Александр Листовский - Калёные тропы

Старшина дружески кивнул Харламову и, пригнувшись в казачьем седле, припустил за эскадроном.

— Гляди, кто едет, — показал Кузьмич.

Ловко сидя на крупной гнедой лошади, из глубины улицы ехал рысью Назаров.

— Конь-то будто не его, — сказал Харламов. — Ну да, этот чуток повыше и справней.

— Ребята, где командир эскадрона? — спросил Назаров, подъезжая.

— Сами ищем, — сказал Харламов. — Где коня взял?

— Какого-сь ихнего полковника спешил, а может, генерала. Не поймешь — худой да тонкий. Наши-то генералы, кубыть, потучней были, но тот… — он пошевелил пальцами, — поосанистей.

— А ведь добрый конь. Английской крови. Резвён, видать. Да, — говорил Харламов, с видом знатока оглядывая нетерпеливо переступавшую лошадь. — Не конь, а машина! Ну, нехай нам послужит, не все ему под белыми ходить. Поездишь теперь.

Назаров отрицательно качнул головой.

— Нет! Это я командиру эскадрона, — сказал он с какой-то особенной ласковостью. — Пусть ездит на здоровье. Не все ему о бойцах заботу иметь. Зараз и мы об нем позаботились.

Прорыв и глубокий рейд по белопольским тылам сломали и потрясли весь вражеский фронт. Третья польская армия, занимавшая Киев, опасаясь окружения, начала быстрый отход. Бросая обозы, пушки и склады с боевыми припасами, разбитые дивизии устремились на запад. Вторая армия, испытавшая в районе Житомира и Бардичева жестокий удар со стороны буденновцев, целиком вышла из строя. По разбитым дорогам день и ночь тянулись обозы. В пыльном воздухе стоял стон и крик. Конная армия шла на плечах у противника.

За Конной армией двинулись армии Юго-Западного фронта, тронулся Западный фронт. На всем огромном пространстве от Западной Двины до Припяти Красная Армия перешла в наступление.

Побеждая, конармейцы несли большие потери. В бою под Ровно пал легендарный Дундич, зарубивший в этом бою семнадцать пехотинцев противника. Он дрался, как израненный лев. И в последнюю минуту, когда, казалось, помощь близка, вражеская пуля ужалила Дундича в спину.

В боях под Дубно и в Хорупанских лесах, в жестоких сабельных рубках под Бродами и на подступах к Львову полки Конной армии потеряли треть боевого состава. Почти без отдыха, в тяжелых тучах горячей клубящейся пыли шла Конная армия и нещадно била врага. По всему фронту победа была полной. Но это было отнюдь не триумфальное шествие. Полки шли калёными тропами — полосой тяжелых и кровопролитных боев.

Отступая, враг сближался со своими базами и источниками пополнений. Конная армия, оторвавшаяся на пятьсот верст от основных пунктов снабжения, испытывала недостаток в огневом снаряжении и часто пробивала дорогу одними клинками.

В неотступном преследовании прошли июнь и июль. 13 августа Конная армия с боем переправилась через Стырь и вышла на львовский плацдарм.

Около трех часов пополудни этого дня 11-я дивизия, пройдя Бродский лес, выходила на шоссе Бродц — Львов.

Начдив Морозов и Бахтуров, недавно назначенный военкомдивом 11-й, стояли на пригорке подле дороги и поджидали подхода первой бригады. У подножья холма ординарец начдива Абрам, детина — косая сажень в плечах, проваживал взад и вперед лошадей.

В лесу было тихо. Только со стороны Львова изредка доносились глухие удары пушечных выстрелов.

Лошади пофыркивали, чутко прислушивались и били хвостами по подтянутым бокам, отгоняя надоедливых мух.

В глубине леса закуковала кукушка. Морозов послушал и недовольно поморщился.

— Ишь ты, как мало, — сказал он вполголоса.

Улыбка тронула твердые губы Бахтурова.

— Да ты, никак, загадал, Федор Максимыч? — спросил он, улыбаясь.

Морозов смущенно потеребил короткие усики.

— Ну, что ты! — Он помолчал и тихо добавил: — Мальчишкой, верно, загадывал… Гляди, первая бригада подходит.

У поворота дороги замелькал красный значок. Послышалась песня. Звонкий тенорок запевалы, тщательно выговаривая каждое слово, звенел над рядами:

подхватил головной эскадрон, и песня с присвистом покатилась по лесу.

Колонна приближалась. Впереди на большом вороном жеребце с белой лысинкой ехал, подбоченясь, комбриг Колпаков — коренастый широколицый человек со светлыми щетинистыми усами. Увидев Морозова, он сильно толкнул лошадь и подъехал к нему.

— Значит, так, — сказал Морозов, постукивая плетью по голенищу. — Первой бригаде в резерв. Встанешь в Ксенж-Вельки на дневку.

Колпаков не без удовольствия поднял руку к фуражке.

— Хорошо. А то кони подбились, Федор Максимыч. Мне остаться?

— Не надо. Веди бригаду. Полки я посмотрю… А песни, между прочим, отставить.

Колпаков махнул песенникам и размашистой рысью пустился в голову колонны.

Мимо начдива потянулась первая бригада. Под Бродами она понесла сильный урон, и эскадроны не досчитывали многих бойцов. Морозов, знавший в лицо почти всех ветеранов, хмуря брови, поглядывал на суровые запыленные лица, мысленно отмечал потери…

Замыкая бригаду, с грохотом катилась батарея. Ее вел Гобар. Он ехал обочиной дороги и что-то говорил Калошке, указывая на коренной вынос второго орудия.

— Гобар! — позвал Морозов. — Езжай сюда!

Гобар подъехал к начдиву и спешился.

— Как у тебя со снарядами? — спросил Морозов, пытливо глядя на него.

— Половина боекомплекта, товарищ начдив. Одним словом, неважно.

— Смотри береги! — Морозов кивнул головой в сторону Львова, откуда доносились басистые звуки тяжелых орудий. — Слышишь, с чем драться придется?.. Ну, ладно, езжай… Постой, а это что у тебя? — Морозов недоуменно смотрел на сапоги командира с огромными трехгранными шпорами.

Чувствуя на себе насмешливый взгляд, Гобар смущенно пожал плечами:

— Я свои поломал, товарищ начдив, а эти ребята под Радзивиллами в замке с рыцаря сняли.

— Вот как! — сказал Бахтуров, усмехнувшись. — Шпоры, видать, знаменитые. В Палестине, наверно, бывали.

Гобар, улыбаясь, взглянул на Бахтурова.

— Что же делать, товарищ комиссар! Других ведь нет.

— Ну, ну, носи, — сказал Морозов. — Только смотри коня не покалечь.

— Разрешите ехать, товарищ начдив?

— Езжай.

Гобар высоко занес ногу, стараясь не зацепить колючей шпорой круп лошади, и, опустившись в седло, поскакал к батарее.

— Толковый командир, — глядя ему вслед проговорил Бахтуров.

— Командир хороший, — подтвердил Морозов уверенно. — Правду сказать, Павел Васильевич, когда стали прибывать к нам эти красные офицеры, я на них не очень надеялся. А вышло обратно. Комсомольцы! Гляди, как дело поставили. Толковый народ!

— Смена наша, — заметил Бахтуров.