Виктор Кондырев - Сапоги — лицо офицера

Впереди минометной батареи девятая рота развернулась и цепью побрела вперед, по залитому полю.

Капитан Синюк, как и все, в противоатомной накидке, перчатках и противогазе, замахал руками, пошли, не отрывайтесь от пехоты. Расчеты впряглись в лямки, тяжело оскальзываясь, покатили минометы следом за цепью.

Заревев, гоня перед собой вал воды, опережая пехоту, пополз бронетранспортер взвода управления, увозя Синюка на наблюдательный пункт. Люди в противогазах ругались криком, не слыша собственного голоса, вслепую двигались неизвестно куда, в дождевую тьму, пехота давно скрылась из виду.

— Стой! — Казаков побежал от миномета к миномету, приказывал знаками. — Стой! Стой! Приказано продвинуться на пятьсот метров. Батарея, к бою!

Ливень не прекращался, прямо-таки прижимал к земле, но минометы развернули, почти наугад направили…

Синюк кричал в телефон команды, подтащили выскальзывающие из рук мины, первый миномет сделал пристрелочный выстрел…

Жигаев нервничал. Связь только с девятой ротой, остальные неизвестно где, из-за этого, будь он проклят, дождя, наломают дров командиры-сопляки, как тут управлять боем, ни видимости, ни связи. Слабо бухнул выстрел, из девятой роты передали, минометчики начали стрельбу. Командир батальона разволновался еще больше, упаси Боже, впотьмах шарахнут эти дураки-лейтенанты по людям, не надо было затевать стрельбы в такую погоду…

По полю шел бронетранспортер с высокими антеннами, такой в полку только у Белоуса, с какой стати он здесь, встревожился Жигаев и только сейчас заметил, что дождь перестал, снова наступил день.

Полковник улыбался.

— Вот, решил посмотреть, Жигаев! Танкистов не жди, опасно выпускать эти развалюхи в такую погоду. Когда начинать будешь?

Донеслись шесть минометных выстрелов подряд. Полковник удивленно обернулся, увидел далеко в поле минометы, маленькие фигурки солдат.

— Уже началось? — недоуменно спросил полковник. — Тогда почему вы здесь, товарищ майор? Вы что, командуете войсками, как Карл XIII? «Вдруг слабым манием руки на русских двинул он полки»?

Белоус переходил на «вы» в исключительных случаях, это было известно, и майор Жигаев торопливо, но стараясь не терять достоинства, начал объяснять. Связь, дождь, долго ждали, солдаты промокли…

— Солдаты промокли? Я вижу! А вы почему сухие и ваш начальник штаба тоже? Пехотный командир сидит в будке, бьет балду, а его батальон рылом грязь роет! — кричал полковник с редкой для него серьезной злостью. — Связи нет? Тогда марш в войска!

Бронетранспортер рванулся на скорости в сторону залегших рот…

— Хорош! — весело крикнул в трубку Синюк. — Отстрелялись! Давай сигнал пехоте! Пусть наступают!

Петров поспешно достал из-за пазухи давно припасенную ракету, с воплем дернул за шнур, зеленый огонек повис в ясном после дождя воздухе.

Девятая рота поднялась в атаку…

Подъехал Белоус, нежданно-негаданно, приветливо помахал рукой, не суетитесь, отдыхайте после стрельбы, я посмотрю незаметно на свою пехоту.

Полковник стал на броне и поднял бинокль.

В полукилометре слева наступала седьмая рота. Солдаты неторопливо трусили по воде, постреливая короткими холостыми очередями.

Атомный взрыв полыхнул чуть правее, впереди. Саперы не подвели, взорванная бочка солярки пыхнула вверх черноогненным облаком. Роты упали на живот, лицом в воду, головой к взрыву, полежали немножко, поднялись и пошлепали вперед.

Белоус торжествующе посматривал — видали, как плюхнулись, и идут хорошо, выдерживают цепь, хоть и нельзя сказать, что атака стремительна, как лавина, но молодцы, пехотинцы, молодцы!

Наискось, через поле, навстречу атакующим, ехал газик. Страшно довольный инженер полка майор Савостин, ответственный за ядерную вспышку, сидел на переднем сидении. И правда, удивительно, как после такого потопа что-то там у него смогло взорваться…

Белое алебастровое лицо его было по-домашнему умиротворенным, даже простецким. Неопределенного возраста вождь мирового пролетариата отрешенно смотрел на табунчик своих двойников, заговорщицки сбившихся в углу.

Лейтенант Иса Арай-оглы любовно разглядывал стоящий на табуретке посреди заброшенной казармы бюст Ленина. Десятка два гипсовых изваяний, лишенных официальной торжественности, с влажными тряпочками на темечках стояли на полу…

Арай-оглы, промучившись зиму со своими связистами, к весне пришел к твердому убеждению, что надо что-то срочно предпринимать.

Сумасшедшие амурские морозы, плохой русский язык и деликатность азербайджанца делали армейскую службу невыносимой.

В роте связи он был единственным некадровым офицером, и коллеги-связисты, пользуясь его неумением отказывать, постоянно посылали Ису на занятия в поле, сами же целыми днями калякали в теплой каптерке.

Хваткий ум южанина нашел выход, а инстинкт самосохранения позволил преодолеть врожденную стеснительность.

Замполит выслушал лейтенанта и задумчиво скрестил руки на животе. Если это не фантазии и брат-скульптор Арай-оглы пришлет сюда формы для отливки, то, наладив производство бюстов Ленина, полк и персонально он, Селиванов, сможет извлечь из этого первостатейнейшие выгоды. Кто может позволить себе роскошь иметь в каждой Ленинской комнате скульптурное изображение основателя Красной Армии? А ведь именно оформление Ленинских комнат является неоспоримым доказательством уровня политико-воспитательной работы и заботы о культурном досуге солдат. Небольшой пятикилограммовый бюстик вождя, нарядно выкрашенный под золото, представляет собой незаменимый памятный подарок, вручаемый в дни революционных торжеств передовым офицерам-коммунистам, чемпионам спортивных соревнований и победителям конкурса на лучшую заправку коек. Ракетчики тоже не откажутся заиметь такое великолепное пособие по наглядной агитации в обмен на несколько услуг…

Брат понял Ису, не постоял за расходами и прислал авиапочтой несколько тяжелых ящичков.

Полуразвалившуюся казарму приспособили под мастерскую, утеплив ее с намерением продолжать работы круглогодично…

Иса хлопотливо вытер пыль с табуреток, подвинул визитерам, улыбался, но говорить избегал, стеснялся.

Коровин, Сырец и Петров придирчиво пересчитали поголовье.

— Что-то эти чучела голенькие, как в бане, — сказал Коровин, завязывая разговор. — Они белыми будут или ты их чем покрасишь?

— Я хочу умэт красыт краской, — начал объяснять Иса. — Золото. Нэ знаю, много горэт будэт, бляд твою мать! Сэлэванов крычит, хочэт красыво.

— Ну, если хочет, пускай себе черепушки блестят, чего тебе волноваться, — рассеянно сказал Петров. — У тебя деньги есть?