвращался, чтобы свезти Витю. Власюк не приехал. Почему, интересно?..

Шилов неожиданно поднял руку и, покраснев, неловко помахал Вите рукой. Глядя на него, быстро замахал Солнышкин. Потом поднял тяжелую руку Котченко…

Паровая машина висела на перевернувшейся площадке крана. Завели цепи талей, выбрали слабину. Шилов отвинчивал фундаментные болты. Мы все впятером стояли внутри кабины крана, стараясь не оступиться в воду. Ребята молчали, поглядывая снизу вверх на машину, и невольно отодвигались. У меня было то же ощущение, что и вчера со стрелой: будто я держу всю машину в руках, чувствую, как ее вес передается на болты и куда она полетит, если сорвется… Может, и вправду есть во мне инженерская жилка по наследству от отца?

— Так. Теперь подожди, — сказал я Шилову. Он сразу же послушно опустил ключ, отодвинулся. — Бери здесь ломом. Сильнее! Отбалчивай, Петя!

Вот и последний болт. Жарко…

— Вот что, ребята, — сказал я, выпрямляясь. — Вылезайте наверх, здесь останусь я и Вася.

Котченко, навалившись всем своим огромным телом, побагровев, держал машину ломом. Я присел под ней, стараясь, чтобы голова не очень сильно втягивалась в плечи. Обхватил ключом гайку и стал поворачивать ее.

— Павел, — сказал сверху Дербенев, — надень на ключ трубу, все дальше от машины будешь.

Я надел на ключ конец трубы и вылез из-под машины. Виток, еще один… машина дернулась; Котченко, отброшенный к стене, радостно улыбался; у меня не выговаривались слова, я только кивнул ему: «трави!» Машина легла боком, не очень удобно, но Шилов одобрительно сказал:

— Хорошо, Павел, что мы заранее подложили под нее трос, теперь бы не подсунуть.

Сели на понтоне курить. Все рядом, как тогда с Петром Ильичом.

— Как же будем брать котел? — спросил я.

— За низ, — сказал Шилов.

— Нет, за середину! — авторитетно возразил Дербенев.

— Ну, ты знаешь?..

— Подождите, ребята, это дело не простое, надо подумать, — сказал я. Достал бумагу, карандаш. — В институте нас всегда учили в таких случаях: эскизик.

Начертил эскиз котла, косо висящего вниз трубой. К площадке он прикреплялся фундаментными болтами, расположенными по окружности. Ребята дышали мне в затылок…

— За середину его брать нельзя.

— Почему это? — отрывисто и сухо спросил Дербенев.

— Смотри, Саша. Если взять его за середину, он низом сядет на болты, зажмет их. Так?

— Ну, так…

— Нам будет трудно отдать их. А когда отдадим — котел выскользнет, низ-то у него тяжелее?

Дербенев промолчал.

— За один низ тоже брать нельзя: котел закачается, помнет верх, поломает машину.

Теперь ребята с любопытством молчали. Только бы мне не ошибиться!

— Да, только так, — сказал я. — За верх прикрепим котел к раме тележки, а за низ возьмем талями.

— Пожалуй, так, — наконец пробасил Котченко.

— Ты же вроде в технике разбираешься, — вдруг негромко сказал мне Шилов. — Чего же раньше не работал нормально?

— Ждал, пока кран опрокинется? — Дербенев засмеялся.

— Пока жареный петух клюнет…

— Бросьте, ребята, — негромко сказал Котченко.

— Много причин. — Я помолчал. — А главное, сам виноват.

— Ничего, Степаныч еще себя покажет! — Котченко сильно сжал мои плечи.

Я встал, бросил в воду папиросу. Ребята молчали.

— Ладно, ничего, — сказал Шилов. — С кем не бывает!..

Котел снимали мучительно долго, трудно. Пузатое трехтонное тело его страшной тяжестью нависало сверху. Мне хотелось убежать, спрятаться или хотя бы закрыть глаза. Ребята отвинчивали болты по очереди, вздрагивая при малейшем скрипе: выбежать из-под котла не успеть! Ребята менялись, а я молча и неподвижно стоял под котлом до тех пор, пока Котченко не сказал:

— Брось, Степаныч, нас воодушевлять, отойди.

— Все равно: если кого-нибудь из нас задавит, Степанычу сидеть, — Дербенев нервно засмеялся.