Александр Листовский - Калёные тропы

— Лопатин, ты? — спросил Вихров.

— Он самый! — весело откликнулся Митька.

— А кто то с тобой?

— Харламов, товарищ командир, — сказал густой низкий голос.

— Чего вы не спите?

— Да вот все толкуем с Харламовым, почему у нас шибко нехорошо получилось, — сказал Митька подходя и присаживаясь на лавочку.

Вихров уже хорошо знал привычку конармейцев доискиваться причин неудачи в бою, и его нисколько не удивило заявление Митьки.

— Ну и как же вы решили, товарищи? — спросил он, помолчав.

— Стал быть, по моему рассуждению мыслей, надо бы было нам с другого края зайти, — сказал Харламов.

— А не все ли равно, с какого конца заходить! — горячо заговорил Митька. — Дело не в этом. Будь моя воля, я б с двух сторон ударил. Одним эскадроном прямо по, деревне и молчком, без крика. А остальными тремя иззади, в обход. В общем внезапно. Он бы и не знал, куда ему с пулеметов палить.

«А ведь он прав», — подумал Вихров.

— Тактика предусматривает, что при одном положении может быть несколько решений и все они могут быть относительно верными, — сказал он осторожно, желая не уронить престиж Панкеева.

— Только одному решению цена рубль, а другому — копейка, — подхватил Митька.

— Это ты откуда слыхал? — удивился Вихров.

— Не слыхал, а читал. У вас же в уставе карандашом записано. Сами, верно, писали, — сказал Митька.

Вихров ничего не ответил, а только внимательно посмотрел на него.

— Ваше решение, товарищ Лопатин, по-моему, правильное, — сказал он, помолчав.

— Вот я и говорю! — обрадовался Митька.

По дороге послышался стук колес. Из мрака с тяжелым топотом медленно надвигалась какая-то темная масса.

— Батарея идет, — сказал Харламов, вытягивая шею в сторону шума и присматриваясь.

Теперь уже отчетливо слышалось железное громыхание колес и катившийся по земле мерный конский топот. Под светом месяца показался силуэт всадника, и чей-то молодой голос спросил:

— Какой части, товарищи?

— А вы кто? — спросил Вихров, поднимаясь и подходя к всаднику.

— Я командир батареи… Одним словом, ищем, где бы переночевать. Тут, что, все занято? — спросил он, нагибаясь с седла.

Свет месяца упал на него, и Вихров увидел совсем молодое задорное лицо с легким черным пушком на верхней губе. Новая фуражка и блестевшее снаряжение говорили о том, что это был новичок, молодой командир, не так давно выпущенный с командных курсов.

Невольно почувствовав к нему расположение, Вихров сказал, что рядом есть несколько свободных хат и что сам командир батареи, если захочет, может остановиться у него на квартире.

— Вот и прекрасно! — весело сказал командир батареи. — Одним словом, договорились. Калошка, ко мне! — юношеским баском позвал он, повернувшись в седле и поправляя наплечный ремень.

Калошкой звали усатого бравого старшину. По тому, с каким видом он подъехал к командиру батареи, придержав нарядную лошадь, и обратился к нему, Вихров сразу почувствовал, что этот уже старый человек очень уважает и любит своего командира.

— Слушаюсь, — почтительно произнес он, получив распоряжения. — Здесь и постановим, — подняв руку, он показал на полянку.

Ездовые и номера завозились подле орудий, выставляя их в одну линию.

— А ну, быстрей копайся! — покрикивал старшина. — Чтоб у пять минут усе было готово!

Командир батареи слез с лошади, расправил затекшие ноги и вместе с Вихровым вошел в хату.

— Молочка бы стаканчик, — сказал он, оглядываясь.

— А вон в кувшине, — показал Вихров.

Он подошел к столу, раскрыл покрытый чистым полотенцем кувшин и, взяв кружку, налил в нее молока.

— А ведь мы с вами и не познакомились, — сказал командир батареи, улыбаясь и отпивая из кружки. — Гобар, — звякнув под столом шпорами, представился он.

Вихров назвал себя и с любопытством посмотрел на него.

— Удивляетесь, что фамилия французская? — все еще улыбаясь, продолжал Гобар. — Нет, я чистокровный русак. Мой прадед служил у Наполеона в драгунах, попал в плен под Смоленском и остался в России. Батька на Путиловском работает фрезеровщиком. Сейчас он где-то в этих местах. За хлебом от завода уехал. Одним словом, с моей фамилией произошло прямо противоположное романовской.

— Как, то-есть, так? — не понял Вихров.

— А очень просто. Нам на курсах историк объяснял. Хотите послушать?

— Да, да, конечно! — живо сказал Вихров, во все глаза глядя на Гобара.

— Ну-с, значит так. Принес историк на урок два стакана. Наливает в один чистой воды и говорит: «Предположим, что это кровь русских царей, включая Петра». Так. Наливает в другой стакан чернил: «А это, — говорит, — кровь немецких принцесс». Вы ведь знаете, товарищ Вихров, что после Петра русские цари женились на немках… Ну вот… И давай капать чернилами в чистую воду, поминая всех этих немок, пока вода не превратилась в чернила. Вот, значит, как… В общем из русских превратились в немцев. Ну, а у меня получилось наоборот, и по-французски я знаю только одно общеизвестное слово — «мерси»! — Он, звякнул шпорами, с насмешливом полупоклоном поставил пустую кружку на стол.

Вихров пытливо смотрел на него. Этот молодой командир, на вид совсем мальчик, начал ему положительно нравиться.

— Вам, в таком случае, надо бы и фамилию переменить. У нас в полку есть квартирмейстер Гобаренко… Может быть, он тоже когда-нибудь Гобаром был? — сказал Вихров, улыбаясь.

Гобар бросил быстрый взгляд на него.

— Я все гляжу на вас, товарищ Вихров, и вспоминаю, где мы с вами встречались, — сказал он, помолчав.

— Вы какие курсы кончали? — спросил Вихров.

— Петроградские артиллерийские. А что?

— Ну, значит, мы где-нибудь там и встречались.

— А, так вы петроградский! Постойте, вы под Пулковом были?

— Был командиром разведки при штабе бригады курсантов.

Смуглое от природы лицо Гобара приняло восторженное выражение. Он даже чуть приоткрыл рот.

— Ну вот! Точно! — вскрикнул он, весь просияв. — Я тогда с донесением приезжал, а вы спали на диване в комнате командира бригады.

Вихров рассмеялся.

— Правильно. Был такой случай. Я тогда проспал подряд двадцать часов.

— Почему? — удивился Гобар.

— Из-за адъютанта. У командира бригады был адъютант из студентов. Да… Вызывает раз меня ночью. Я несколько задержался. «Почему так долго?» — спрашивает. Я говорю: «Спал». — «Как спал? Разве вы не знаете, что по уставу начальнику разведки спать не положено?» Ну, я, конечно, стою, молчу. Вот, думаю, влетел — устава не знаю. Я тогда еще был зеленый и принял его шутку всерьез… Ну, не сплю сутки, другие — в глаза как щетины насыпали. На четвертые сутки вдруг вызывает меня комбриг по делу. «Что у вас за вид?» — спрашивает. Я докладываю: четвертые сутки, мол, не сплю. «Почему?» — «По уставу мне не полагается спать». — «Как не полагается? Что за чепуха!» Ну, я стал ему объяснять и вдруг повалился прямо под ноги. В общем стоя заснул. У него-то в кабинете тепло было. Ну, он меня поднял, на диван положил и приказал не беспокоить. Так я и проспал двадцать с лишним часов, — закончил Вихров, улыбаясь.