Александр Листовский - Калёные тропы

— Дуся, вы побудете здесь, — заговорил он, взглянув на часы. — Я пойду к себе, отдохну немного. Три ночи не спал.

— Товарищ врач, а он будет живой? — с тревогой спросила она.

— Теперь будет, — сказал Косой с твердой уверенностью. — Но, видимо, придется ампутировать ногу. Вы часа через два разбудите меня и приготовьте линейку. Отправим его в госпиталь вместе с общей колонной.

Косой вышел.

Дуська присела в ногах Тюрина. К горлу ее подкатывали слезы. «Вот, — думала она, — жил себе человек, ходил, веселился, а теперь ногу отрежут. А ведь молоденький. Совсем еще мальчик. И мать, поди, есть». Она хлюпнула носом и, превозмогая отчаянное желание зареветь, смахнула со щеки набежавшую слезу. «Ох, уж эти мне мужики!» — подумала Дуська.

Она вздохнула и вдруг вздрогнула, уловив на себе пристальный взгляд.

Тюрин, открыв глаза, смотрел на нее.

— Ой, миленький! Лучше тебе? — вся оживившись, почти вскрикнула Дуська.

Тюрин ничего не ответил, продолжая смотреть на нее.

— Ты ведь три дня в бреду лежал, — заговорила она. — То в атаку кидался, то Сашу поминал.

— Дзионьков взяли? — тихо спросил Тюрин.

— Нет. Пулеметами нас отбили, — сказала Дуська.

В глазах Тюрина промелькнула тревога.

— И что, большие потери?

— Большие. С вашего эскадрона трех человек убили: Позднякова, Мишуту и взводного Бобкина. У нас — Гришина и Приходько. А пораненных!.. Петьку-махновца конь к панам занес. Удила закусил. Потом разведка нашла его. Как есть весь штыками поколотый. Надругались гады над ним. И тебе б то же было, если б не Вихров.

Тюрин широко раскрыл глаза.

— Вихров? А что Вихров? — спросил он тревожно.

— Так он же тебя на коня взял. Как они с пулеметов ударили — мы назад, а ты остался. Вот он, значит, вернулся и поднял тебя… Ты лежи, лежи себе, — вдруг забеспокоилась Дуська, увидя, что Тюрин зашевелился.

Он тяжело и часто дышал. На его бледном лице проступили розовые пятна.

— Дуся, — сказал он, помолчав. — Иди позови Вихрова.

— Нельзя, миленький. Врач не приказывал никуда уходить.

— Так тут рядом.

— Нельзя, родной мой, не имею права.

— Значит, не пойдешь? — грозно сказал Тюрин, приподнимаясь на локтях. — Хорошо. Тогда сам пойду. — Он резко привстал и, болезненно вскрикнув, упал на подушку.

— Ну, хорошо, хорошо, милый, схожу, — сказала Дуська, с беспокойством взглянув на него.

Она выбежала из палатки и, размахивая руками, стремглав побежала по пустынной сельской улице.

Когда, спустя некоторое время, она возвратилась вместе с Вихровым, Тюрин лежал, закрыв глаза, и, казалось, спал.

Дуська нагнулась над ним.

— Не надо, — прошептал Вихров. — Не беспокой его. Он спит.

— Нет, я не сплю, — тихо сказал Тюрин, открывая глаза. — Алеша, подойди сюда, сядь… Дуся, выйди, пожалуйста.

Вихров осторожно присел на кровать.

— Алеша, знаешь что… очень, понимаешь, нехорошо получилось, — запинаясь, заговорил Тюрин, перебирая худой рукой одеяло. — Ты прости меня, Алеша… я очень плохой человек… Как это комиссар на курсах говорил? Непорядочный. Да… Ты вот всегда болел за меня, заботился… Был настоящий друг… а я тебе такое сделал… такое, что и назвать не могу…

— Не надо, Миша, не говори. Я все знаю, — сказал Вихров, поглаживая руку товарища.

— Знаешь? Откуда знаешь? Тебе Саша сказала, что я ей наврал про тебя?

— Нет, не Саша, но это не имеет значения.

— Значит, знаешь? Ну, тем лучше. Прости меня, Алеша. Ведь вряд ли мы теперь увидимся. Я не спал и все слышал. Доктор говорил, что мне ногу отрежут, — в голосе его прозвучало рыданье. — Слушай, Алеша… знаешь, что я тебя попрошу? Позови сюда Сашу. Я хочу с ней проститься. Ты ничего не имеешь?

Вихров поднял голову, собираясь итти, и вдруг увидел Сашеньку, которая, вся подавшись вперед и прижимая руки к груди, стояла у изголовья кровати.

С утра 5 июня на землю опустился густой промозглый туман. Моросил мелкий дождь. Воздух был полон приглушенных звуков. Слышался конский топот, тихие голоса, железное громыхание артиллерийских запряжек: сосредоточиваясь к месту прорыва, по раскисшим дорогам шли полки и дивизии. В начале шестого часа утра первая бригада 4-й дивизии вошла в деревню Молчановку. Эскадроны в ожидании приказа спешивались на площади подле церкви, слышались тихие разговоры и смех. Где-то, пиликнув, смолкла гармошка.

Взводный Ступак, еще на походе заступивший на место заболевшего командира эскадрона, чертил ножнами шашки по мокрой земле и, с трудом подбирая слова, говорил, обращаясь к бойцам:

— Значица, товарищи бойцы, понимать надо так: паны забрались в окопы и смеются над нами. Они интересуются знать, как, мол, буденновцы достанут до них через проволоку. Положение наше, товарищи, трудное. Проще сказать, тяжелое положение. Но, как говорит товарищ Ленин, нет ничего невозможного. Правильно. Нам надо только набраться духу и вдарить так, чтобы у панов очи разом на лоб повылазили. Надо им показать, что такое есть Конная армия, с которой им надо не смеяться, а плакать…

Тут он ввернул хлесткую прибаутку, встреченную бойцами взрывом веселого смеха, и еще раз пояснил, что под властью панов томится пол-Украины, а в тюрьмы брошено несколько тысяч красноармейцев, которые умирают с голоду.

— Теперь, ребята, слушай сюда, — говорил Ступак, изображая кружок на земле. — Это вот деревня Молчановка; здесь находится наша дивизия, а перед нами, у Озерна, укрепились паны. Задача дивизии — прорваться у Озерна. Правей нас, у Шапеевки, четырнадцатая дивизия. Она будет бить разом на Самогородок, Левее одиннадцатая наступает на Снежно. Шестая дивизия будет итти чуток левее, почти следом за нашей. Всем нам задача — выбить панов с Киева… — Ступак расправил мокрые желтые усы, оглядел бойцов и громко спросил: — Все ли понятно? У кого есть вопросы?

— Понятно! Доколь на месте стоять? Даешь наступление, товарищ комэск! — загудели в рядах голоса.

По улице послышался быстрый конский топот. К Ступаку подскакал захлестанный грязью боец. Он нагнулся с седла, что-то шепнул ему на ухо. У Ступака дрогнула светлая бровь и старое лицо приняло озабоченно-серьезное выражение. Он повернулся к эскадрону и подал команду.

Бойцы торопливо оправляли седловку, разбирали поводья и поспешно садились. Вдруг по рядам прошло радостное оживление. Из глубины улицы мчалось несколько всадников. Несмотря на туман, Ступак сразу же узнал Буденного. Плечо к плечу с ним, придерживая повод лошади, скакал Ворошилов. В двух флагах за ними ехал Зотов. Вслед ему скакали два трубача-сигналиста и казак с кумачевым значком.

— Какого полка? — спросил Буденный, равняясь с головным эскадроном. — А, Ступак! — узнал он командира. — Начдива не видел?