Виктор Кондырев - Сапоги — лицо офицера

Посреди перекопанной центральной аллеи майор Жигаев крикливо распекал Славу Северчука, взводного из седьмой роты.

Северчук был единственным в полку человеком, безвылазно находящимся в расположении. Он был ответственным за замену труб парового отопления и хлебнул за лето горя.

Батальон Жигаева сравнительно быстро раскопал старые, наполовину проржавевшие трубы. Северчук приказал выбросить их на свалку, зачем хранить эту гниль. Заказали два километра новых, полку выделили только восемьсот метров, на все про все, больше нет, сказали в дивизии, выкручивайтесь сами, изыскивайте внутренние резервы. Безысходная ответственность легла на плечи Жигаева, безмятежно до этого считавшего, что его роль ограничивается только контролем за простыми земляными работами. Чтоб к сентябрю казармы были подготовлены к зиме, передали из дивизии. Там тоже сидят крупные военные организаторы, легче всего приказать, дело нехитрое распорядиться по телефону, один дурак может задавать больше вопросов, чем десять умных отвечать, сочувствовали Жигаеву в полку…

Северчук раздраженно огрызался.

— Мое дело трубы новые положить! А где их найти, это ваша забота! Как говорится, фюрер думает за нас! Я командир взвода, а вы командир батальона. Пусть в штабе пораскинут мозгами, что делать! Я проявил разумную инициативу, выбросил эти трубы, пальцем проткнуть их можно!

— Кто тебе разрешал выбрасывать! — плаксиво кричал Жигаев. — Теперь иди на свалку, наверняка, если их рассортировать, можно годные найти!

— В пизду я пойду, а не на свалку! — совсем потерял голову Северчук. — Я этот обосранный штаб дивизии жалобами заебу! Когда трубы лопнут и солдаты перемерзнут, пусть вас сношают за преступную халатность! Не меня! Скажу, я сигнализировал!

Разнервничавшийся Жигаев побежал скандалить в штаб, отводить душу, оставил в покое Северчука…

Тот присел на кучу земли и криво улыбнулся.

— Как вам нравится эта суходрочка?

Северчук сплюнул…

Желающие пили третью неделю подряд.

Начинали с утра, после обеда спали, к ужину просыпались и снова пили вино, спирт, водку, пиво. Да и почему не пить, когда еще представится такая возможность, надо не упустить свалившуюся нежданную удачу…

На лесозаготовки в Норск, за триста километров на север, послали первую и вторую батареи.

Поговаривали, приказ пришел чуть ли не из Москвы, отправить людей немедленно на выполнение срочного задания, без оружия, инструменты выдадут на месте.

Двинулись в неблизкий путь, по жуткой, даже по местным понятиям, дороге, становившейся проезжей только зимой. Снег тогда засыпал необъятные ямы, ухабы и колдобины, болота и ручейки замерзали, палки-вехи с пучком травы торчали через каждые сто метров.

Армейские вездеходы преодолели ее за четыре дня, доставив долгожданную, такую ценимую в этих краях рабочую силу, солдат.

Непредвиденный переход был вызван делом государственной важности.

Заключенный с японцами контракт предусматривал немедленную, к зиме, поставку нескольких тысяч кубометров строевого, первосортного леса, не какой-нибудь деловой древесины, а настоящего мачтового леса — многометровых, одинаковой толщины и идеально ровных стволов. Их необходимо было доставить в порт Находка, как можно быстрее, не откладывая до начала заморозков, иначе работы затянулись бы надолго, контракт был бы нарушен, репутация страны, как торгового партнера, безнадежно подмочена в глазах капиталистов, объяснил солдатам Оверьянов.

В больших сараях, бывших складах на окраине полугородка-полудеревни, пол был завален сеном, позаботились, спать на сене одно удовольствие.

Под деревьями вкопанные в землю длинные столы с навесами, в котлах ждал горячий суп с макаронами, четыре женщины на громадном железном листе жарили мясо.

Директор леспромхоза подмигнул, весело сообщил выстроенным батареям, что нормы существуют только в лесу, на лесоповале, за столом никаких норм нету, ешьте сколько хотите, просите добавки, кухарки только рады будут. О дополнительных условиях поговорим потом, посулил директор, главное, лес нужно заготовить, вознаграждение будет по результатам.

Дополнительные условия обещали быть заманчивыми, директор лукаво поглядывал на сидящих за столом офицеров, говорил вполголоса.

— Я, можно сказать, просто счастлив, что вы так быстро приехали. Народу у нас не много, выполняем только план, дополнительная продукция нам не по силам… Что же мы будем на сухую говорить о деле? Если позволите, я распоряжусь…

Кто ж будет чинить препятствия таежному гостеприимству? Оживленно покашливая, офицеры позволили распорядиться.

Жизнерадостный парень, шофер директора, поставил на стол бутылки водки. Семь, сразу прикинули, для разминки неплохо…

— Работа несложная, — продолжал директор, — валить лес будут наши специалисты, это требует навыка. Ваши же люди будут обрубать ветки, ошкуривать стволы, работу найдем для всех.

Оверьянов сидел с кислой миной, не нравится Гному, что директор не различает воинские звания, не возьмет в толк, майор здесь командир, с ним надо все вопросы решать, это не собрание колхозников.

Лейтенанты подталкивали друг друга локтями, насмешливо хмыкали.

— Даже на несложной работе нужна четкая организация. Я поговорю с моими подчиненными, назначу ответственных, — недовольно сказал майор.

Директор понял оплошность, с серьезной почтительностью попросил уделить несколько минут, отозвал Оверьянова в сторонку.

Пользуясь паузой, жизнерадостный шофер разлил водку по стаканам.

— Я днем не пью! — похвастался он. — Поэтому меня шеф и ценит. А вы пейте, товарищи командиры, отдыхайте, с солдатами мы сами договоримся.

Из дальнейшего выяснилась любопытнейшая штука.

Шофер-то, оказывается, один из местных профсоюзных деятелей, а зачем существует профсоюз? Чтоб облегчать жизнь трудящихся, кто спорить будет, в том числе и руководящих работников, в данном случае офицеров. Понимая, что жизнь в столь отдаленной местности тяжела и безрадостна, комитет профсоюза выделил некоторые средства, в качестве, так сказать, районной надбавки за дикость. Желательно, чтоб товарищи офицеры правильно поняли душевное движение местной профсоюзной организации…

— Сколько же отпустили? — еще не веря негаданному счастью, спросил Петя Кушник. — А то и правда, у всех семьи, много с собой не возьмешь, твою мать на колокольне!

Какая разница, профсоюз или хитрый директор поручил умаслить офицеров, но небрежно названная сумма, внесла сладость в сердца — пятьдесят рублей на рыло!

Под внимательнейшими взглядами Кушник взял пачку денег и положил в карман, потом разделим, не волнуйтесь.