Елизар Мальцев - Войди в каждый дом

— А что с вами было, товарищ Лузгин? Ведь вы тяжело заболели после собрания, — словно пренебрегая его вопросом, поинтересовался Мажаров.

— Удар. — Кисло сморщившись, Аникей приложил руку к сердцу. — Думал, и не встану совсем, так шарахнуло!..

— Зачем же вы поднялись с постели? Вам же, наверное, запретили это делать?

— Забота загрызла. — Аникей тяжко завздыхал. — Лежу в кровати, как дите спеленатое, и что делается в хозяйстве — не вижу. Хоть и докладывают бригадиры, а все ж, как говорится, доверяй, но проверяй… Верно я говорю?

Мажаров снова не ответил, даже не кивнул в знак согласия и дружеского участия. Он чем-то напоминал ему секретаря обкома Пробатова — такой же невозмутимо-вежливый, спокойный и загадочный. Попробуй вот подбери к такому человеку ключи!

— И долю вам еще копаться в наших кляузах? — сочувственно осведомился Лузгин, как бы сожалея, что Ма-жарову приходится заниматься столь неблаговидными делами. Пли вы уже сделали выводы?

— Да как будто сейчас все уже стало ясно, — ответил Мажаров и, отставив стакан, обернулся к хозяйке: — Большое спасибо вам, Анна Тимофеевна!

— Пейте, сколь войдет, воды нам не жалко! Не хватит — еще самоварчик поставлю! — сказала Нюшка и взглянула на гостя с игривой улыбкой.

«Вот холера! — подумал Аникей. — И тут не может, чтобы хвостом пе повилять! Да и он, видать, парень не промах — нашел подход к бабе, по имепи-отчеству называет. Она, поди, и забыла, когда ее последний раз так величали».

Все годы, пока Аникей находился у власти, он считал главным своим противником Егора Дымшакова, на собраниях боялся только его выступлений, всегда беспощадно насмешливых и злых. А жалобы, которые посылались на его действия в район и в область, частенько после проверки оказывались в ящике его письменного стола. Когда кто-нибудь из жалобщиков являлся к нему с просьбой, Аникей молча доставал из кармана ключ, открывал ящик. «Узнаешь, чей почерк? — спрашивал он, не скрывая своего торжества и довольства. — Зря, голова, чернила тратил! Но ежели еще будет охота — валяй пиши, не задумывайся, мы с радостью потом почитаем. Сюда ведь придет, нас не минует! А теперь очухайся и спроси себя, можешь ли ты после такой клеветы мне на глаза показываться да со своими просьбами лезть?»

Но человек, с которым Лузгин встретился сейчас и который представлял здесь райком, вел себя непонятно, и это заставило Аникея насторожиться. А что, если Коробин тоже решил освободиться от него? Скинут, как худой сапог с ноги, и поминай как звали! Прохудился, скажут, стоптался на один бок, заведем новую обувку, попрочнее, чтоб сырость разную не пропускала!

— Если, конечно, не секрет, то я бы хотел знать, как я должен дальше выполнять поставленные задачи? — пытаясь идти напролом и добиться ясности во что бы то ни стало, спросил Лузгин и решительно откинулся на спинку стула.

Мажаров посмотрел на него с веселым недоумением, словно Лузгин был стеклянный и он видел его насквозь, и от этого откровенно насмешливого взгляда Аникею стало не по себе.

— Мне кажется, все будет решать собрание, которое, я надеюсь, скоро можно будет продолжить, раз вы теперь в полном здравии…

Все было ясней ясного — его снова отдавали на волю Егора Дымшакова и тех, кто стоял за ним, и от одной этой вести Аникею стало тошно.

— Так, — тихо выдавил он и рывком поднялся, чуть ие опрокинув стакан с чаем. — Значит, всем вера, а мне нет? А что я всего себя колхозу отдал, вам этого мало? Не пройдет у вас этот номер, товарищ Мажаров!.. Я и не таких еще проверщиков встречал — тоже норовили наперед лошади забежать, а потом оказывались в хвосте!.. Навряд ли Коробин подпишется под вашей проверкой!.. За моей спиной, втихаря действовали?

— Действовали так, как подсказывала нам партийная совесть, — неожиданно твердо и сухо проговорил Мажаров и тоже встал. — Я обошел почти все избы и не встретил ни одного человека, который сказал бы о вас хоть одно доброе слово…

— И она в меня камень бросила? — Аникей смерил презрительным взглядом Нюшку и рассмеялся. — Она могла кое-что порассказать, она поближе всех меня знает!.. Обо мне, значит, сплетни собираете, а сами по бабам ходите?

— А ты бы потише разорялся-то, Аникей, — неожиданно, подходя к Лузгииу, сказала Нюшка. — Я к тебе не привязанная, чтоб с тобой вместе визятать…

— Так всегда ведут себя люди, которые не чувствуют своей правоты… Ну, я пойду, Анна Тимофеевна. — Мажаров поправил согнутым пальцем дужку очков и улыбнулся хозяйке доверчиво и добродушно. — Спасибо вам за беседу и за чай!..

— Партия все равно не будет разбрасываться ценными кадрами! — уже не сдерживаясь, кричал Аникей. — Рано собрался хоронить, товарищ Мажаров…

— Думаю, что я вам уже не товарищ… А партия — такое большое слово, что я на вашем месте приберег бы его для более важных минут своей жизни!..

— Значит, брезгуете мной? Наотрез отказываетесь говорить? Мы это тоже запомним и запишем!

Мажаров уходил, даже не подав руки на прощанье, словно не слыша его вопроса, но у порога вдруг обернулся, и Аникей поразился жесткому и гневному выражению его лица.

— Я полагаю, что комиссия может поручить побеседовать с вами районному прокурору…

Аникей по успел сообразить, что бы такое ответить, как дверь мягко захлопнулась.

— Продала меня, шкура? — заорал он, едва до него дошел смысл сказанных Мажаровым слов, и, подбежав к Нюшке, затряс ее за плечи. — Говори, стерва, что он у тебя выпытал? Говори!..

— Отпусти, Аникей! — Нюшка рванулась из его рук. — Опостылел ты мне!.. И не лезь ко мне с кулаками, не боюсь я тебя. Жену, вон свою стращай!

— Нет, ты мне скажи, о чем он тебя спрашивал? — не отступая от Нюшки, яростно твердил Аникей.

— Ничего он не выпытывал! Просто говорил, интересовался, что я думаю о всех делах в колхозе…

— Не ври! Разве ты можешь думать? Ты сроду-то ни о чем не думаешь, кроме тряпок да чтоб потискали тебя!..

Ни слова больше не говоря, Нюшка подошла к двери, распахнула ее.

— Уходи, Апикей…

— Ладно тебе дурить-то! — Лузгин замахал руками. — Не устраивай спектакль…

— Не уйдешь по-доброму — людей позову, — вся бледная, задыхаясь, выговорила Нюшка и, вскинув голову, смотрела на него, как на чужого, с непонятной ненавистью.

Константин шел по ночной метельной улице, глубоко, до бровей, надвинув шапку, и все шептал сквозь стиснутые зубы:

— Ах, негодяй!.. Нет, какой паразит!.. Если бы он не был связан с комиссией райкома и жил здесь сам по себе, он, не задумываясь, избил бы этого подлого человека, чем бы ему это ни грозило!.. Он даже представил, как яростно, с мстительным наслаждением он ударил бы по этим заплывшим свинячьим глазкам.

Стремительно шагая навстречу летящим мокрым хлопьям, Мажаров то сбивался с санного пути, то выбредал на твердую колею, перепоясанную белыми жгутами заносов, и никак не мог успокоиться, унять нервную дрожь. Снег залеплял стекла очков, редкие огоньки в избах проступали туманными пятнами, будто через промасленную бумагу, рукава и плечи покрывались снежными наростами, и стоило тряхнуть рукой, как они отваливались целыми пластами.