Николай Горбачев - Битва

Ракеты на пусковых установках ощетинились и отсюда, из бункера, казались древними фантастическими единорогами. Лишь изредка поглядывая в узкое щелевое окно, привычно отмечая положение ракет на установке, скользя взглядом по ажурным железным мачтам, поднимавшимся над бетоном стартовой площадки, Гладышев был занят и поглощен только одним — показаниями приборов и сигнальными транспарантами. Он переходил от одного пульта к другому. Чисто механически отметил, что репродуктор с металлической хрипотцой объявил:

— Готовность тридцать минут!

В сознании Гладышева отсеклось: начинался третий этап испытания, последний; два других пройдены без сучка без задоринки, и, кажется, теперь все идет к завершению, к окончательному аккорду — все пусковые установки заряжены, тягачи очистили боевую позицию, рядком выстроились на бетонной площадке в стороне. Благодушие, раскованное настроение ощутимо передались всем, кто был в бункере: среди членов рабочей подкомиссии уже не было того напряжения, той строгости и чинности, какими все начиналось три часа назад, — теперь в бункере вольно передвигались, разговаривали, кое-где всплескивались шутки, смешок. Атмосфера, настроение в бункере стартового комплекса определялись и ощущением близости конца испытания, и тем дыханием, теми отголосками настроения, которые невольно доносились с главного командного пункта, где теперь сидело все высокое руководство, все «основные силы» государственной комиссии. Случалось, что после официальных команд и распоряжений громкую связь не успевали вовремя выключить, и тогда сюда, в бункер, врывался с командного пункта живой, возбужденный говор, а то и полусмех, восклицания — там, выходит, тоже убывало напряжение, брала верх уверенность, что дело идет к благополучному концу.

Как раз Гладышев об этом и подумал — подумал с облегчением, что так оно и есть, что все нормально. Позади пультов столпились испытатели, члены рабочей подкомиссии, лишь операторы да несколько прямых руководителей испытания оставались на своих местах. Думая, что он сейчас тоже пройдет туда, за пульты, к общей группе людей, Гладышев, однако, задержался перед крайней стойкой пульта, и сам бы не ответил почему — просто так, пожалуй, чтоб в последний раз привычно взглянуть, как ведут себя табло и приборы: все ли в порядке с подготовкой ракет?

В следующую секунду два события слились у Гладышева в одно: перед глазами мигнуло раз-другой красное табло, высветился «Отказ», а по громкой связи раздался чуть встревоженный голос инженер-капитана Мостакова, ответственного по старту:

— В ракете утечка!

Гладышев не успел еще принять для себя какое-то первое решение, как резко и властно в динамиках прозвучал голос руководителя испытания:

— Всем в укрытия! Покинуть старт!

В бункере в одно мгновение все изменилось: смолкли переговоры, все звуки отсеклись, прекратилось всякое движение, и люди застыли на своих местах: казалось, налетел внезапный ледяной смерч и обратил разом все в неживое. Включился динамик командного пункта, и голос, который Гладышев тотчас узнал, — голос Умнова, главного конструктора, жестко потребовал:

— Стартовый комплекс! Доложите причину отказа.

— Товарищ главный! Предварительно: самопроизвольная утечка во втором отсеке ракеты.

В динамике — переговоры, короткие и отрывистые:

— Да-да, товарищ маршал…

— Председатель комиссии генерал Купрасов — его решение…

— На месте надо выяснить — я готов!.. — И вслед за тем отчетливо и ровно: — На стартовом комплексе! Говорит Сергеев. Сейчас буду у вас.

Неотвязно думая почему-то вот о том, что сейчас появится генерал Сергеев, начальник полигона, Гладышев смотрел туда, на «нулевую отметку», где теперь на бетонной площадке не было ни одного человека, лишь древними единорогами на могучих установках нацелились ракеты в чистое, безоблачное степное небо. Теперь и он, Гладышев, видел: белый густой дым возникал где-то внизу, растекался, обволакивал ракету, — казалось, внутри ее, в неведомом пока месте, тлела огромная головешка. Да, Мостаков верно определил — самопроизвольная утечка.

Сергеев приехал быстро — появление его в бункере показалось даже неожиданным, — он вошел, откинув штору на звякнувших кольцах, не один, за ним по ступеням спустились Фурашов, начальник политотдела Моренов. В один миг Сергеев окинул взглядом бункер, словно поискал острым взглядом кого-то, высокий и прямой, встал посреди бункера:

— Инженер-подполковник Почекута, ваше мнение?

— Утечка во втором отсеке, товарищ генерал, — выступив перед Сергеевым и остановившись, ответил начальник отдела.

— Ну и что же?

Гладышев, оказавшийся с краю в плотно сгрудившейся толпе, видел теперь спокойный профиль инженер-подполковника Почекуты, стиснутые твердо, в горизонтальную полоску, губы, видел, что и Сергеев, задавая этот вопрос: «Ну и что же?» — не глядел прямо на Почекуту, а чуть опустил взгляд; и Гладышев понял, что генералу трудно задать тот единственный и прямой вопрос: «Что делать?» И он, верно еще сам осмысливая происходящее, поставил его этак не прямо, скорее для себя, а не для тех, кто находился в бункере. Так по крайней мере показалось Гладышеву, и он ощутил какое-то неосознанное внутреннее движение: двух решении здесь нет, на вопрос генерала есть только один ответ, и он может, он должен ответить… Гладышев автоматически, словно следуя примеру инженер-подполковника Почекуты, сделал шаг вперед:

— Разрешите, товарищ генерал?

Глядя теперь лишь на Сергеева в твердой и единственной решимости, он не видел, что делалось у него за спиной, какая реакция была у его товарищей, но отметил, как позади Сергеева оба, Фурашов и Моренов, настороженно-строго, выжидательно замерли; у Фурашова брови сдвинулись, он отвел взгляд, Моренов же смотрел на Гладышева в упор, сделав полшага вперед и остановившись. Что-то будто дрогнуло и во взгляде Сергеева — вроде бы слабая надежда, — и он посветлел, стал теплее.

— Пожалуйста, товарищ Гладышев.

— Ракету надо разрядить, отбуксировать, иначе возможен взрыв, товарищ генерал…

— Вот именно! — с недовольными нотками, будто порицая предложение Гладышева, перебил Сергеев.

…Когда они трое — Гладышев, Мостаков, Гориничев — в специальном снаряжении, похожие на диковинных марсиан, поднялись из бункера наверх, подошли к пусковой установке, там все уже было в белом клубящемся дыму. У Гладышева в висках отстукивали молотком последние слова генерала Сергеева: «Считайте — время работает против вас. Будьте предельно осторожны!» Гладышев с Мостаковым первыми ринулись в белую темень, и тотчас напористая струя дыма обдала смельчаков. Сильный удушливый запах сдавил дыхание даже через противогаз. Надсадный кашель забил Гладышева, когда он рванулся по лесенке. Вывернувшись, Мостаков схватил его за плечо, что-то кричал, жестикулируя, и Гладышев наконец увидел то, на что, должно быть, тот показывал: в безветрии, без доступа воздуха, в белом дыму по станинам установки, растекаясь, бежали ленивые чахлые языки пламени.