Павел Васильев - Турухтанные острова

— Куда надо? — спросил владелец машины.

— До завода.

— А-а. Здесь близко, — сразу утратил он к Серегину интерес.

— Тут совсем близенько, — принялись пояснять старухи, опасаясь, как бы их все-таки не высадили и не повезли Серегина, который подошел к машине. В пиджаке, в белой рубашке, при галстуке, в правой руке — «дипломат». Владелец машины, что-то перебирая в салоне, еще раз внимательно осмотрел Серегина, и тот вообще перестал для него существовать.

— Пройдешь маленько вон в ту сторону. Тут совсем рядом. А нам в Ольховку, в другую сторону. — Почему-то старушкам стало жалко Серегина, и они заговорили все разом, принялись его утешать. Вчетвером, тесня одна другую, они втиснулись на заднее сиденье, были видны лишь их головы за узлами. Петровна сидела рядом с водителем, корзина на животе. Повернув красные клювы, гуси смотрели на Серегина с тем же выражением, что и водитель, только в отличие от него они кивали Серегину:

«Го, го».

По другую сторону площади находился магазин сельпо, похожий на большой, еще не заполненный водой аквариум, в который напихали косы, вилы, ведра, всякий металлический скарб. Рядом, в зарослях акации, приткнулось одноэтажное здание с геранями на окнах — почта.

По междугородному телефону Серегин заказал Ленинград, институт. Соединили быстро. Серегин не успел просмотреть местную газету с непривычными для горожанина объявлениями на последней странице:

«Продается коза дойная», «Ольга Семеновна и Иван Иванович Меженины благодарят всех, поздравивших их с пятидесятилетием совместной супружеской жизни».

В Ленинграде к телефону подошел сотрудник, который на время командировки замещал Серегина. От него Серегин узнал, что комиссия по приемке новой разработки, как это и намечалось, приступит к работе только в понедельник. Телеграммы с вызовом всем членам комиссии разосланы. Многим напомнили еще и по телефону.

— Так что все в порядке, шеф!

— Если вдруг кто-нибудь приедет пораньше, займите там чем-нибудь. Дайте почитать мой отчет. Пусть погуляют по городу.

— Ленинград? Ваше время кончилось! — раздалось в трубке.

— Да, все! Счастливо вам!

Серегин не знал, зачем его вызывали на завод.

Прежде завод выпускал бытовую радиоаппаратуру, но два года назад его перевели в один главк с НИИ, и он поменял профиль, занялся медицинской радиоэлектроникой. В частности, именно ему поручили освоение опытной серии первого кардиосканера. И завод с этим новым для него делом справлялся. Конечно, возникали кое-какие трудности, но это вполне естественно: все же завод периферийный, у него не те силы, что у НИИ. Серегин высылал на помощь кого-нибудь из подчиненных, этим и обходились. Но ему, как главному конструктору кардиосканера, — в приборе был реализован способ построения, предложенный Серегиным, на который он получил авторское свидетельство, — довелось ехать сюда впервые. Хотя и следовало побывать здесь раньше, поинтересоваться, как и что делается, да все было некогда. Одно, другое. И сейчас он — сюда, там — сдача очередного этапа другой НИР… Ладно, первые несколько дней обойдутся и без него…

В сельпо кроме скобяных товаров продавали телевизоры, приемники, канцелярские принадлежности, книги, учебники и художественную литературу. В углу на полке Серегин увидел сборник стихов Фета. Оказалось, что это последний экземпляр.

Очень обрадованный своей покупкой, Серегин вышел из магазина. Он решил не дожидаться автобуса, пойти пешком.

Сразу за станционными постройками шоссе раздваивалось, огибая большой, но неглубокий пруд. Дно в пруду было глинистым, вода по цвету напоминала кофе с молоком. По обе стороны шоссе стояли дома давней, может еще дореволюционной, постройки, с мезонинами, обшитые тесом, но некрашеные.

Серегина догнал темно-синий «рафик». Шофер открыл дверцу.

— Садись.

В автобусе ехали, в основном, мужчины. На приветствие Серегина молча кивнули, присмотревшись — кто такой? Выждав немного, продолжали прерванный его появлением разговор.

— Картошку окучил?

— Нет еще. Ко мне намедни брат двоюродный приезжал.

— Кто, Сенька?!

— Минька. Ты, наверное, его не знаешь.

— Миньку-то! Как же мне его не знать! Вместе в Матвеевку на танцы ходили. Такие вихри поднимали!..

Серегин не прислушивался к разговорам, смотрел в окно.

Местность была холмистая. Автобус то ровно катил под гору, постукивали о поддон камушки, то, надсадно рыча и напряженно дрожа, взбирался вверх.

Медвяно пахло клевером. Вдруг светлело, это автобус въезжал в березовую рощу. Березы здесь росли редкие, все одинаково кудрявые. А дальше все поля, поля.

Завод оказался вовсе не таким, каким предполагал увидеть его Серегин. Посреди полей, на взгорке, обнесенное кирпичным забором, стояло четырехэтажное здание постройки пятидесятых годов, далеко видное со всех сторон. Перед зданием росли высокие, застаревшие осины. На них гнездились грачи. И даже отсюда, с шоссе, в открытое окно автобуса был слышен неумолчный грачиный грай. Под пригорком, вдоль забора, протекал ручей, по другую сторону ручья, на соседнем пригорке, стояло около десятка пятиэтажных кирпичных домов постройки того же времени.

Автобус подкатил к заводской проходной, развернулся на площади перед воротами и остановился. Из него вышли все, направились в проходную. Серегин пошел в соседнее низенькое зданьице с надписью на дверях «Бюро пропусков». В комнате, освещенной лампами дневного света, у маленького, словно в кассе, окошка, выстроилась очередь в несколько человек. В противоположном углу — телефонные кабины. В каждой из них дверь была закрыта, в кабине кто-то находился, согнувшись крючком над автоматом, стоял спиной к двери, прикрывая собой трубку, и кричал так, что было слышно всем.

— Это отдел снабжения? Какая, к лешему, котельная! Мне надо отдел снабжения!.. А как в отдел снабжения позвонить? Не знаете?.. Алло, алло! Вот охламоны!..

В общем, знакомая Серегину картина: на завод приехали «толкачи».

Серегин осмотрелся, прикидывая, какая из кабин может освободиться быстрее.

Но от окна отделился мужчина и направился к Серегину, не обратившему в первые минуты на него внимания. Мужчина шел и улыбался. Нет, не улыбался. Лицо его расплывалось в улыбке. Так сказать, пожалуй, будет точнее.

— Из Питера? — пробасил мужчина, подойдя к Серегину. — Это я вас вызывал. Давайте поручкаемся. Подержу ваши драгоценные пять. Шебаршин.

Был он коренаст, волосы светлые, подстрижен под полубокс. Короткий, словно срезанный наискосок, галстук завязан широченным узлом. Выпяченная грудь распирает пиджак, и поэтому галстук торчит наружу. Губы толстые, словно оладьи.

— Ну что, приехали учить нас? Мозги вправлять? Правильно, это иногда надо.