Зигмунд Скуиньш - Мужчина во цвете лет. Мемуары молодого человека

Возраст в нем давал о себе знать довольно необычно: казалось, год от году Большой становится все более прилежным и подвижным, волевым и деятельным. Все увлекало и занимало его. При всем при том он абсолютно был неспособен понять простейшую вещь: то, что занимало его, других в данный момент могло не интересовать.

— Свелис, что ты делаешь?

— Читаю.

— Иди-ка посмотри, какое облако в штанах. Маяковский, оказывается, был чистейшей воды реалистом.

Полчаса спустя.

— Свелис, ты все еще читаешь?

— Читаю.

— Надо бы снять со шкафа чемодан.

— Нельзя ли попозже?

— Это займет совсем не много времени. Там у меня заметки о Дидро. Хочу тебе показать, что он писал об экспериментах.

— Через полчаса, хорошо?

— Не отлынивай. Вот увидишь, это тебе пригодится.

Все, разумеется, должно было вершиться по его воле. Но угадать его волю было не просто. За завтраком, скажем, я привык пить кофе.

— Не годится, это никуда не годится.

— Что не годится?

— Баловать себя. Утробу ублажать. Кофейничанье — особый вид алкоголизма.

— Без кофе не могу проснуться.

— Вздор. Кофе пить — потакать своим слабостям. Сто граммов — два рубля. В высшей степени аморально. Отцы наши пили липовый чай. Или они из-за этого меньше сделали? Привычка превращает в норму исключительное. И все лишается смысла — действенное лекарство, прекрасная речь, да что угодно.

Примерно тогда же стало известно, что наконец решено приступить к строительству университетского общественного центра. Главное здание университета, возведенное более столетия назад, напоминает прекрасный старинный дворец, внутри превратившийся в коммунальную квартиру. Несоответствие между практическими нуждами и первоначальными замыслами не раз приводило к поверхностным перестройкам; гармонично уравновешенное пространство рассекали фанерные перегородки, по классическим аркам потянулись провода и трубы, актовый зал по большей части занимала филармония, а спортивный вообще отсутствовал.

Общественный центр был спасением и разрешением многих проблем. Он разгрузил бы старое здание, создал бы новую подобающую современному университету обстановку.

Мысленно я рисовал себе картину будущего: после ряда архитектурных неудач над Ригой наконец поднимется великолепная постройка, которая в городской панораме проставит важный акцент. Студенты получат залы для различных мероприятий, спортивный комплекс, увеселительный блок, корпус для самодеятельности, гостиницу. Неподалеку от университета, по ту сторону канала, за плакучими ивами и белыми березами, полным ходом идет реконструкция Оперы. Оба здания, можно сказать, близнецы, строились в одно время! Былое великолепие обретает зал, в котором некогда дирижировал Вагнер (впрочем, нет, тогда еще Оперы не было, Вагнер дирижировал в первом Рижском музыкальном театре), Лео Блех, Купер, Рейтер, Вигнер, Тон; там звучали голоса Шаляпина, Тито Скипы, Рудольфа Берзиня. И старое университетское здание реконструируется: архитекторы возвращают первозданный облик аудиториям и кабинетам, в которых преподавали Оствальд, Вальден, Цандер, Эндзелин, Стучка, Страдынь, Калнынь.

Я разыскал Зелму и поделился с ней идеей: начало строительства общественного центра отметить студенческим субботником. Зелма подумала и согласилась:

— Это можно.

— Строительную площадку, конечно, и без нашей помощи приведут в порядок. Субботник — чистая символика.

— Разумеется.

— Может, обсудить на бюро комсомола… Чтобы предложение исходило от какого-нибудь факультета.

— А вот это совершенно напрасно.

— Надо все как следует обдумать.

— Чего тут думать! Воспользуемся прессой. Самое милое дело: письмо студентов. Напишем — и точка. По инициативе Зелмы Ренскумберги и Калвиса Зариня.

В ближайшие два дня заниматься этим не пришлось, подоспела срочная работа. И меня порадовало, что при следующей нашей встрече Зелма с первых же слов заговорила о субботнике. Как бы между прочим, но всем своим видом выдавая увлеченность.

— А знаешь, — сказала она, — к идее субботника уже проложена тропа. Комитет комсомола поддерживает, партбюро за, ректор тоже. С профсоюзным боссом пока только не говорила.

— А что наши?

— Какие «наши»?

— Ну, на курсе, в группе?

— А-а… — усмехнулась Зелма. — Есть отличный анекдот о том, как обезьяна собиралась полакомиться сливами. Сначала решила проверить, пройдут ли они.

— Завтра у нас собрание. Хорошо бы обсудить, посоветоваться, как сформулировать обращение.

— Ну что ж, поговори, — согласилась Зелма. — Почему бы нет.

— А у вас когда собрание?

— Не скоро. Да не будь ты формалистом!

Обращение, как оказалось, у Зелмы вчерне уже было готово. В меру восторженное, в меру деловитое. Как раз в нужном ключе. Начиная с заголовка «Помечтаем за работой» и кончая заключительным призывом «Выходя на субботник, шагайте в ногу с завтрашним университетом», Зелма, на мой взгляд, удачно развила мысль о том, что человек не желает быть только потребителем, что необходимо поддерживать равновесие между тем, что он получает и что отдает. Один абзац меня попросту умилил, тот, в котором Зелма говорила об энтузиазме как о стародавнем этическом факторе, ссылаясь на Райниса: «Обретают — отдавая, обретают — получая. Отдавая, что обрел, никогда не обеднеешь». Как пример она приводила Праздник песни, где труд превращается в радость, а также другие добровольные начинания, в которые люди вкладывают усилия, не ожидая материальных благ, не ожидая ничего, кроме радости и душевного удовлетворения.

В последующие две недели для пропаганды субботника Зелма организовала радиочас, и там прокручивались ее интервью с деканом, автором проекта архитектором Вайделотом Букой (как ей удалось! О нелюдимости и желчности Буки рассказывали чудеса); она же устроила межфакультетский конкурс на лучший плакат, подготовила передачу для молодежной редакции телевидения. Зелма ходила по инстанциям, давала разъяснения, подбадривала, увлекала, улаживала формальности, воевала с равнодушными, появлялась на собраниях, осаждала корреспондентов и подыскивала фотографов.

Нельзя было пожаловаться на отсутствие энтузиазма в университете. Инициативы следовали одна за другой. Доска объявлений пестрела призывами: выйдем! сделаем! выполним! построим! поддержим! Нередко такого рода подъем и оживление бывают формальными. Мероприятия «для галочки» подчас оказываются мертворожденными. И все же я бы не сказал, что равнодушие неустранимо. Отзывчивость студентов подчас просто поразительна. Идея субботника тоже многим пришлась по душе. На что я и рассчитывал. Во всяком случае не сомневался, что субботник удастся на славу (мой Клосс!). Говорю это не к тому, что хотел бы умалить блестящий вклад в это дело Зелмы. Как раз наоборот. Хотя в подготовку субботника многие внесли свою лепту, но участие Зелмы придало всему — как она сама бы выразилась — надлежащий уровень. За что бы Зелма ни бралась, все у нее выходило талантливо, к тому же ей невероятно везло. Она никогда не терялась, не останавливалась на полпути, ни в чем себя не сдерживала.