Вячеслав Бучарский - Экзамены

В мрачноватом коридоре между покрытыми тайгой берегами Река переламывалась. Кончался горный массив, уровень русла понижался. Понижение совершалось не скачком, как в водопадах, а плавно; дно Реки представляло собой пологий, почти километровой длины скат, выстеленный диабазовыми плитами. В начале ската зеркало Реки явным образом искривлялось, и взбугрившаяся, точно взбесившая вода устремлялась по каменному спуску. В километре от верхнего слива вода успокаивалась, снова становилась гладкой — это был нижний слив Главного порога, со стороны которого и подходила «Ласточка», подтягиваемая «Альбатросом».

Средняя скорость «Ласточки» составляла около шестнадцати километров в час. Примерно с такой же скоростью неслась вода в пороге. Вот для чего нужен был теплоход подмоги: без него «Ласточка» остановилась бы, несмотря на работающий с максимальной нагрузкой двигатель.

Не сам Дорофеев придумал этот эксперимент в Главном пороге. Было время, когда капитан Чепуров вот так же сел на люк камбуза, поручив Дорофееву, тогда помощнику капитана, самостоятельно подняться в пороге.

Теперь все зависело от Ведерникова. От его выдержки и сообразительности. Если помощник капитана умный человек, он поймет, что основная его задача — не мешать «Альбатросу». Мухин капитан что надо. Он уже двадцать лет ходит на Реке. Он протащит и «Ласточку» и баржи, только бы Ведерников не мешал.

«Так как же, Володя? — мысленно спрашивал Дорофеев. — Умный ты человек или нет? Для капитана это очень важное качество!»

Главный порог прошли благополучно. За ним на листе лоции, лежавшей перед глазами Ведерникова, были изображены речка Школьница и остров Школьный, а выше по течению коричневыми засечками на правом берегу были помечены Свальные скалы, и цепочкой синих звездочек пересекала фарватер Свальная шивера.

Словно нарочно, чтобы зачаровать людей, притупить их бдительность, принарядилась Река на подступах к Свальной шивере, там, где впадала в нее таежная речка.

В ходовой рубке смолкли разговоры, только дымились сигареты, ребята поворачивали головы то в одну, то в другую сторону, точно пассажиры экскурсионного автобуса.

Справа под песчаным вогнутым обрывом, поверху уставленным отдельными соснами, синело устье Школьницы.

— Эх, вот бы где встать! — с детской мечтательностью сказал Карнаухов. — Уж здесь точно на голый крючок рыба берется!

Слева, напротив песчаного обрыва, небольшим, но крепким плотиком как бы плыл по Реке остров Школьный. Половину острова занимало ровное, как футбольная площадка, зеленое пастбище, а дальше, начинаясь, шарообразными комками кустарника, поднимался пестрый разнопородный лесок. Охотничья избушка с серыми бревенчатыми стенами стояла среди кустарника на опушке леса.

«Жить бы вот здесь, в той избушке!» — подумал Уздечкин, и от сильного чувства у него заблестели глаза. Несбыточная мечта! Увлекала Уздечкина мысль о том, что именно Маргарита должна стать его женой. Ведь это по глупости влюбилась она в Бурнина. Ну, сложились так обстоятельства! Зато теперь-то она разобралась, кто есть кто… Нынче же вечером, когда, поднявшись в Свальной шивере, «Ласточка» станет на ночевку, он вызовет с баржи Маргариту и скажет, чтобы выходила за него замуж. Вот и все! И нечего тут мудрить, колебаться, сомневаться!

Добросовестно трудился дизель, теплоход потихоньку карабкался против течения; остался позади остров Школьный, и уже тянулся слева остров покрупнее и поскучнее — лесистый остров, называвшийся Каменным, потому что густо-зеленая шерсть тайги местами как бы вытерлась, и проступали там каменистые осыпи. А справа берег разделился на сопки, также покрытые густой тайгой, но от Реки, снизу, она была снята, точно баранья шерсть ножницами стригаля. И там розовели выступы скал.

За верхушками деревьев острова Каменный сквозил белесый размыв скрытого облаками солнца. Точно в старом зеркале, поцарапанным бликом отражалось оно в воде. И от вечерней пасмури еще угрюмее казались и каменистые осыпи слева, и скальные ребра справа.

Ведерников хорошо знал лоцию. Не было ничего непонятного и на той шестой странице, в которую он смотрел теперь. «Здесь пройдем по створу, дальше между красным и белым бакенами, потом пойдут вешки, у нижнего слива и у верхнего…» При этом он ждал — с каждой минутой все более напряженно, — когда же наконец заменит его у штурвала капитан.

В Главном пороге, как убедился Ведерников, пределы теоретического, изображенного в лоции судового хода были намного шире реального хода, лежащего в сорокаметровом коридоре, размеченном бакенами и вешками. Потерять эту нить — значит коснуться днищем теплохода или, хуже того, днищами барж дна. И какого дна! Не известняковые шары-окатыши устилали здесь дно, а напоминавшие осколки брони диабазовые глыбы. Чтобы убедиться в этом, стоило только заглянуть через борт — прозрачная, «химически чистая», как писали в книгах о Реке, вода не таила донного рельефа.

Не знал Ведерников, где лежала такая нить в Главном пороге: спасение было в том, чтобы подчиняться маневру шедшего впереди «Альбатроса». Он точно и послушно повторял все, что делал на «Альбатросе» капитан Мухин, и они благополучно проскочили порог. До сих пор Ведерникову казалось чудом, что их не пробило — ведь все-таки дважды царапнулись корпусом «Ласточки» о камни, и он посылал Карнаухова в машинное отделение посмотреть, нет ли течи.

Но чудеса два раза подряд не случаются. Когда заправлялись топливом, начальник дебаркадера передал капитану «Альбатроса» Мухину радиограмму от Скорина: срочно следовать в Бредихино, где затонула скалобурильная установка. Это означало, что проходить Свальную шиверу «Ласточке» предстояло собственными силами.

А Дорофеев, единственный человек на «Ласточке», который знал, как продернуть теплоход и обе баржи над острыми камнями в шивере и который умел это делать, с отчужденно-задумчивым лицом смотрел вдаль и не спешил сменять Ведерникова у штурвала.

Капитан Дорофеев действительно знал тайну прохождения Свальной шиверы без подмоги. Открыл ему секрет капитан Чепуров, с которым Дорофеев ходил мотористом, а потом помощником капитана. Секрет был прост: надо довериться своему страху. Но не тому первичному, поверхностному страху, который кричит: «Я не пройду, я пропаду!» А тому, глубинному, который подсказывает: «Держи левее, там, кажется, дно мягче…»

В более широком смысле тайна состояла в том, что капитан как бы вел непрерывную, хотя и переменного азарта игру: она велась то спокойно, даже нудно, когда требовалось только не терять из виду обстановочные знаки, то взлетала на высоту самых рискованных ставок, когда проскочить сужение, порог, шиверу удавалось только ценой отчаянной решимости, которой обязан обладать капитан.