Юрий Бедзик - Каждая минута жизни

Пришла с озера и фрау Валькирия. Вид у нее был по-прежнему уставший, настроение явно упало.

— Герберт, ты бы немного отдохнул.

— Все хорошо, Вальки, не беспокойся.

— Может, ты приляжешь? — продолжала настаивать она.

— Но я себя прекрасно чувствую!

В это мгновение Крылова увидела Богуша. Старый врач шел к ним, при этом он как-то странно изменился в лице. Грубое, морщинистое, оно словно разгладилось, помолодело. Глаза возбужденно сияли.

Крылова поспешила представить его гостям:

— Антон Иванович Богуш, наш хирург.

Но Богуш прошел мимо нее и остановился перед Рейчем.

— Ты, Герберт?

Рейч медленно поднялся со скамьи.

— Боже мой, Антон!..

— Сколько лет! — Богуш прищурил глаза, внимательно разглядывая своего давнего знакомого. — Ты почти не изменился.

— И ты не очень, — взволнованно сказал Рейч.

— Как быстро прошло время, Герберт.

Рейч развел руками, невесело хмыкнул. Не время прошло быстро, а они быстро прошли по времени. Представил свою жену, представил дочь. Богуш поклонился им, но руки не подал. Они смотрели на него с интересом, но настороженно. Была в этой встрече какая-то скованность, холодная сдержанность.

— Мой муж рассказывал мне о вашей… дружбе, — без тени радушия сказала Валькирия. — Я готовилась к этой встрече.

Рубанчук удивился. Готовилась?.. С чего бы это? Богуш никогда не говорил ни о какой дружбе, хотя в институте не раз обсуждались успехи клиники Рейча. Однако протокол требовал ровного, дружественного тона. Рубанчук показал на беседку.

— Антон Иванович, присоединяйтесь к нашей компании.

Но Богуш виновато поклонился.

— Извините, дорогие друзья… — это было сказано всем, в том числе и Рейчу. — Я заехал только на минутку.

— Как же так, Антон Иванович? — нахмурился Рубанчук.

— Андрей Павлович, я обратно в клинику. Свете опять стало хуже. Подскочила температура.

— Немедленно в реанимацию! — приказал Рубанчук.

Рейч тоже встревожился. Кому-то стало плохо, нужно срочное вмешательство, время не терпит. Врачебный долг выше всякого протокола. У кого поднялась температура? У той девочки, которую готовят к операции?.. Рубанчук ответил, что у нее почти каждый день бывают кризисные обострения. Поэтому и возникла необходимость ускорить пересадку.

На какое-то мгновение клинические дела пригасили прошлое. Тревожность минуты оказалась сильнее полузабытых воспоминаний, перегоревших и утративших свою остроту.

Русские коллеги шепотом переговаривались между собой, торопливо, нервозно…

Рейч осторожно взял Богуша за локоть и осторожно спросил:

— Когда же мы встретимся, Антон?

— Я постараюсь сегодня вечером, я позвоню, Герберт. — Богуш виновато взглянул на него и повернулся к директору: — Андрей Павлович, так я в клинику.

Богуш приложил руки к груди, снова поклонился и ушел. Вспомнил о своих делах и Карнаухов. Вся эта дипломатическая мура ему порядком надоела.

— У меня с самого утра свидание в виварии с Дорой, Андрей Павлович, — сказал он и, получив молчаливое согласие шефа, взялся за свою спортивную сумку, при этом не преминув шепнуть Бетти: — Фройляйн, я тоже вам позвоню. Есть интересная программа.

Первая встреча подходила к концу. Такие встречи не принято затягивать. Тут нужен особый такт. Все устали, разговор исчерпался. Худое лицо Валькирии осунулось, помрачнело. Рейч притих, ушел в себя. В глубине души он был обижен, все-таки задело то, что Богуш предпочел уйти к больной, да и радости особой при встрече не выразил. Конечно, жизнь многое стерла, отодвинула, размельчила. За лавиной событий, чередой лет у каждого было свое, пережитое, прошлое становилось тенью, легким воспоминанием.

Рейч испытывал тихую грусть. Хотелось пережить все сызнова, верилось, что былое еще продолжается, и вместе с ним продолжаются они сами, именно они, такие, какими были когда-то. Какими хотелось бы остаться навсегда.

Рейч многозначительно взглянул на коттедж, где их ждал уют и отдых. Крылова перехватила его взгляд.

— Ну что ж, господа… Наверное, вы хотели бы сейчас до обеда отдохнуть? День не кончен, и ваша программа на сегодня далеко не исчерпана. Если не ошибаюсь, вечером у вас театр? Вы не возражаете?

— Да, да, — закивала Валькирия. — Не будем менять программу. Мы немного отдохнем, пообедаем и будем готовы к выходу, господа.

Ее очень устраивал этот вечерний спектакль, потому что, благодаря ему, откладывалась встреча с Богушем. Упорство, с которым ее муж стремился сюда, сперва было не совсем понятно Валькирии. Старые сентиментальные воспоминания — это еще куда ни шло. Но совместная операция, как предлагают хозяева, не ложилась ни в какие планы Валькирии. Более того, потеря секрета «альфы» явилась бы крахом и для нее лично, и для всего дела Рейча. Богуш, вот кто ей мешал в первую очередь. Богуш с его прошлым, о котором помнит Рейч. И этот Богуш вполне может заставить мужа, так вдруг показалось Валькирии, участвовать в совместной операции. Но ведь именно от этого ее предостерегали там, дома.

Гости скрылись в доме. Крылова и Рубанчук медленно пошли аллеей через парк.

— Мне кажется, их приезд может быть кстати, — нарушила тишину Мария Борисовна.

— В каком смысле? — спросил Рубанчук.

— Разве вас не заинтересовала идея совместной операции?

Рубанчук остановился, глаза его сощурились в веселой улыбке. Он взял руку Крыловой и поднес ее к своим губам.

— Целую руку за ваш добрый комиссарский талант. Точнее — дипломатический. Это у вас прекрасно вышло: две половинки русской матрешки! Действительно, неплохо было бы соединить их. Только я не уверен, что эта идея понравилась доктору Рейчу…

— Не знаю, Андрей Павлович, — тихо сказала Крылова. — Одно мне ясно: ему сейчас нелегко. Что-то его крепко прижало…

Вечером того же дня, придя домой, Богуш позвал из кухни Марьянку. Попросил ее присесть рядом, на диване, и стал расспрашивать. Весь сегодняшний день она провела в профилактории, помогала гостям устраиваться. Богушу хотелось выведать у нее: как чувствует себя доктор Рейч? Как его настроение? О чем идут разговоры?

— А я знаю? — дернула плечиком Марьяна. — Я ведь по-ихнему не понимаю.

— Не о том спрашиваю, Марьяна… Как он выглядит в домашней, так сказать, обстановке? Вон, я видел, жена у него молодая, похоже, вредная баба, а он сам еле дышит… Да, не таким я его помню.

— Каким он был, не знаю, дедушка, — довольно бойко ответила Марьяна. — Но сейчас он полнейшая развалина. Пообедал и сразу на диван. А потом они стали собираться в театр.

Богуш отпустил Марьяну. Из своего кабинета вышла Антонина. Халатик на ней был голубой с широкими отворотами, красные, с восточной золотой вязью остроносые туфельки, шея оголенная, красивая. В руках держала шариковую ручку. Видно, работала над статьей. Присев возле деда, она пристально посмотрела на него, выдержала паузу и, словно собираясь с мыслями, тихо произнесла: