Николай Дементьев - История моей любви

Вот в ту ночь я долго не могла заснуть… То мне виделось, как я впервые, только придя в нашу бригаду, увидела его большие голубые глаза в золотистых и по-девичьи длинных ресницах, ласковые-ласковые… И большеносое скуластое лицо; и румянец на щеках сквозь загар; и широченные плечи; и что выше меня он на целых двадцать сантиметров; и услышала его ровный басок… И как сильно он смутился, знакомясь со мной, а потом глядел с растерянным восхищением, испугался, что я могу обрезать свои волосы… То вдруг вспомнила, как Леша, ничего не говоря, но надежно держал меня под руку на похоронах отца с мамой, а я наконец-то заплакала, ткнулась лицом ему в грудь… И как потом я сама уже откровенно сказала Валере: хочу, чтобы Леша меня проводил после работы, — а Шамогонов еще прощения у меня попросил… И Леша стал провожать меня и однажды откровенно рассказал о своей истории с Катей… И сказал мне: «Тебя никакая грязь замарать не может!…» Неожиданно всхлипнула, когда увидела, как Леша молча положил по букетику цветов на могилы отца и мамы, сел потом рядом со мной… И как исказилось у него лицо, когда я сказала нашей бригаде, что влюбилась в Игоря, и не пошел тогда Леша провожать меня с работы… А однажды Степан Терентьевич обеспокоенно спрашивал Лешу о здоровье Лидии Алексеевны: она уже две недели была в больнице с приступом стенокардии, а я даже и не знала об этом… Или как я рассказала бригаде о своей ссоре с Маргаритой Сергеевной, а Степан Терентьевич именно Леше сказал, чтобы он подобрал мне каску поприличнее, и Леша терпеливо пробасил: «Хорошо».

Хоть будущий мой ребенок по-прежнему оставался главным для меня… Настолько главным, точно весь мир сходился на нем, но я уже с какой-то новой, нежной и теплой радостью открытия предстоящего счастья вдруг вспомнила, как совсем по-мальчишески откровенно набычился Леша, когда я знакомила бригаду с Игорем, а потом пробасил: «Как же ее обидишь? Наша ведь она… — И вздохнул: — Первый раз такого красивого вижу…» А когда я сказала, что по работе не ошибусь, хоть и в наваждении сейчас, а Пат вздохнул, что в жизни посложнее, к сожалению, ситуации встречаются, Леша уверенно ответил: «Не должна наша Анка ошибиться, повзрослела она уже…» А где же я, дура, сама-то была все это время?!

И ведь когда все Тарасовы приехали встречать меня после смены и я сказала бригаде, что это потому, что я жду ребенка от Игоря, Леша не отпустил моей руки, продолжал так же надежно и крепко держать ее. Тогда поняла: что бы со мной ни случилось, ни за что и никогда не оставят они меня одну без помощи! Леша ведь даже сказал: «А мы-то все?..» Это когда я сообщила бригаде, что меняю судьбу, одна ребенка выращу, человеком воспитаю…

Или как я, дура, поручила Леше позвонить Тарасовым, чтобы узнать, вернулся уже Игорь из командировки или нет, и Леша позвонил…

«Быстро она для вас, Игорь Михайлович, из Анки в Анну Лаврову превратилась…» — устало пробасил Леша; и ведь сказал же он: «Ошибка эта наша Анку не покалечила!..»

Я даже заплакала вдруг, стараясь только не потревожить Дарью Тихоновну за стеной. Господи, да что же это получается-то?.. Ну хорошо, мне еще девятнадцати нет, но не совсем уж я набитая дура… Даже вон человек, который без году неделю меня и Лешу знает, та же Дарья Тихоновна, и то сумела все разглядеть, прямо сказала мне еще в больнице: «Ты только себя-то не бойся, девочка! Настоящий Леша человек, во всем настоящий! Даже в том, как по-мужски терпеливо и самозабвенно любит тебя, ждет бессловесно. Твой это мужчина, Анка, для него ты родилась!..» Если, значит, парень молчаливый, и скромный, и с виду не такой писаный красавец, как Игорь, и на слова не бойкий, а ценит их, то я уже и не способна разглядеть в нем все те неизмеримо дорогие человеческие качества, которыми единственно и ценен человек, благодаря которым он и создал жизнь на земле, и продолжает строить все лучшее на ней?!

И поняла, что плачу уже в голос, со страху разревелась, как только представила себе: Леше надоело наконец, и перестал он нянькаться со мной, беременной от другого, отошел в сторону и вообще исчез из моей жизни!..

Опомнилась, когда увидела, что разбуженная Дарья Тихоновна уже сидит на моей кровати, успокаивает меня и дает мне воды. И услышала, как кричу:

— Господи, как же я жить-то без Леши буду?!

Не знаю, чем бы вообще кончилась эта моя истерика, если бы Дарья Тихоновна не дала мне вдруг ласковую пощечину, не сказала:

— Разглядела в конце концов, дура скороспелая?! — И скомандовала: — Кончай психовать: про ребенка забыла?!

И тогда я замолчала разом, будто кто рот мне наглухо зажал.

Недели за три до рождения ребенка к нам с Дарьей Тихоновной как-то вечером неожиданно приехали Лидия Алексеевна с Лешей. Я была уже знакома с Лидией Алексеевной, однажды вместе со Степаном Терентьевичем ездила ее навещать. Она лет на десять или даже пятнадцать моложе Дарьи Тихоновны, но такая же низенькая и тихая, а из-за больного сердца будто увядшая, так что выглядит даже постарше. Но вот глаза у нее такие же чистые и доброжелательные, как у Дарьи Тихоновны и Вадима Павловича.

Сначала мы попили чаю на кухне, а потом Лидия Алексеевна послала Лешу в магазин, помолчала, решилась и спросила потихоньку:

— Почему ты, Анка, не хочешь зарегистрироваться с Лешкой?.. У меня уж сил нет глядеть, как мучается он!..

У меня сначала радостно екнуло сердце и сделалось горячо в груди, но тут же я поняла, будто даже запрещала себе раньше подумать об этом, что опять права оказалась Дарья Тихоновна: не могу я рисковать своим будущим ребенком!.. Покраснела, опустила голову, молчала, пока Дарья Тихоновна не сказала ласково:

— Иди-ка, Анка, прогуляйся, повстречай Лешу…

— Хорошо…

Я так и не могла взглянуть на Лидию Алексеевну, встала, оделась, и вот когда вышла на лестницу, то поплакала тихонько: ну что же за дурацкий у меня характер, спрашивается, что никак я его переломить не могу?!

Не знаю уж, как Дарья Тихоновна сумела успокоить Лидию Алексеевну, но когда мы с Лешей вернулись домой, обе они смеялись чему-то, а Лидия Алексеевна ласково поглядывала на меня, больше не заговаривая об этом.

Когда у меня родилась девочка, а не мальчик и медсестра первый раз принесла ее показать мне, я сразу же сказала:

— Верушка ты моя, Верушка!.. — точно и до этого уже хоть и бессознательно, но решила: именно это у нее будет имя — Вера!

Встречать меня из роддома приехала вся наша бригада, в тот день она работала в вечер, и цветов мне надарили!.. Верушку, боязливо и радостно улыбаясь, нес на руках осторожно, как стеклянную, Леша, а я шла рядом с ним. Вокруг, весело разговаривая, шли все наши, только я вдруг заметила вдали Игоря: он стоял и молча глядел на меня, кивнул поспешно, когда мы встретились взглядом, но подойти так и не решился… А Леша, слава богу, не видел его, но я слышала, как Евгений Евгеньевич негромко сказал сзади Белову: