Вильям Гиллер - Пока дышу...

— Папа прислал меня за вами. Он ждет вас дома. Вы умойтесь, пожалуйста, и причешитесь, а я подожду…

Выйдя с Леночкой из дому, Федор Григорьевич попросил ее пойти пешком, и они пошли через весь город. А на одном повороте их увидела Тамара Савельевна.

Первым ее желанием было подойти, как-то согреть его, ну, по крайней мере, хоть сказать что-то. Но Горохов шагал, глядя себе под ноги, только под ноги. Мир не касался его. И она не рискнула приблизиться.

Тамара Савельевна несколько мгновений молча смотрела на старомодную медную дощечку на двери: «Профессор Кулагин Сергей Сергеевич». Ей трудно было заставить себя поднять руку к звонку. Никогда еще не подходила она к этой двери с такой тяжестью на душе. Но надо было поговорить, и она позвонила.

Открыла Анна Ивановна — в атласном, с цаплями пеньюаре. Значит, отстряпалась, потому что чаще всего Крупина заставала хозяйку дома в затрапезном байковом халате, и Анна Ивановна нисколько не смущалась, — к Тамарочке она давно привыкла, считала ее своею.

Анна Ивановна приветливо улыбнулась и, сощурив когда-то, наверное, красивые глаза, с любопытством посмотрела на Крупину.

— Тамарынька? Ничего не случилось?

Тамара Савельевна впервые пришла к ним без звонка, хотя твердо знала, что для творческого человека гость не вовремя — удар в спину.

— Ничего, Анна Ивановна, — сказала Крупина. — Ничего не случилось.

— Ну, раздевайтесь. Сергей Сергеевич дома, он будет рад. Проходите. На улице дождь? Вы, наверное, продрогли? Сейчас я вас чаем с клубничным вареньем угощу. Вы, по-моему, любите варенье?

Снимая намокший, холодный пыльник, Крупина слышала голос Кулагина, разговаривавшего с кем-то по телефону: «Скверная рукопись… Чужие мысли… Эклектика… Не советую… Что делать? Нет, не могу…»

Поправляя перед зеркалом прическу, Тамара Савельевна заметила, что у нее слегка дрожат руки. Ей было неприятно смотреть себе в глаза («Какая я, оказывается, трусиха!»), и, чтобы успокоиться, она помедлила, разглядывая столько раз виденные картины.

— Тамарочка? — распахнув дверь, воскликнул Кулагин, радушно протягивая к ней обе руки.

Официально он с ней держался только в клинике, и это всегда льстило Тамаре Савельевне.

— Хорошо, что пришли, дорогая. А я, грешным делом, подумал, что вы меня вовсе разлюбили!

— Простите, что я без звонка, — сказала Тамара.

Он, пожалуй, и не вспомнил бы об этом, но она сама сказала, и в голосе ее прозвучало что-то прохладненькое, чужое, и потому, помедлив, Сергей Сергеевич проговорил:

— Ладно, ладно, раз уж пришли — входите. Садитесь сюда, поближе, не стесняйтесь. Что-то не нравятся мне ваши глаза. Грусти вселенской избыток! — полушутя заметил он.

«Какой он сегодня оживленный, — подумала Крупина. — А глаза не улыбаются».

Кулагин ждал. Он не понимал еще, зачем она пришла, но коль пришла — пусть начинает.

Не любя в общем-то гостей, Сергей Сергеевич теперь ловил себя на мысли, что рад приходящим, даже совершенно неинтересным ему людям, потому что они хоть на время отвлекали его от закрытой двери комнаты сына. И так же он обрадовался в первую минуту Крупиной. Но, профессионально ощутив ее нервную напряженность, тотчас сам насторожился, напрягся, готовый к удару. О, господи, когда же будет покой?!

— Может быть, выпьем? — вдруг предложил он.

— Да! Если можно. И одну папиросу, пожалуйста…

— Что? Я не ослышался? Вы начали курить? — недоумевал Сергей Сергеевич.

Он достал из маленького бара начатую коньячную бутылку и коробку, поставил на журнальный столик, за которым они сидели.

— Анечка! Чаю скорей! Гостья замерзла!

— Раньше не курила, а вот теперь захотелось, — сказала Тамара Савельевна, мечтая скорее, как можно скорее перейти рубеж, отделяющий разговор добрых друзей от того разговора, который — она это знала — воздвигнет между ними стену.

Поперхнувшись от дыма, Тамара Савельевна быстро потушила папиросу.

— Бросьте, у меня табак крепкий, от него с непривычки голова кружится. Ешьте-ка лучше конфеты, — сказал Кулагин.

— Нет-нет, спасибо. — Она отодвинула коробку. — Я к вам, Сергей Сергеевич, по делу.

— К вашим услугам, — суховато сказал Кулагин и слегка наклонил голову. — Всегда рад деловому разговору. У нас ведь, у старых людей, не много времени осталось на болтовню. Впрочем, конфеты и серьезному разговору не помешают.

Как ни готовилась Крупина к этому посещению, как ни обдумывала, с чего начнет, именно начать ей было трудно. «Самое главное, чтоб он не оказался, как всегда, прав». Нижняя губа у нее дернулась, но усилием воли она сдержала нервную дрожь.

— Вы не подумайте, что я пришла защищать Горохова, — сказала она, с ужасом чувствуя, что краснеет. — Возвращаться в клинику ему действительно ни к чему.

— Еще бы! — усмехнулся Кулагин. Ему полегчало, едва она назвала имя Горохова. Тут он чувствовал себя вполне уверенно.

— Впрочем, — помедлив, продолжала Тамара Савельевна, — он и сам никогда бы, я думаю, не согласился к нам вернуться после того, что произошло. Сейчас не о нем разговор — о вас… И не подумайте, ради бога, что именно история с Федором Григорьевичем подтолкнула меня. Этот разговор рано или поздно, но состоялся бы все равно. Поймите меня правильно. Вы для меня не только старший товарищ, мы ведь еще и коммунисты. И мы должны быть откровенны.

— Когда же ты подашь наконец чаю? — крикнул Кулагин, не замечая уже злого нетерпения в своем голосе. И тут же обратился к Крупиной: — Извините, дорогая, пойду потороплю свою половину. Питух из вас, вижу, плохой. — Он кивнул на недопитый коньяк в пузатой рюмке.

Выйдя в коридор, Сергей Сергеевич закрыл за собою дверь, но до Тамары Савельевны донесся его злой голос.

«Может быть, мне уйти?.. — мелькнула мысль. — Нет, теперь уже не уйду…»

— Мне очень жаль, что я заставил вас долго ждать, — полностью овладев собой и снова благодушно улыбаясь, сказал Кулагин, вернувшись. — Там моя мадам каким-то детективчиком увлеклась, так что чай будем пить вдвоем. Не возражаете? Прошу в столовую, там удобнее. Я, кстати, и телефон выключил, чтоб не мешали.

— Спасибо, — тихо сказала Тамара Савельевна, избегая его взгляда, и прошла в столовую.

— Ну вот, теперь мы можем спокойно разговаривать, — удовлетворенно, как будто только в этом и было дело, сказал Кулагин, садясь против нее и придвигая вазочку с вареньем. — Прошу вас…

— По всей вероятности, я буду говорить не очень связно, — начала Тамара Савельевна, — но я хочу сказать, что вы не имели права так поступать с Федором Григорьевичем…

— Что же вы остановились? — перебил ее Кулагин, хотя она и не думала останавливаться. — Я рад поговорить с вами, тем более что по партийной линии вы ведь мне начальство. И уважаемое, смею сказать, начальство. И я горжусь, что в свое время рекомендовал вас в партию, душа моя!