Вячеслав Бучарский - Зеленый остров

— Так ведь она против Зои. Я же говорил: в цех к нам приходила, к начальнику: уберите, мол, эту соблазнительницу!

— Правильно сделала, — спокойно заметил Алексей Фомич. И, пристально посмотрев на сына, добавил: — Я на ее месте поступил бы так же.

— Но разве Зоя виновата, что у нее ребенок? — заволновался Игорь.

— Это ребенок не виноват, что родился. А легкомысленных матерей, я считаю, надо наказывать. Легкомысленных и распущенных!.. Ты посмотри только, что вы, молодежь, творите! Ребята пьют, девчонки курят и тоже пьют. Порядка никакого не признаете!.. Вот взять хотя бы тебя. Сколько раз говорил: состриги свои патлы! Состриги, нехорошо это, некрасиво. Как поп какой-нибудь ходишь!

— Ну я же самостоятельный человек!

— Вот-вот… Очень рано вы начинаете говорить о самостоятельности. Над тобой не капает: крыша есть, обут, одет, никаких забот. А что ты за свою жизнь сделал самостоятельно?.. Я в твои годы жил на частной квартире, мать и больного отца кормил…

— Пап, ты прости, но мы ушли от темы. Все-таки как быть с Серегой?

— А вот пускай твой друг вернется домой и попросит у матери прощения да выбросит дурь из головы…

— Он не вернется, — убежденно сказал Игорь.

— Ну, тогда извини! Тогда он просто хам неблагодарный, твой друг, и я такому человеку помогать не желаю!

Дальше спорить с отцом было невозможно. Если прежде в таких случаях он брался за ремень, то теперь, разволновавшись, мог потерять сон и вообще заболеть. Игорь решился на обходной маневр.

— Слушай, пап! Я согласен: не совсем было бы хорошо, если бы Коршунков стал жить здесь да еще и Зою приводить. Соседи, разговоры — я понимаю. Но мне-то как быть? Я ведь уже пообещал Сереге. Может, пусть все-таки поживет несколько дней?

— В другой раз подумаешь, прежде чем обещать, — с укором, но уже по-доброму сказал Алексей Фомич. — Ты думаешь, мне дачу жалко?.. Нет, конечно, если только твой друг не станет здесь пьянствовать да развратничать. Порядочному человеку я всегда готов помочь. Но в том и беда, что этот самый Коршунков не кажется мне порядочным человеком!

— А мне вот кажется! — упрямился Игорь.

— Потому что ты еще сопляк! Ну, что ты знаешь о жизни? Ты думаешь, если этот твой Коршунков полюбил женщину с ребенком, так он уже герой?.. Полюбил! Любовь — это… Это же на всю жизнь должно быть, понимаешь?.. Чтобы семья возникла. А семья — основа нации, основа государства. Значит, любовь — государственное дело. Тут чувство ответственности должно быть. А у вас, молодых, его-то как раз и не хватает!

— Ну, знаешь, папа, может, насчет ответственности ты и прав. Только вам, старшим то есть, тоже кой-чего не хватает. Например, доверия к нам.

— Как это не хватает!.. Да кому доверять — это вам-то, длинногривым?.. Да что вы знаете о жизни?..

— Ладно, пап, давай не будем ссориться… Значит, можно Сереге пожить у нас несколько дней, пока все утрясется.

— И утрясать нечего. Пусть не дурит, мать жалеет.

— Папа, ну подумай же, что ты говоришь! Как мы с тобой можем знать, что у них там с матерью? Может, как раз Серега и прав!

— Такого быть не может! — отрезал Алексей Фомич. — Мать всегда права. Она же его, дурака, воспитала, вырастила…

— Вот, опять ты за свое! — Игорь развел руками. — Давай не будем касаться их отношений. Скажи: должен я помочь другу — или не должен?

— Ох-хо-хо! — выдохнул Алексей Фомич с ироническим выражением на лице. — Друзей, Игорь, тоже выбирают… с умом!

Отец поднимался в половине седьмого утра. Сквозь неспокойный, как бы краденый сон Игорь слышал, как отец покрякивает, взмахивая руками, как гулко колотит себя то по груди, то по спине кулаками. Потом отец фыркал в ванной, громко сморкался и хлопал ладонями по мокрому телу, проливая воду на кафельный пол — и наконец приходил будить Игоря. С этой минуты время было строго расписано: в половине восьмого отец и сын должны были выходить из дома.

Уже надев рубашку и брюки, с разрумянившимся гладковыбритым лицом, пахнущий «Шипром», Алексей Фомич потрепал плечо Игоря:

— Подъем!

— На завод не пойду! — буркнул Игорь и отвернулся к стене.

— Как это не пойдешь?

— Не пойду, и все!

— Глупости… Вставай немедленно, уже семь.

Игорь молчал.

— Ты что, сдурел? Что это тебе приснилось?

— Ничего…

— Хватит выламываться. Ну-ка вставай.

— …

— Я кому говорю!

— …

Алексей Фомич пока еще владел собой: видно, утренняя гимнастика и обтирание холодной водой были ему на пользу.

— Игорь, разве шутят с такими вещами! Ты уже взрослый, пора понимать: труд — это твоя обязанность. Гражданская обязанность и человеческая. Детство кончилось, сынок, надо подниматься и идти на завод.

— А мне надоело!.. И вообще — я не могу. Мне стыдно!

— Ну, знаешь ли… От стыда еще никто не умер. Это надо пережить. В другой раз не будешь легко обещать. Вставай сейчас же!

— Нет!

— Да ты что, сукин сын, себе позволяешь! — взбеленился Алексей Фомич, подскочил к кровати и сбросил на пол одеяло. Игорь, отвернувшись, поджал колени. Алексей Фомич думал ударить сына — но эта детская сжатость тела Игоря отрезвила отца. — Ладно, — сказал он, — будь по-твоему. Только имей в виду: заступаться, выгораживать тебя не стану. Сам ответишь перед начальством — по всей строгости трудовой дисциплины!

— Ну и отвечу, — пробурчал Игорь.

За завтраком у Алексея Фомича тряслись руки. Мать было набросилась на Игоря с ремнем, но Алексей Фомич остановил: «Ремнем тут уже не поможешь. Пусть сам испытает, во что обходится бунтарство!..»

Алексей Фомич вышел из дома точно в половине восьмого. И как только захлопнулась за ним дверь, Игорь начал терять уверенность.

Мать то уговаривала, то плакала. Без пяти восемь Игорь не выдержал пытки. Словно по тревоге оделся и неумытый, голодный побежал на завод.

На проходной его пропустили, но отобрали пропуск; он опоздал на десять минут. «Ну и черт с ним, с пропуском!» — бормотал в ожесточенном смятении Игорь.

К станку опоздал на полчаса.

— Так! — угрюмо подытожил мастер Лучинин. — А я думал, уже не придешь… В обед поговорим при всем честном народе, а сейчас скоренько настраивайся, вон какую партию тебе подкинули. И чтобы без фокусов, понял, кольца срочные!

«Ну и поговорим, вот уж напугал! — мысленно бунтовал Игорь. — Вот уйду с завода — и говорите тогда, что хотите!»

Все-таки утренний поединок с отцом он выиграл — и от того чувствовал себя тверже, самостоятельнее. Его далее несло на волне самоуверенности. Сами собой узились глаза, стыли в каменно-ироничном выражении губы. Даже досадно было, что Лучинин отодвинул разнос на обеденный перерыв. Но все равно Игорь ему еще выскажет! И Коршункову коротко и жестко объяснит ситуацию: «Отец не разрешил. Это же его собственность: сад и дача!..»