Александр Листовский - Калёные тропы

— Товарищу Ворошилову! Во братва повалила, как вы приехали. Сейчас панам духу дадут.

— Это зачем? — спросил Ворошилов, показывая глазами на жердь.

— Проволоку рвать. У меня крючок здесь насаженный, — с живостью ответил шахтер. Он перевернул жердь и показал массивный крючок. — Мы с ребятами уже приловчились… Как ее, значит, подденешь…

— Понятно, — пряча улыбку, прервал его Ворошилов. — Это ты сам, что ли, придумал?

— Сам. Получится ловко… И топором тоже. Да вот увидите. Проволока тут, шагов двадцать.

— Как твоя фамилия, товарищ?

— Шаробурко — фамилия моя, — с достоинством ответил шахтер, — а ребята зовут Кошлачом. Еще с Донбасса кличка такая [20] Кошлач — удалец, сорви-голова (Шахтерское словечко). .

— Ну, ну, давай, Кошлач, давай, не задерживайся, — ободряюще сказал Ворошилов, потрепав его по плечу.

Шаробурко привстал над кустами, зычным голосом крикнул:

— Вперед!

За скатом послышался топот множества ног. Между кустами замелькали гимнастерки, черкески, английские френчи и шахтерские блузы бойцов. Тяжело дыша, пригнувшись и размахивая руками, бежали люди, вооруженные кто винтовками без штыка, кто топором, кто огромной, как оглобля, жердью с насаженным на конце железным крючком.

Позади Ворошилова послышался быстрый конский топот. Он оглянулся. Низко припав к шее лошади, к нему во весь мах мчался казак. Он подскакал ближе и поднял руку к лохматой папахе.

— Товарищ Ворошилов, пленного взяли! Командующий приказал вам доложить! — одним духом выпалил он.

— Хорошо, — кивнул Ворошилов, — передай, что я приеду. Езжай.

Казак поворотил лошадь. Добрый дончак, виляя подвязанным хвостом, вихрем понес его протоптанной стежкой.

Степан Андреевич Зотов, забравшись в кусты, чтобы ему не мешали, лежал на животе на пригорке и писал дополнительный приказ на прорыв. Собственно говоря, надобность в этом приказе уже миновала, но он был человек аккуратный и любил доводить до конца начатое дело.

Вокруг с грохотом взрывались снаряды. Черные фонтаны земли взлетали в синее небо и, шурша, оседали, засыпая траву.

Собираясь с мыслями, Степан Андреевич вытер карандашом переносицу и, бросив взгляд на бумагу, вдруг удивился. На том самом месте, где он своим затейливым почерком вывел начальные буквы приказа, как ни в чем не бывало сидел кузнечик и шевелил зелеными усиками.

— Ты куда забрался, шельмец? — сказал Зотов, щелкнув кузнечика.

— Степан Андреич! Товарищ Зотов! — послышался голос.

Зотов поднял голову. В нескольких шагах от него стоял командир резервной бригады — пожилой человек с большими усами.

— Что вам нужно, товарищ командир? — спросил Зотов, досадуя, что его оторвали от дела.

— Вы бы перешли отсюда, Степан Андреич. Смотрите, они уже пристрелялись. Как бы вас не задело.

— Вот что, друг мой, — сказал Степан Андреевич, сердито нахмурившись. — Когда вы идете в атаку, я вам не мешаю. Потрудитесь и вы мне не мешать!

Совсем рядом рванул разрыв. Задрожала земля. Осколок, чвакнув, шлепнулся под самым носом Степана Андреевича, разметав и порвав в клочья бумаги.

— Тьфу! Чтоб тебя разорвало! — всердцах вскрикнул Зотов. — И здесь нет покоя.

Он собрал остатки бумаг и, ступая чуть вовнутрь носками и ворча что-то, направился к командному пункту.

Солнце перевалило за полдень. По всему горизонту, смешиваясь с дымом пожаров, дрожало туманное марево.

На участке 11-й дивизии наступающие цепи залегли под сильным артиллерийским огнем.

Гобар, закатав рукава, распоряжался подле орудий.

— А, не любишь! — после каждого выстрела весело приговаривал он. — А ну, орлы, пошлем-ка им еще по паре заклепок… Одним словом, бей до последнего.

— Гранатою… Два снаряда…

— Огонь!

Наводчики, картинно отбрасывая правую руку, дергали шнуры, и четыре орудия, обволакиваясь легким дымком, мягко оседали назад.

К Гобару подбежал старшина батареи Калошка.

— Пацан пришел! — крикнул он, нагибаясь к командиру и стараясь перекричать грохот стрельбы.

Гобар с досадой сдвинул черные брови.

— Пацан? Какой пацан? — спросил он сердито.

Калошка показал в сторону рукой:

— Да вот стоит.

Гобар повернулся и, увидев шустрого на вид босого парнишку в нахлобученном на уши картузе, спросил удивленно:

— Ты чего?

— Дядько, хто у вас самый главный?

— Ну, я. Что тебе нужно?

Парнишка с сомнением его оглядел, однако сказал:

— Важное дило. Тату послав.

— Да откуда ты взялся?

— 3 Снежно… Дядько, мужики казалы, мабудь вы жалкуете по мельници бить? Так вы не жалкуйте: там паньский охвицер сидить, пушками управляет. Кройте по мельници.

Гобар весело улыбнулся:

— Ай да орлы!.. Как же ты добрался сюда? Не боялся?

— Та ни! Я вже багацько сражений бачив. — Хлопчик доверчиво взял Гобара за руку и бойко заговорил: — Чуешь, дядько, мужики переказували, щоб вы швыдче йшлы. Воны хочут вам подсобить… Воны вже и телефоны порубалы.

— Провода?

— Ага, в лису чисто вси паньски провода порубалы.

В воздухе послышался все нарастающий, захлебывающийся свист. Снаряд ударил неподалеку от батареи.

— Ну, спасибо, орел! — Гобар дружески хлопнул ладонью по плечу мальчугана. — Передай вашим привет и скажи, что мы скоро придем. А теперь лети отсюда.

— Бувайте здорови, дядько!

Мелькая голыми пятками, мальчик пустился к лесу.

Внезапно издали, с той стороны фронта, донеслись тревожные звуки. Они плыли в воздухе то замирая, то переходя в сплошной медный гул.

Гобар прислушался.

— Калошка, слышишь? Что это такое? — спросил он старшину.

— Похоже — набат, — сказал Калошка, склонив голову набок — он, как старый артиллерист, был туговат на уши. — Да, точно. Набат…

Позади них кто-то подъехал, и громкий голос спросил:

— Ну, как у тебя, командир?

Гобар оглянулся. Позади орудий стоял Морозов.

— Хорошо, товарищ начдив! — весело сказал командир батареи. — Жители сообщили, что на мельнице сидит наблюдатель. Сейчас открою огонь.

— Правильно, — подтвердил Морозов, — пошли туда очередь.

За фронтом прокатился глухой раскатистый грохот. Видимо, выстрелила тяжелая пушка. Послышался сверлящий звук. Ближе, ближе. Лошадь Морозова, подняв голову, тревожно зашевелила ушами и стала пятиться.

Совсем рядом, взметнув черный вихрь, с громовым треском разорвалась граната.

Вторая граната ударилась между орудий.

Гобара подбросило в воздух и с силой швырнуло на землю. Он попробовал было вскочить, но на него со страшным гулом навалилось боком зеленое поле, и он, прикрыв глаза, снова опустился на землю.

Когда гул в ушах утих и Гобар открыл глаза, то первое, что он увидел, был Морозов, стоявший на старом месте и смотревший в бинокль.