Юрий Бедзик - Каждая минута жизни

— Вдвоем быстрее, — хитро улыбнулся Карнаухов.

В беседке остались Рейч и Мария Борисовна. Рейч сел на скамью, снял очки, протер их. «Вдвоем быстрее», — мелькнули у него в голове слова Карнаухова. Он улыбнулся. Наверное, действительно это так. Не потому ли он решился на дальнюю дорогу?

Мария Борисовна села рядом.

— Жара сегодня неимоверная, — сказала она. — Мы с вами в невыгодном положении. В жару должны прятаться подальше от воды.

— Я очень рад, мадам, что мы увиделись… вернее, встретились снова… А жара сегодня действительно невыносимая.

— Градусов тридцать, не меньше.

— По нашим среднеевропейским масштабам — многовато.

Крылова промолчала, на лицо ее легла хмурая тень. Рейч догадался, о чем ее мысли.

— Вы, очевидно, до сих пор не забыли случившегося в Монпелье? — спросил он вяло.

— Я не раз думала о той женщине, которую затоптали полицейские…

— Да, мадам, есть вещи, которые не забываются. Носишь потом в душе тяжесть… Будто ты сам виноват во всем.

— У вас тоже было такое чувство? — не смогла скрыть иронии Крылова.

— Поверьте, мадам, я всегда был против насилия.

В его голосе была искренность. Крылова это оценила и произнесла слегка отвлеченно:

— Все против. И все понемногу привыкают. Как к кровоточащей ране.

— Если бы человек хоть раз в жизни сумел проявить силу воли и сказать свое слово…

— Ну, вам это, пожалуй, трудно, — снова не удержалась от иронии Крылова.

— Понимаю вас, мадам, — вздохнул Рейч. — Я действительно не родился героем. Хотя на фронте, — что-то подталкивало Рейча к откровенности, — мне пришлось пережить довольно неприятную историю. Вы не поверите, но я спас вашего врача. Русского врача. И сам едва не пострадал из-за этого… Впрочем… — Он безразлично махнул рукой. — Жизнь — лотерея… Вот и сейчас я, кажется, на пороге великого открытия. Собственно, все уже сделано. Но улыбнется ли мне удача, как-то трудно поверить.

— Вы об «альфе»?

— О ней, мадам.

— Скажите, доктор, вы действительно решили держать в тайне эту «альфу»?

— О нет! — смутился Рейч. — Медики делают открытия не для того, чтобы забирать их с собой в могилу.

— Когда вы заканчиваете работы над ней?

— Это зависит не от меня.

— Вам что-то мешает?

— Наоборот. Весьма влиятельные особы предлагают мне поддержку. Но я не тороплюсь. В таких случаях нужно много думать… Много и… тщательно.

Видно, он и теперь был в раздумьях. Еще на парижской конференции Крылова обратила внимание на странный, противоречивый характер Рейча. Избегал политических дискуссий, был скрытен, осторожен, подчеркнуто аполитичен. И одновременно недоволен жизнью, полон усталости и разочарований. Сейчас ему, по всей видимости, хотелось излить перед Крыловой душу. Он почувствовал к ней странное расположение, она как бы пробудила дремавшие в нем добрые силы. Пусть не добрые, пусть просто живое, человеческое, годами томившееся в нем. Она знала, что он был на Восточном фронте, но не хотела ранить его прошлым.

— Когда я возвращалась с парижского конгресса, то пролетала над вашей страной, — вспомнила без видимой причины Мария Борисовна.

— И что же вы увидели внизу, мадам? — рассеянно спросил Рейч.

— Землю… Представьте себе — землю.

— Не сказал бы, что это удивительное открытие, — улыбнулся Рейч.

— А мне показалось удивительным, что земля везде такая одинаковая: у вас… у нас…

— Еще более странно, — оживился вдруг Рейч, — что и люди в сущности везде одинаковые… И плохие, и хорошие, и никакие…

— Никакие?.. — Крылова на мгновение замолчала. — Не знаю, доктор. Мне кажется, что никаких людей не бывает. В жизни каждого наступает момент, когда приходится решать: какой ты?

— Вы говорите о политике. Вы же знаете, я всегда старался держаться подальше от нее.

— Так ради какой жизни вы спасаете своих больных? — даже рассердилась Крылова.

— Ради самой жизни, — убежденно ответил Рейч. — Я оперировал солдат вермахта и перевязывал демонстрантов в Ульме, лечил стариков и детей, мужчин и женщин. У людей нет ничего дороже жизни.

— Разве что идеалы, — тихо произнесла Крылова.

— Наверно, большинство растеряло свои идеалы. Даже я.

— О нет, доктор, не поверю, — запальчиво возразила Крылова. — Как врач и ученый, вы служите человечеству, служите разуму.

— Все достижения человеческого разума в равной мере работают и на благо человека, и на его уничтожение.

— А ваша «альфа»? Она же создана для того, чтобы лечить людей!

Рейч пожевал губами, опустил голову. Ему и приятно было услышать это от Марии Борисовны, и в то же время горько. Да, он работал для людей. Хотел спасти человечество. Около двадцати лет посвятил своей мечте. И что же? Что будет с его «альфой»? В чьи руки она попадет?

— Вы так спокойно говорите об этом? — укорила его Крылова.

— Мне рассказывали, что в Освенциме людей вели в газовые камеры под звуки веселой цыганской музыки. И никто не плакал. Есть слезы, — Рейч приложил руку к груди, — которые обжигают душу.

— Я понимаю, доктор, — Мария Борисовна взглянула на Рейча с сочувствием. — Если вам нужна наша помощь, мы охотно поделимся с вами опытом.

Такое предложение как будто не обрадовало Рейча. Не отрывая взгляда от земли, он сказал, что, к сожалению, его клиника проводит работы полностью самостоятельно. Его субсидирует банк Генриха Либа. Он против всякого обмена опытом. Из соображений конкуренции, конечно.

— Но вы же человек свободный, стоите вне политики?

— Генрих Либ тоже вне политики, — еще ниже опустил голову Рейч. — Он делец и делает деньги.

— У вас с ним контракт?

— Нет… — слегка покраснел Рейч. Его словно что-то придавило, и он изо всех сил попытался выпрямиться. Лицо покрылось красными пятнами. — Я еще окончательно не решил. Контракт всегда накладывает определенные обязательства. А с меня достаточно и тех, которые у меня есть…

Он не договорил. На аллее со стороны озера появились молодые люди. Бетти шла с полотенцем. Глаза ее весело блестели.

— Папочка, вода просто чудо! Как парное молоко!

— Вы купались?

— Немного. У самого берега. А потом… — она обняла отца, ласково потерлась щекой о его щеку, — мы устроили состязания. — Она таинственно понизила голос. — Кстати, он рассказал мне интересную легенду об этом озере. Здесь когда-то был монастырь, в котором доживали свои дни запорожские казаки. Они шли много километров по дороге, пели песни, играла музыка, а около ворот сбрасывали свою одежду и облачались во все монашеское. Представляешь? Как минезингеры при дворе Карла Великого.

— Минезингеры никогда не воевали, — буркнул доктор Рейч.

— Но они точно так же любили веселую жизнь и музыку, как и казаки, — засмеялась Бетти.