Арнольд Каштанов - Коробейники

Юшков поймал убегающий взгляд Ляли, сказал: «Садись». Она села. Рука упиралась в траву. Другой рукой потянула подол на коле­ни. Отворачивалась. Она похорошела в последний год. Она это зна­ла — пришло лучшее ее время, а было уже тридцать два, сколько оста­лось этого лучшего? «Ну что?» — сказал Юшков. Не поворачиваясь к нему, Ляля спросила: «Успокоился?» Ей казалось, все дело в нем. На­верно, так и было. Он подумал, что ему повезло с женой. С ней у него все получилось само собой, он ее не добивался, и повезло. Так же, как сегодня с работой, которой он тоже не добивался. Ему везет только тогда, когда он не прилагает никаких усилий для этого.

Нашел руку Ляли. Ляля моргнула. Выкатилась слезинка. Валя сказала рядом: «Однако надо бы покричать. Может, заблудились?» Губы и зубы ее почернели от ягод. Наташа истошно закричала: «О-го-го!!»

Чеблаков и Филин задрали головы. «Это ты так, Наталья? Не мо­жет быть».— «Попросите как следует, еще крикну». Ей хотелось кричать и двигаться. Чеблаков и Филин, пихая друг друга, вылезли наверх. Тоже кричали. Вышли из ельника Белан и Тамара. Тамара нес­ла несколько маленьких боровиков. Чеблаков с преувеличенным уми­лением рассматривал их, и все за его спиной улыбались, ожидая его шутки. Он сказал наконец: «Ой, какие махонькие, как ты их рассмот­рела, на землю, наверно, ложилась?» — и все захохотали. Потом уже любое слово и любой жест вызывали общий смех. Болели скулы, уста­ли от смеха и, устав, наконец притихли.

Шли к даче, едва различая в темноте тропинку. Белан, отставая от всех, придержал Юшкова за локоть. «Что-то вы развеселились?» — «Психоз».— «Я думал, насчет нас что».— «Нет».— «Ты не знаешь, у нее есть кто-нибудь?» — «У Тамары? Не знаю».— «По-моему, у нее кто-то есть».

Не получилось ничего у Белана. Это было приятно. Чеблаков при­соединился к ним, спросил: «Как, Толя?» «Я, ребята, кажется, до точ­ки дошел,— удивился себе Белан.— Не поверите, готов жениться». За­молчал, ожидая, что они начнут отговаривать. «Что тебе сказать,— усмехнулся Чеблаков.— Скажу, что дурак, а ты потом женишься и ей передашь».— «Ей-богу женюсь!» Белан восторженно хватал приятелей за руки. Оба они почувствовали зависть.

На даче зажгли свет. Снова пили и ели. Гостям пора было к послед­ней электричке. Белан неожиданно закапризничал: он поедет в город на машине. Его отговаривали, вразумляли, тянули к станции, уговари­вали ночевать, а он залез в машину, включил зажигание — кому какое дело до него, он правами не дорожит, жизнью тем более. Лишь Тама­ра не участвовала в суматохе, спокойно ожидала, чем все кончится.

Ляля побежала в комнату за отцом, и Хохлов, оттолкнув всех от машины, выволок из нее на землю упирающегося Белана. Руки у него были сильные: на бицепсах Белана ниже короткого рукава остались синяки. Хохлов вынул ключ зажигания и ушел в дом. Белан поднялся, сказал: «Гады вы»— и побрел к станции. Гости потянулись следом. Ля­ля и Юшков уезжали в город вместе с ними. Ляля торопила всех: мол, надо бы догнать Белана, не выкинул бы что-нибудь еще, а Тамара ска­зала: «Ничего с ним не случится, не так уж он пьян». Ляля замолчала. Вскоре они увидели на перроне лохматую голову и коренастую фигуру в белой тенниске, и Валя презрительно фыркнула: «Вон... корнет Обо­ленский».

Глава пятая

Кабинеты Юшкова и Белана отделялись друг от друга маленькой приемной. В ней сердито скучала, размышляя о своей тридцатилетней жизни, долговязая, густо накрашенная секретарша Белана, глядела в мутное окно на железнодорожную ветку, но стоило открыться двери, начинала барабанить по клавишам «Оптимы» яростно и безграмотно. Здесь подкараулила Юшкова блондинка из Клецка: «Юрий Михайло­вич! Вас не узнать!» Она-то не изменилась за пять лет в своем Клецке.

Ей нужен был двигатель. Юшков только руками развел и пошел в свой кабинет к трезвонящему телефону. Звонок был междугород­ный. Как и в отделе снабжения, Юшков просил дефицит, только там требовалась сталь, а здесь, в отделе кооперации,— двигатели, подшип­ники, сальники, стекла, кожаные сиденья — все, что устанавливалось на автомобиль, но делалось не на заводе, а смежниками. И еще было одно отличие от прежней работы: за всем этим добром приезжали из автобаз, как эта вот блондинка из Клецка, как он сам приезжал, когда за теперешним его столом сидел Саня Чеблаков. Автобазам отдавали излишки, если, конечно, они бывали.

Стекла дребезжали от северного ледяного ветра. Разговаривая по телефону, Юшков смотрел в окно. Мокли в косом дожде деревянные ящики, рябило на лужах радужную пленку солярки, бетон эстакады почернел и покрылся разводами.

Пополз, выбрасывая синий дым, мазовский тягач с прицепом, оста­новился среди контейнеров. Соскочил в лужу дядька в плаще и мяг­кой шляпе. Тягач с прицепом подался назад, развернулся.

Блондинка из Клецка заглянула в кабинет, осторожно вошла. Юш­ков, прижимая трубку к уху, показал на стул. Села, положила ногу на ногу. Кончив разговор, он посмотрел на часы. Было пять. «Как вам здесь работается, Юрий Михайлович? — спросила блондинка.— Хоть бы меня к себе взяли». Словно бы и забыла про двигатель, увлеклась беседой с приятным человеком. Жаловалась на жизнь, открывала ду­шу... и как-то незаметно протянула руку к своей сумке на соседнем стуле: «Да, кстати, Юрий Михайлович, мне тут подруга подарила, а домой я везти не могу: муж у меня слабовольный, ему это...» Выта­щила глиняную бутылку рижского бальзама. Юшков рассердился на себя: а он-то, слушая, размяк. «Уберите, пожалуйста...— посмотрел в бумагу, которую она успела ему подсунуть,— Лидия Григорьевна». Она изобразила волнение: она от чистого сердца! И, поддаваясь ее тону, чувствуя себя чуть ли не виноватым перед ней, он лгал, что у него больной желудок и только поэтому он не может взять подарок, а она участливо спрашивала, что и как у него болит, советовала обязатель­но лечиться маслом облепихи и взялась достать это масло, которое нельзя купить в аптеках и которое ей присылают друзья из Алма-Аты. Обезоруживающе рассмеялась: «Не за двигатель. Просто так».

Просунул в дверь голову дядька в плаще и шляпе. Ему нужен был «лично Анатолий Витольдович». Наконец Лидия Григорьевна ушла. Дядька опять заглянул, спросил: «Будет Анатолий Витольдович?» «Обе­щал»,— сказал Юшков. Он собирался звонить в Бобруйск, Киржач и Подольск — по списку срочного дефицита. Между двумя звонками вклинился Белан: «Еле к тебе прорвался. Срочно вылетаю на АМЗ». «Те­бя тут ждет человек,— сказал Юшков.— Говорит, нужен лично ты».— «Не из-под Полтавы?» — «Может быть. Номер украинский».— «Давай его сюда».— «Кстати,— сделал попытку Юшков.— У меня из Клецка очень просят один двигатель».— «Что значит очень просят?» — «От одного двигателя мы, я думаю, не обеднеем?» — «Юра, давай будем людьми принципиальными,— терпеливо сказал Белан.— У меня прин­цип: двигатели — это мой золотой запас, за них я что угодно могу получить, значит, зазря я их не даю. Если тебя этот принцип не устраи­вает, предлагай свой. Но не нужно беспринципности».— «Понял — засмеялся Юшков.— Даю тебе просителя».