Вячеслав Тычинин - Год жизни

Тамара недоверчиво смотрела на Крутова. Не обманет ли? Не отдаст ли весь заготовленный лес на постройку промывочных приборов? С него станется. К тому же — согласятся ли женщины ехать в тайгу валить лес?

— Решайте скорей, пока я добрый,— поторопил женщин Крутов.

— Давай живей думай,— сказала Марфа Никаноровна.— Я — за. Видать, другого выхода нет. Без яслей пропадем.— Угадывая сомнения Тамары, добавила: — Подымем баб, не бойся. А ежели он попробует потом финтить — из души лес вынем!

Так состоялся неписаный договор начальника прииска с женсоветом.

Арсланидзе долго смеялся, когда Тамара рассказала ему о предложении Крутова.

— Прижал вас Игнат Петрович, молодец. Учел обстановку. Значит, двести кубов на бочку — получайте ясли? А знаешь, в чем-то он прав. Прав, черт возьми. Не все ж с него требовать, надо и помочь. Только в одном вы промахнулись. Вдруг он сполитикует? Надо было договор написать по всей форме, поторжественней, скажем: «Пакт о взаимной экономической помощи и наибольшем благоприятствовании. Обе высокие договаривающиеся стороны...»— и прочее, как там полагается на дипломатическом языке. И в рамку его для солидности.

— Ну тебя. Ты всегда смеешься,— сердилась Тамара.— Посоветуй лучше, как женщин привлечь к воскреснику. Вдруг осрамимся?

Но опасения Тамары оказались напрасными. Уговаривать почти никого не пришлось. Первой сама пришла, узнав о предстоящей заготовке леса на строительство яслей, Евдокия Ильинична.

— Хоть сколь, а помогу.

— Господи, ну конечно же! — просто сказала Нина Черепахина, едва Норкина заговорила с ней о воскреснике.— Как я могу не поехать? Прииск задыхается без детских яслей.

Согласилась ехать и Зоя, к которой сходила Тамара. Между Зоей и Тамарой давно уже не существовало прежней дружбы. Зоя не могла избавиться от ощущения какой-то вины перед Арсланидзе, злилась на себя за это и нарочно держалась с ними подчеркнуто сухо. Однако внешне отношения оставались корректными. Без расспросов Зоя внесла свою фамилию в список женщин, собиравшихся на воскресник, хотя ей очень не хотелось очутиться под их перекрестными взглядами. Подтолкнул разговор с Крутовым. Он дал понять Зое, что ей неудобно остаться в стороне. Скажут: начальник прииска требует помощи от чужих жен, а на свою не дает ветру дунуть.

Зато уперлась бездетная жена бригадира шурфовщиков Настя — разбитная, крепкая бабенка с кирпичным румянцем во всю щеку.

— На кой ляд я поеду? По мне, хоть будут ясли, хоть нет — все едино. Мне в них своих детей не таскать. Пущай хлопочут, которые с кузовом ходят, а меня не невольте. А нет, пущай Крутов строит. Ему-то, старому кобелю, с молодой женой ясли пригодятся.

— Гляди, Настя,— сдержанно ответила Марфа Никаноровна,— мы никого силком не заставляем. Но учти, Игнат Петрович распорядился к Первому мая продавать тюль только тем, кто участвовал в лесозаготовках.

Такого распоряжения Крутов не отдавал. Марфа Ни-каноровна немного покривила душой.

Желтые глаза Насти испытующе остановились на лице председателя женсовета. Тюль!.. Это в корне меняло обстановку. Следовало поразмыслить.

— А как там... пилить или топором махать?

— Всякая работа. Есть и сучки сбивать.

— Ладно, пиши, однако,— сдалась Настя.— Только чур — мне сучки обрубать. Я женщина сырая, мне тяжелая работа вредит.

Труднее всего оказалось добраться до Феклы. Марфа Никаноровна долго ходила вдоль высокого забора, за которым стоял дом Галгана, и отплевывалась в сердцах:

— Ну, язвило б тебя, варнака! Ниоткуда не доберешься. Хотя б в окно постучать, и то нельзя.

Калитка не открывалась. На крыльце никто не показывался. Только Сатана выходил из себя, рвался с цепи, свирепо рычал, чуя человека за забором. Норкина хотела уж повернуть назад, несолоно хлебавши, но, на ее счастье, Галган оказался дома. Обеспокоенный непрекращавщим-ся рычанием собаки, он вышел во двор и открыл калитку.

— Марфа Никаноровна! Какими судьбами? — сладко пропел Галган, сделав обрадованное лицо, но войти не предложил.

Впрочем, Марфа Никаноровна и сама не торопилась перешагнуть порог калитки. У крыльца вставал на дыб-ки, в исступлении грыз железную цепь, роняя клочья пены, страховитый зверь.

— Чтой-то ты, Тимофей Яковлевич, отгородился от народа? Стучи — не достучишься, зови — не дозовешься.

— Да плотники перемудрили, Марфа Никаноровна, переусердствовали с забором. Я всего-то...

— Ладно, недосуг мне тут с тобой калякать. Я ведь . не к тебе пришла, а к Фекле.

Норкина рассказала о цели своего прихода.

— Право, не знаю,— с сомнением покачал головой Галган,— поедет ли она. Прихварывает эти дни, все больше в постели. Конечно, для общественного дела душа винтом, а все же... Пойду спрошу у нее.

Но в эту минуту Фекла сама появилась на крыльце. Марфа Никаноровна поманила ее пальцем и знаками объяснила свою просьбу: несколько раз замахнулась воображаемым топором, потом показала на тайгу, ткнула

себя и Феклу в грудь и, наконец, сделала вид, что укачивает ребеночка. Лицо глухонемой просияло. Она быстро закивала головой, замычала в знак согласия. Потом игриво толкнула Марфу Никаноровну локтем и хвастливо подняла рукав своей кофточки. Мощный бицепс, впору мужскому, перекатывался под кожей.

К Клаве Марфа Никаноровна зашла в столовую. Девушка вытерла руки фартуком, расписалась и несмело спросила:

— А ребятам никому нельзя на воскресник?

— Почему же? Пожалуйста. Чем больше людей, тем лучше.

Одна лишь Царикова наотрез отказалась принять участие в воскреснике. Злая на весь свет, даже на себя, она безвыходно засела на радиостанции.

8

Настало воскресенье. К семи часам утра у конторы собрались почти все женщины прииска. Торопливо подходили задержавшиеся, отмечались в списке у Норкиной.

— Ты мне птичку поставила? А мне, Марфа Никаноровна?

В брюках, сапогах, одетые в мужские телогрейки, женщины выглядели необычно. Смущенные многолюдством, они растекались на отдельные стайки. Почти все захватили узелки, сумочки с провизией. Некоторые пришли со своими топорами и пилами. Звонкая сталь сверкала и пела на солнце.

Клава привела с собой Тараса, который эту неделю работал в ночь. Его появление вызвало общий восторг.

— К нам, Тарас, к нам! Нет, в нашу бригаду, у них и так бабы ядреные! — наперерыв кричали женщины. Все знали, что на валке леса Неделя заменит десятерых.

Гордая за своего дружка, Клава стояла подбоченясь.

Пришел помочь женщинам Кеша Смоленский. За комсоргом потянулось еще несколько ребят, втайне прельщенных перспективой потолкаться целый день среди девушек и поозоровать. Сейчас же послышались смех и шутки.

— Мы работы не боимся, был бы харч!