Александр Листовский - Калёные тропы

Вихров в двух словах объяснил ему просьбу Дерпы, упомянув и о придаче.

— Ну что же мне с тобой делать? — сказал Иван Ильич, глядя на Дерпу. Глаза его смеялись. — Добре, отдам тебе вороного. Хотя мне самому в обозе хорошие кони нужны. Ты все же на смену подходящего приведи. Ну, а сапоги носи себе на здоровье.

— Вот спасибо, так уж спасибо! — заблагодарил Дерпа. — А то хоть пеший ходи.

— Крутуха! — позвал Ладыгин. — Как у тебя самовар?

— Поспел, товарищ комэск.

— Тащи!

Крутуха поставил на стол кипящий самовар, потом проворно сходил в хату и возвратился с двумя табуретками.

— Консервы открой, — сказал Ладыгин.

Ординарец принес деревянный кованый сундучок, достал из него чайник, чашки и хлеб.

— А консервы что же? — спросил Иван Ильич.

— Немае консервов, — мрачно сказал Крутуха. — Все съели.

— Так ведь пять банок было.

— Четыре, — поправил Крутуха. — Да и банки-то вить манюсенькие. Даром, что не наши.

— Э, да что с тобой толковать! — махнул рукой Ладыгин. — Садитесь, товарищи! Крутуха, садись!

Он подвинул себе табуретку, присел против самовара и стал заваривать чай.

Дерпа взял другую табуретку, с сомнением ее оглядел и, осторожно поставив на прежнее место, сел на скамейку рядом с Вихровым.

Они молча выпили по первой чашке и налили по второй. Держа блюдечко на растопыренных пальцах и прижмуриваясь, как кот, при каждом глотке, Иван Ильич шумно прихлебывал чай.

Внезапно на улице послышался конский топот. Стук копыт замер неподалеку, и чей-то знакомый сипловатый голос кого-то спросил:

— Эй, сынки! Где стоит ваш командир эскадрона?

— А вот в энтой хате, папаша, — ответил ему молодой голос.

Вновь и уже ближе застучали копыта. Над палисадником показалось морщинистое лицо Захарова.

— Товарищ комэск! — позвал он, приметив за столом Ладыгина. — Комполка приказал прислать к нему командира Вихрова.

— Хорошо. Доложи, что сейчас будет.

— Так вы поспешайте. Он срочно требует.

Захаров повернул лошадь и тронул рысью по улице.

Вихров застал Панкеева в штабе. Здесь же находился и Бочкарев, который, видимо, только что отчитал за что-то командира эскадрона Карпенко, потому что тот, с красным и потным лицом, подкручивая черные усы, говорил:

— Так, товарищ комиссар, чем же я виноватый, что покрали курей? Может, это и не мои ребята. Разве мало вокруг ходит народу!

— А почему у Ладыгина никаких происшествий нет? Вечно у тебя неприятности.

— Видать, уж у меня планида такая, — мрачно вздохнул Карпенко.

— Смотри, паря, чтоб эта планида тебе боком не вышла, — сердито сказал Бочкарев. — Арсений Петрович, тебе Карпенко больше не нужен?

— Нет, может итти, — сказал Панкеев, нахмурившись.

Карпенко с невеселым лицом пошел из штаба, ворча что-то о чортовых барахольщиках и что он им ноги повыдергает.

— Ну, дружок, — посветлев лицом, обратился Панкеев к Вихрову. — Ты, говорят, во взводе порядок навел. Хвалю… Командир эскадрона тобой очень доволен. Смотри только рук не опускай, раз крепко взялся… А теперь я тебя на другом деле хочу испытать. Пойдешь сегодня в разведку… Да, а кто у тебя помощником?

— Сачков.

— Знаю. Орловский?

— Так точно.

— Ну, это хорошо. Он опытный солдат… Карта у тебя есть?

— Есть, товарищ комполка.

— Давай разверни.

Вихров достал из сумки карту, развернул ее и приготовился слушать задачу.

Указав по карте задачу разъезда и пояснив, что возможна встреча с бандой Махно, Панкеев посоветовал Вихрову хорошенько отдохнуть, так как до выступления осталось почти шесть часов, а предстояла ночная работа, и, пожелав ему удачи, отпустил его.

Прошло несколько дней с тех пор, как Махно послал делегацию навстречу буденновцам, а о ней не было ни слуху ни духу. Однако «батька» хотя и грыз ногти, но не терял еще надежды на благоприятный исход переговоров и теперь, перейдя основными силами под Павлоград, ждал возвращения Лященко.

Все же по совету Волина, убедившего его в том, что Конная армия является реальной силой, с которой ему нужно считаться, Махно решил исподволь приступит к осуществлению своего коварного замысла: попытаться разложить Конную армию, заслав туда своих агентов.

Махно и Филька сидели за столом в небольшой комнате («батька» не любил больших зданий, которые напоминали ему тюрьму) и обсуждали кандидатуры своих «молодцов», годных для этой опасной работы. Уже было отобрано десятка два человек, которые под видом добровольцев должны были вступить в полки Конной армии.

«Батька» находился сегодня в хорошем расположении духа, что бывало с ним очень редко, и с не свойственной ему ласковостью беседовал с Филькой.

— Ну что ж, хорошо, — говорил он, с довольным видом просматривая составленный список. — Ребята подобрались, лучше не надо. А теперь, друг, подыщи-ка мне несколько человечков, кумекающих по хозяйственной части. Ну-ка, подумай, дружок, нет ли у тебя кого на примете.

Филька в раздумье потер низенький лоб.

— Один уже есть, Нестор Иванович, — весело сказал он, пытаясь изобразить улыбку на своем страшном лице. — Вот он, рядом ходит.

— Кто такой? — спросил «батька».

— Гуро.

— Гуро?

— Да. Интендантским чиновником служил. Хозяйство, как бог, знает, шельма.

— А сможет он взять на себя такую работу? — усомнился Махно.

— Сможет, — успокоил Филька, — редких способностей человек. Пробу негде ставить. В Ново-Украинке один семнадцать душ вырезал… Да неужели, Нестор Иванович, ты не помнишь его? У Шлезберга, золотых дел мастера, полтора пуда золота добыл. Он еще подпаливал его, как кабана. Потом у Каца, в Глубоком, бриллиантовое колье и два ожерелья. Помнишь, небось?

— Да, да… что-то припоминаю, — не глядя на него, сказал «батька».

— Так позвать его?

— Катай.

Филька встал с лавки, подошел к окну и, высунувшись на улицу, крикнул:

— Эй, братишки! Позовите Гуро. Живо! Батько требует.

Спустя некоторое время в сенцах послышались торопливые шаги, в дверь постучали, и на скрипучий «батькин» окрик «войди» в комнату вошел высокий, сухой, как жердь, человек с утолщенным книзу носом на худом, с впалыми щеками бородатом лице.

«Батька» критически его оглядел и вдруг усмехнулся: очень уж у Гуро был не интендантский вид.

— Это ты — Гуро? — спросил «батька».

— Я, Нестор Иванович.

— Ты, говорят, в интендантстве служил?

— Без малого десять лет, Нестор Иванович.

— Ого! Много… Что ж у тебя, дружок, видик такой?

— Какой?

— Уж больно ты тощий. Прямо кащей.

— От хорошей жизни, Нестор Иванович.

— А разве тебе плохо живется? — удивился Махно.

— Да нет, сейчас хорошо. Я ведь в Бутырках сидел, а потом год без дела болтался.

— Та-ак… С большевиками, видать, не поладил?