Вячеслав Тычинин - Год жизни

Тамара вдруг наклонилась, погладила руку Шатрова.

— Утешаешь, Алеша? Ничего, выхожу я своего морячка.

Чаепитие еще продолжалось, когда пришла Нина Черепахина с визитом к больному. В белом халате она показалась Шатрову выше и взрослей, чем тогда, в клубе, на маскараде. И держалась Нина иначе, чем в клубе: уверенно и вместе с тем просто. Она не отказалась от чашки чая, которую предложила Тамара, потом распорядилась приготовить для нее горячей воды, полотенце и позвала хозяйку дома с собой к больному ребенку.

Когда женщины скрылись в детской, Георгий плотно притворил дверь за ними, несколько раз прошелся по комнате, ероша волосы, в явном затруднении.

— Садись сюда, Алексей, мне надо с тобой серьезно поговорить,— сказал наконец Арсланидзе, усаживаясь на диван, показывая на место рядом с собой.— Скажи, ты не находишь, что я поступаю нехорошо: сочувствую тебе, но почти ничем не помогаю в борьбе с Крутовым?

Арсланидзе слегка покраснел. Он хотел услышать искренний ответ и в то же время не знал, каким он будет.

Шатров немного подумал.

— Нет, не нахожу. Ни я, ни мы с тобой вдвоем не заставим Крутова уступить, особенно сейчас, после газетной статьи. Переубедить его нельзя, я в этом удостоверился. Подействовать на него может только приказ сверху, из управления. Помнишь, мы как-то уже толковали с тобой о Крутове? — Арсланидзе утвердительно кивнул.— Так вот, думается мне, ты был прав тогда, Георгий. Переродился Игнат Петрович. Окончательно переродился. Народ для него теперь так — пустое место, пшик, тема для спекуляций с трибуны. Вот приказ сверху— это другое дело, это он понимает! Смешно, но мне за него временами становится обидно: самородок же, черт бы его драл! В других условиях мог бы стать работником крупного масштаба, выдающимся руководителем. А выродился в восточного деспота. И что страшнее всего: в нем деспотизм уродливо сочетается с яростной демагогией. Прячем он сам верит в свою демагогию, гипнотизирует ею других!

Шатров помолчал, растирая на зубах чаинку, ощущая языком терпкий вкус теина.

— А может, и не один лишь приказ сверху, может быть, приисковая партийная организация в силах еще обуздать его. Но для этого . надо, чтобы большинство коммунистов поняло неправоту Крутова. Придется постепенно завоевывать это большинство. Первый бой я хочу дать на ближайшем партийном собрании, когда Норкин вытащит вопрос о моей работе и статье. Буду наступать.

— Не думаю.

— Не думаешь? — Шатров удивленно взглянул на Арсланидзе.

— Тебе придется защищаться, и очень крепко,— пояснил Арсланидзе,— а не наступать. Обстановка складывается не в твою пользу. Я вчера зашел к Норкину, смотрю — на столе бумажка лежит. Рука Лаврухина. Я его почерк хорошо знаю: буквы такие острые, налезают одна на другую. И только я подошел, Норкин хвать эту бумажку и — в ящик. «Что такое?» — думаю. А потом догадался.

— Догадался? О чем?

— Я уверен — это заявление на тебя от Лаврухина. Ты ведь когда-то выгнал его — и поделом — из шахты. Крутов собирает материал. Определенно. Хочет ударить по партийной линии. Статья в газете, заявление Лаврухина, гибель Жафарова, злополучные бульдозеры, пятое-десятое... Крутов все соберет вместе, чтобы тебя допечь. Думаешь, статья случайно появилась в газете? Как бы не так! Голову даю на отсечение — работа Крутова.

— Неужели он сам ее написал?

— Вряд ли. Но кого-то науськал наверняка. Видишь, как все складывается? И я недаром с тобой обо всем этом заговорил. Будь наготове, продумай все пункты возможного обвинения. Дело разгорится жаркое. Ну, обо мне говорить нечего. Я с тобой — до конца...

2

Марфа Никаноровна терпеливо стояла в очереди за продуктами в тесном, переполненном магазине. Пользуясь случаем, женщины изливали председателю женсовета свои домашние огорчения. Только через час Марфа Никаноровна продвинулась к весам, поставила на прилавок свою изрядно потрепанную хозяйственную сумку.

— Машенька! Килограмм сливочного масла. Пару кило сахару. Тушенка есть? Баночку заверни... Нет, лучше две. Так, ну, что еще? Сухофрукты привезли? Чернослив или смесь? Взвесь полкило, только без камней, как тот раз...

Марфа Никаноровна хотела еще спросить насчет сгущенного молока, но запнулась на полуслове. Машенька внезапно расцвела, приветливо улыбнулась кому-то за спиной Марфы Никаноровны, потом обернулась к двери, которая вела во внутренние помещения магазина:

— Марина Егоровна! Зоя Васильевна пришли.

Из дверей немедленно выплыла заведующая магазином. На ее обычно сонной физиономии теперь играла медоточивая улыбка и готовность услужить.

— Здравствуйте, Зоя Васильевна! Проходите сюда, сейчас я вас обслужу. Что-то вы нас совсем забыли, красавица вы наша,—пропела заведующая, умильно щуря маленькие глазки,— и не заглядываете. Мы все прямо соскучились за вами. Ей-богу! Что новенького, Зоя Васильевна? Из управления ничего не слышно — будут у нас строить универмаг?

Не переставая разговаривать, заведующая проворно заворачивала какие-то кульки, кулечки, свертки. Ее полные белые руки так и мельтешили над прилавком. Хрустела бумага, трещал шпагат. В пять минут все было взвешено, упаковано и уложено в авоську именитой покупательницы.

Норкина давно не встречалась с Зоей и сейчас была удивлена переменой, которая произошла в молодой женщине. Переменой и внутренней и внешней. На Зое было надето отлично сшитое новое темно-синее пальто, выгодно подчеркивавшее ее стройную фигуру. Серебристочерная лисица на плечах красиво оттеняла белизну лица молодой женщины. Манеры Зои, ее голос приобрели уверенность, почти властность, которой у нее раньше не замечалось. Но вместе с тем в лице Зои проглядывало беспокойство. Казалось, она все время держится настороже, готовая к отпору, и эта тревога, нервозность странно противоречили солидности и плавности движений молодой женщины.

Едва Зоя вышла из магазина, женщины окружили Норкину.

— Видали, Марфа Никаноровна?

— Что видала? — сердито отозвалась Норкина.

— Зойка-то... Расфуфырилась почище барыни. Ни дать ни взять — начальница. Небось связалась с Крутовым и обдирает старого дурака. А важничает-то!

— Будет вам, бабоньки, языки чесать! Ну приоделась Шатрова, ну форсит маленько... Эка беда-то. Дело молодое. А вы уж сразу: «связалась с Крутовым». Зачем он ей? У нее свой муж, молодой, умница, из себя видный и зарабатывает неплохо.

Все же из магазина Норкина вышла с тяжестью на сердце. Не верится, а в то же время... Конечно, Зоя пустенькая, хохотушка, беззаботница... Но решиться на такой шаг... И зачем, что ее могло толкнуть? Все ли ладно у нее с мужем?

Мысли Норкиной перешли к Шатрову. Толковый инженер, начитанный человек, авторитетный. Отовсюду о