Ольга Трифонова - Закон Паскаля

Но опыт их совместной жизни много раз доказывал ее правоту в мелком, дурном, и перспектива выслушивать насмешливые сентенции после того, как у них из-под носа уведут номер «оранжевые», показалась такой муторной, что, утешив себя мыслью, что все же, наконец, он добрался до мест, о которых мечтал давно, с самого детства, — до Его родины, Сергей, стараясь не глядеть по сторонам — «чтобы завтра спокойно, всласть», — промчался сквозь крошечный поселок и мимо белых стен монастыря, круто заложив поворот, вырвался на прямую аллею.

Но было еще одно обстоятельство, еще одна, главная причина нынешней его подчиненности. Ничтожное событие, вошедшее в жизнь непоправимым.

Непоправимость была в безнадежности забвения, в невозможности возвращения назад к тому мигу, когда все еще не свершилось или свершилось как-то иначе, так, что на прямой вопрос Светланы не пришлось бы отвечать ложью, и потом не мучиться уже много дней догадками и подозрениями «Знает? Не знает? А если знает, то откуда?», и ненавидеть жену за эти мучения, и себя, и Сомова, и знать: отныне и навсегда все хорошее и счастливое, чем одарит судьба, и все прежние радости станут для него подгнившими плодами. И съесть эти плоды придется. Вместе с темными влажными пятнами, потому что вырезать их нечем…

Какой прекрасной и счастливой казалась ему теперь прежняя жизнь! Даже та нехорошая ссора возле сельского универмага. Хотя, может, с нее-то и начался путь к падению. Тогда впервые возникла мысль: «Сомов! Вот кто может помочь!»

Отпуск уже подходил к концу, когда они наткнулись на этот чертов универмаг. Все женское население крошечного дома отдыха жило мифом о захудалых магазинчиках, набитых заграничным товаром. Товар этот поставляли в обмен на угрей, выловленных эстонскими рыбаками, но где располагались магазины, оставалось тайной. Повезло Светлане. Возвращались какой-то неведомой, не указанной на карте дорогой из Отепя. Остановились на минуту у типового, с витриной во всю стену, придорожного универмага, каких попадалось множество. Сергей решил купить канистру про запас. Остановились. И застряли надолго. Оказалось, что у Светланы «на всякий случай» при себе вся наличность.

Когда бросила на заднее сиденье коробки, свертки, плюхнулась рядом, растрепанная, с пылающим лицом, таинственно сообщила:

— Выгрузим вечером, чтоб не видели. И никому ни слова. Не хватает еще в Москве как из одного детдома вырядиться. Ты только не проболтайся, — заключила она, — завтра подъедем утречком, ладно? — умоляюще заглянула в лицо.

— Зачем? — недовольно поморщился Сергей.

— Знаешь, — затараторила как-то слишком бойко, дурное предчувствие заставило напрячься, знаешь, не хватило денег на куртку, лайковую, аргентинскую, но я договорилась, ее оставят до завтра.

— Как же мы поедем назад без денег, — Сергей съехал на обочину. — Мало ли что может с машиной случиться. У меня же только пятьдесят рублей. Неужели это все так необходимо? — злобно ткнул кулаком в гору свертков на заднем сиденье.

— Я у Перепелкиной возьму в долг, — по-детски испуганно оправдывалась она, положила маленькую загорелую руку на его, лежащую на руле, — ты не волнуйся, я возьму в долг на дорогу и на куртку.

Солнце и загар высветлили ее брови и ресницы, сделав лицо моложе, стал заметен нежный пушок над верхней губой, на скулах, и когда она прикусила губу, приготовясь снести новые упреки и даже согласиться с ними, то большеглазостью своей и этим золотистым пушком походила на кошку, испуганно прижавшую уши в ожидании побоев. И Сергей вдруг почувствовал себя виноватым в том, что ей не хватило денег на покупки и придется просить у Перепелкиной — важной и громогласной соседки по коттеджу.

— Не возьму в долг, а займу, так правильнее сказать, — поучительно, как ребенку, объяснил он и отвел с гладкого загорелого ее лба влажную прядь волос, — «никому не говори», — передразнил жалобную интонацию, — посмотри на себя: сразу видно, что «якусь шкоду зробыла», хохлушка хитрая.

— А ты сам, — обрадовалась Светлана прощению, — ты сам, как немец какой-то, говоришь «правильнее сказать». И ничего по мне не видно, только ты не проговорись.

Он проговорился. Тихий Суриков из министерства спросил, не встречался ли ему где в пути тосол. Суриков ездил со скоростью пятьдесят километров, из Москвы добирался до Эстонии трое суток, а по приезде сразу же поставил машину в тенек, накрыл брезентом и весь срок отдыха выглядел многозначительно-усталым, будто космонавт, побывавший на Марсе. Больше всего на свете он боялся, что вытечет тосол, держал про запас канистру, а теперь, узнав от Сергея о наличии драгоценного продукта всего лишь в пятидесяти километрах отсюда в придорожном универмаге, разволновался ужасно и побежал к машине развязывать шнурки, стягивающие брезент. Перепелкина же проявила дьявольскую смекалку, связав просьбу Светланы с намерением Сурикова отправиться в магазин за тосолом. Деньги дала охотно, но за завтраком Светлана отметила отсутствие не только Сурикова и его жены, но и соседки по коттеджу. Пришлось Сергею сознаться, и Светлана, не дав допить кофе, потащила к машине. Всю дорогу просидела, напряженно подавшись вперед, торопя минуты. Он гнал на бешеной скорости, но напрасно. На полпути встретили медленно и торжественно, как катафалк, ползущий навстречу «Москвич». Вцепившись в руль, с окаменевшим лицом вел его Суриков. Полка у заднего стекла была завалена коробками и свертками. Светлана даже застонала, увидев эти свертки.

Пока Суриков благодарил Сергея за полезные сведения и по атласу сверял, где поворот, хотя до дома оставалось двадцать километров, Светлана у оживленно щебечущих, с трудом скрывающих торжество над ее неудавшейся хитростью женщин выяснила, что кожаная отличная куртка очень подошла Перепелкиной, надо будет только пуговицы переставить и рукава укоротить. Еще узнала, что купили миленькие кримпленовые финские платья, правда, одинаковой расцветки, но это не страшно, — не на бал же в них ходить.

— Ну, так что? — спросил, когда разъехались с «Москвичом» в разные стороны и он скрылся за поворотом шоссе, — едем или не едем? А то через километр можно свернуть и посмотреть старинный замок.

Светлана не ответила.

— Решай, — повторил Сергей.

Она молчала.

— Но возвращаться же неловко. Надо как-то время убить, — он покосился на нее и увидел, что плачет. Плачет, глядя перед собой на дорогу: неподвижное лицо, медленные слезы.

— Надо было выходить замуж за зубного врача или за академика, — холодно посоветовал он, помолчал и добавил угрюмо: — А я стараюсь как могу, но что ж поделаешь, на все не расстараться.

— Я не из-за куртки, — тихо сказала Светлана, — бог с ней, она рыбьим жиром воняет и дезинфекцией.