Александр Листовский - Калёные тропы

В темноте неясно чернели силуэты бодро идущих лошадей, катились повозки с белевшими на них снарядными ящиками.

Гуро проехал в голову обоза.

— Ты что, старый хрен, не видишь, что у тебя сзади творится! — напустился он на Захарова.

— Чего изволите? — недослышал Захаров.

— Чего изволите! Едет тут, как чорт на свадьбу, старая кочерыжка, а там на целую версту растянулись! — сердито крикнул Гуро. — А ну, наведи мне живо порядок!

— Слушаюсь, товарищ квартирмист. Сейчас порядок произведу, — сказал Захаров упавшим голосом. — Ох уж эти мне ребята! Одно слово — обоз.

Он выехал на обочину дороги и, остановив лошадь, стал пропускать подводы мимо себя.

— Товарищ Гобаренко, — тихо заговорил Сидоркин, пристраиваясь сбоку к Гуро, — как мы давеча ехали, я хутор приглядел. Богато живут. Есть чего взять. Может, заскочим? Тут недалеко.

— Засыпаться?

— А раньше?

— Мы тогда двигались, а сейчас стоим на месте. Неужели не понимаешь, балда!

Сидоркин с досадой пожал плечами.

— У тебя сколько гранат? — спросил Гуро.

— Две лимонки.

— Дай мне одну.

Сидоркин молча подал гранату.

Гуро остановил лошадь и прислушался. Вдали на дороге слабо тарахтели повозки.

— Тут где-то была влево дорога, — сказал он, оглядываясь.

— А вон она, дорога, — показал Сидоркин, — аккурат за тем большим деревом.

Они тронули рысью, миновали развилку дороги, переехав заросшую кустарником канаву, свернули в лес.

Захаров, пропустив обоз и найдя все в порядке, ехал обочиной. «И чего зря ругается! — думал он, посматривая вперед, где, по его предположениям, должен был находиться Гобаренко. — Нет, видать, ошибся я в нем. Суматошный это и пустой человек. Беда с этаким служить. У него, у чорта, видать, одно на уме — как бы перед начальством выслужиться. Видал я за свой век чертей, а такого не видывал. И еще всякие такие слова выражает. Это старому-то человеку? Тьфу! Как есть пустой человек…»

— Покурить бы, папаша, — сказал ездовой с крайней повозки.

— Я те покурю!

— Да мы тихонько, право! Разреши, товарищ взводный, — попросил другой голос.

— Нет, нет, сынки. Потерпите. Мысленное ли дело курить — такой груз везем, — говорил Захаров тоном человека, не вполне уверенного в том, что приказание его будет исполнено.

Дальнейшее произошло так неожиданно, что он не успел даже ахнуть. Впереди близ дороги вспыхнуло пламя, и, сотрясая воздух, грохнул оглушительный взрыв. По лесу загремели ружейные выстрелы.

— Обошли! Спасайся, братва! — пронесся панический крик.

Послышался железный грохот колес. Ездовые, кружа вожжами над головой, нахлестывали лошадей, понукая их дикими криками. Обоз рысью влетел на левую дорогу.

— Стой, стой! Куда? Застрелю! — отчаянным голосом кричал подскочивший Гуро. Подняв револьвер над головой, он стрелял в воздух, усиливая общую панику.

Вновь прокатился оглушительный взрыв.

Обезумевшие лошади подхватили в галоп и понесли повозки по кочковатой дороге.

Переправившись вброд через реку, Панкеев скрытно подводил бригаду к опорному пункту. И он сам, и Бочкарев, и полковой адъютант напряженно посматривали вперед, туда, где за лесом полыхало огромное зарево и откуда катился громовой грохот орудий, но сигнала Морозова — зеленой ракеты — все еще не было.

Укрыв бригаду в лесистой балке, Панкеев спешился и вместе с Бочкаревым и адъютантом прошел вперед, к опушке.

Отсюда хорошо была видна вся деревня. Красновато-черные клубы дыма, медленно перекатываясь, поднимались в небо, застилая свет месяца. Большие языки пламени, шевелясь, охватывали угрожающе трещавшие ели и сосны и горевшую колокольню. Отблески пожара играли на глади большого пруда, и он казался наполненным раскаленным докрасна кипящим металлом. Там по мосткам у купальни перебегали люди..

— Светло, как днем, — заметил Бочкарев, опуская бинокль, — письма можно читать.

Впереди на фоне пожара возник черный силуэт огромного всадника.

— Дерпа едет, — сказал адъютант.

Остановившись в низинке, Дерпа грузно слез с лошади и, придерживая шашку согнутой в локте рукой, подошел к Панкееву.

— Ну как, дружок? — спросил Панкеев.

— Есть подступ, товарищ комполка, — сказал Дерпа, вытягиваясь. — Если мы пойдемо ось по той балочке, — он широким движением повел рукой в сторону деревни, — то они нас нипочем не увидят. Ну, а дальше до самой деревни открытое поле.

— Ну, хорошо. Оставайся здесь, потом покажешь дорогу.

Позади них в лесу послышался бешеный конский топот. Кто-то скакал, спрашивая на ходу командира полка. Ломая кусты, на опушку выскочил Сидоркин.

— Товарищ комполка! Обстреляли! — крикнул он, подъезжая к Панкееву и останавливая тяжело дышавшую лошадь.

— Кого обстреляли? — спросил Панкеев.

— Обоз обстреляли! Товарищ Гобаренко раненный!.. Как они на нас кинулись, как давай палить, как…

— Погоди! Не спеши! Толком говори! — оборвал его Бочкарев. — Где вас обстреляли?

— Только мы до дороги доехали, а они как жахнут по нас!

— До какой дороги?

— Да там дорога такая. Видать, за сеном ездют. Так все брички как есть в болоте загрузли.

— Много их было? — спросил Панкеев.

— С эскадрон. А может, полк. Кто его знает! Обозники еле отбились.

— Гобаренко сильно ранило? — тревожно спросил Бочкарев.

— В щеку, с рикошета. А крови!..

Панкеев и Бочкарев переглянулись.

— Что будем делать? — спросил Бочкарев.

Панкеев озабоченно качнул головой.

— Придется посылать эскадрон, — сказал он с досадой.

Он подозвал Карпенко и дал ему указания отправиться с эскадроном на выручку обоза.

С южной окраины деревни, где как раз в эту минуту вторая бригада прорвалась к первой линии окопов, донесся перекатывающийся крик.

Бочкарев взял Панкеева за руку и коротко спросил:

— Слышишь?

Панкеев прислушался.

— «Ура» кричат. Атакуют, Павел Степанович, — сказал он озабоченно.

— Ракета! — воскликнул адъютант.

Они подняли головы. В кроваво-красном небе медленно таяли зеленые звезды.

Все вокруг ожило и зашевелилось. Лес наполнился шорохом. С частым топотом бригада стала спускаться рысью по балке.

Вихров с трудом сдерживал лошадь. Его охватил тот восторженный юношеский пыл, когда хочется, слившись в одно целое с бешено скачущей лошадью, очертя голову броситься навстречу опасности. Сердце его колотилось с такой неистовой силой, словно хотело выскочить вон и умчаться вперед, туда, где кипел бой и откуда доносились крики бойцов. Ему стоило больших усилий сохранить самообладание и остаться наружно спокойным. Он покосился на ехавшего рядом с ним Ильвачева, стараясь узнать, не заметил ли военком его слабости, но Ильвачев хранил обычный спокойно-сосредоточенный вид. Почувствовав на себе взгляд Вихрова, он, блеснув очками, строго посмотрел на него и молча кивнул в направлении выстрелов, будто сказал: «Слышишь? Ну, теперь смотри во всех отношениях!» Вихров сразу понял, что хотел сказать Ильвачев, и ощутил обычную уверенность в своих силах.