Вячеслав Бучарский - Зеленый остров

— Найду, — пообещала Зоя, не взглянув на начальника.

С Семеном Лучининым Коршунков познакомился несколько лет назад, еще до призыва в армию, когда работал в инструментальном цехе. Сергей посещал тренировки гимнастической секции, в армии продолжал тренироваться — и вошел в призовую тройку на первенстве округа по гимнастике, получил первый разряд. Его уговаривали после демобилизации поступать в институт физкультуры, но Сергея тянуло домой; мать в каждом письме писала, как ей тяжело и невыносимо одной. Мать Коршунков жалел.

Он вернулся на завод опять токарем в инструментальный цех. Для хорошего токаря-универсала главное не скорость движений, а особое чутье, позволяющее точно выбрать подачу, точно уловить размер. Такое чутье не приобретешь штурмом, оно накапливается с годами. Но Коршункова это не устраивало. Он спешил жить, хотел заработать не меньше асов. Именно заработком переманил Сергея Лучинин в цех мелких серий. К тому времени Коршунков уже и гимнастику забросил: поступить в институт физкультуры уже не надеялся, а без цели ходить на тренировки надоело.

Мастер Лучинин относился к рабочим участка с тем превосходством, с каким второгодник относится к новому поколению одноклассников. Для Лучинина настолько естественно было чувствовать себя лидером в коллективе, что это даже не доставляло удовольствия. По собственному представлению о самом себе Лучинин уже давно должен был занимать более высокую ступень в заводской иерархии. Но вот в свои тридцать пять он все еще ходил в мастерах, и это было для Лучинина невыносимо обидным.

Он задержал Коршункова, когда тот собрался идти в столовую в обеденный перерыв.

— Твоя матушка давно на заводе? — спросил Лучинин.

— Скоро двадцать пять лет.

— Значит, ветеран… Серьезный факт, к ветеранам у нас прислушиваются. Она в партии?

— Нет.

— Это уже легче.

— Ничего не легче! — раздраженно возразил Коршунков. — Если она решилась — ее не остановишь!

— Понятное дело, — с ноткой сочувствия произнес Лучинин. — Думать же надо, голова сосновая!.. Я бы вот тоже не против. Хоть с той же Дягилевой… — Лучинин пытливо заглянул в глаза Коршункова. Тот моргнул, будто освободившись от какого-то внутреннего неудобства, но не опустил взгляда.

— Есть такой древний закон, — уже увереннее продолжал Лучинин: — Не воруй, где живешь… Я твою матушку понимаю, ей такая сноха, как Зойка, не нужна. И раз она женщина решительная, значит, пойдет на скандал. На весь завод может скандал приключиться. Вам с Зоей это надо?

— Нет, — вздохнул Коршунков.

— А мне тем более, понимаешь?.. Я сколотил участок. Крепкий коллектив. Мы выступили с почином: «Ни одного отстающего рядом!» Пока все шло хорошо. Газеты про нас пишут. Фотокоры снимают. Скоро киношники должны нагрянуть. И вдруг — скандал!.. Это же удар по коллективу будет, учти. Такие вещи не прощаются!

Коршунков согласно кивнул.

— Так вот, — набирая в голосе высоту, продолжал Лучинин, — мы этого просто не допустим!

— Что же я должен делать? — спросил, не обнаружив, впрочем, испуга, Коршунков.

Крутолобое лоснящееся лицо мастера обмякло.

— Как приятно беседовать с толковым человеком! — сказал он, закуривая папиросу. Откинулся на спинку стула и с видом человека опытного и доброжелательного посмотрел на Коршункова.

— Клин клином — самое простое средство, — сказал Лучинин, подкрепив слова ободряющей улыбкой. — Тем более что у тебя, оказывается, с детства нареченная невеста. А Зойка… В конце концов ей не привыкать, раз уж киндер без отца растет.

Коршунков переменился в лице, но промолчал. Лучинин, чувствуя, что Коршунков целиком в его власти, не постеснялся спросить и такое:

— А невесту бережешь, значит?

— Слушай, какая невеста! О чем ты говоришь! — заволновался Коршунков. — Мало ли что матери взбредет в голову. Бзик у нее такой: женить меня на дочери своих друзей юности. Ну выросли мы вместе с Галкой, это верно. Только почему и дальше я должен оставаться пришитым к ней? Она девушка образованная, по-английски спикает… И при том костлявая, как стиральная доска. А мать нажимает: «женись, лучшей подруги жизни ты никогда не найдешь, Галочка — сама верность!» Нужна мне ее верность, когда на эту Галочку и смотреть тошно.

— Ну тогда не тяни резину, женись на Дягилевой, — сурово произнес Лучинин. — Женись, женись, раз уж такой дурень беспомощный. Я думал, ты умнее… Эх, вот я бы на твоем месте!.. — И Лучинин замолчал с загоревшимися глазами, прижал к широкой своей груди руки с могучими кулаками.

— Ну, что бы ты на моем месте? — вяло спросил Коршунков.

— Боже праведный, вот уж мальчик-то навязался на мою шею! Слушай, ты же Аполлон!.. Красавец!.. Ты что, цены себе не знаешь? Ну зачем тебе довесок — ты рехнулся, что ли?

Брови Сергея вскинулись; он хотел прервать Лучинина, потому что не считал Леночку Дягилеву довеском. Девочка ему нравилась своей рассудительностью и доверчивостью. Он вырос вместе с Галей Сафьяновой и любил ее в детстве, как младшую сестренку. Теперь такое чувство у него было к Зоиной дочери. Но как это выразить словами? А Лучинин, заметив его недовольство, продолжал убеждать:

— Нет ничего проще, чем завести ребеночка. Зато от своего хоть радость иногда чувствуешь. А вообще-то все это — канитель! Ну куда ты так спешишь? Еще насидишься, нанянчишься, нахлопочешься по квартирному вопросу… Ты поживи молодым! Обеспечь сначала себе положение. У тебя все для этого есть. Передовик, грамотей, язык подвешен, как надо, красавец собой! А мы тебе поможем, только не упрямься, не будь дураком!.. Я знаю жизнь, Серега. Главное — чтобы вовремя подтолкнули. Для тебя как раз это «вовремя» — сейчас. Цепляйся, парень, рвись вперед, пока тебя подталкивают. А упустишь случай — будешь прозябать в быту, будешь корчиться всю жизнь в обиде, как мышь в бутылке.

Коршунков слушал внимательно. Тень недоверия улетучилась с его лица; теперь в сосредоточенности взгляда, в неподвижности бровей, в сомкнутости губ заметно было то особенное выражение, какое бывает на лице боксера, когда во время передышки между раундами секундант нагоняет воздух полотенцем и при этом дает сжатые и точные советы. И Лучинин, заметивший, что добрался до живых струн Коршункова, уже не хотел терять эти струны, нещадно дергал их.

— Жизнь, Серега, — это пока человек жив. А живы мы, к сожалению, не вечно. Поэтому надо действовать, не упускать свое время. Я лично тебя уважаю за то, что узнаю в тебе себя самого. У меня тоже все так было: пришел из армии молодец молодцом. Вернулся в родной цех к родному токарному станку. Только в армии я первый разряд по волейболу наиграл, поэтому меня скоро взяли в сборную завода. Вот была житуха!.. Восемь лет — сплошной сон! Где мы только не побывали. Одно плохо: в спорте сказка скоро сказывается, и приходится уступать место молодым. Впрочем, я бы и еще поиграл, да вот нашла на меня блажь: влюбился… Теперь-то понимаю: не любовь то была, а кара божья. Но ведь такую встретил красулечку! И так захотелось, чтобы она постоянно при мне была!..