Вячеслав Тычинин - Год жизни

— Вы ведь скоро догоните наш участок,— с уважением сказал Смоленский.

— Не велика честь,— махнул рукой Охапкин.

— Это почему ж так?—обиделся Кеша.— Сейчас, правда, бульдозер мой подвел, а до этого...

— Я не в том смысле, ребята,— пояснил Охапкин.— Пока Шатров руководил участком, тогда действительно... А теперь, при Лаврухине, вас и пеший обскачет.

— Силен Шатров, а, Емельян Иваныч? — вмешался Сиротка.

— Толковый руководитель.

— И человек хороший,— с гордостью добавил Сиротка.

— И человек славный,— охотно согласился Охапкин.— Душевный к рабочему люду, справедливый. Если б не эта напасть, далеко-о б ему шагать.

— Емельян Иваныч, вы меня, конечно, извините,— неожиданно спросил Кеша.— Когда на партийном собрании вопрос решался насчет Шатрова, вы как голосовали? За или против?

Стало тихо. Отчетливо послышалось тоненькое комариное пение самовара.

Охапкин часто заморгал бесцветными ресницами, вдруг потерял солидность. Лицо его распустилось, сделалось похожим на то, каким всегда бывало на участке.

— Что ж я... Как люди, так и я...— нехотя сказал Охапкин, пряча глаза.

Смоленский прямо и беспощадно продолжал смотреть на старика. Сиротка притих. .

— Значит, против... Как же так, Емельян Иваныч? Сами говорите, что Шатров хороший руководитель, душевный человек, справедливый, что ему б идти вперед,— а сбросили под откос.

— Ничегошеньки-то вы не понимаете, ребята,— жалобно сказал Охапкин, ерзая на стуле.— Молодые еще, горячие. А ведь как оно на собрании-то было? Не нами сказано — плетью обуха не перешибешь. Выступил Арс-ланидзе в защиту, и-и-и, батюшки мои, что поднялось! До трех часов ночи парились. То Крутов слово возьмет, то Норкин в справке добавит. Так в два кнута и хлещут: «Беспринципность... аморальность... политическая слепота...» Только что пятьдесят восьмую статью не паяют. Куда ж тут на рожон соваться? Вылезь ты, и тебе рога сломают. А я старый человек. Куда я пойду с прииска? У меня дочь на руках. Так и проголосовал против души. Да, поди, не я один.

Смоленский все так же неотрывно и молча продолжал смотреть на Охапкина. Лицо Кеши побледнело, губы плотно сжались. Сиротка встревоженно переводил взгляд с Емельяна Ивановича на товарища и обратно.

— Ну ладно, ребятки, что там толковать, дело прошлое,— засуетился Охапкин, нарушая тягостное молчание. Руки старика заметно дрожали.— Я вот вам еще по чашечке...

Смоленский встал, отодвинул свою чашку.

— Не могу. Мне пора, Емельян Иваныч.— И шагнул в дверь.

Сиротка заметался по комнате, не зная, что ему делать: оставаться или идти вслед за Смоленским. Потом выбрал среднее: пожал старику руку, состроил сочувственную гримасу («Бывает, не обижайтесь, Емельян Иваныч, отойдет он») и выскочил на крыльцо.

Охапкин медленно запустил пальцы в седые волосы, закрывая ладонями горящее лицо.

4

Надеть парусиновую юбку покрепче, ситцевую кофтенку да повязать голову платком от пыли — дело недолгое. В пять минут Фекла закончила свои сборы, подхватила узелок с провизией и вышла. Дверь сама туго защелкнулась на английский замок. Не довольствуясь этим, Фекла дважды повернула ключ внутреннего замка и сбежала с крыльца. Но не успела пересечь двор, как калитка отворилась и вошел Галган.

— Что, опять на прибор? — злобно заговорил Тимофей Яковлевич, загородив собой выход.— Третий день туда таскаешься, ведьма глухая. Осточертело. Пошла назад!

Но Фекла не повиновалась беспрекословно, как обычно. Она умоляюще сложила руки на груди и выразительно замычала, прося разрешения уйти. Ей так хотелось на прибор, туда, к людям, которые не насмехались над ней, работали вместе, дружно, ласково подбодряя друг друга и ее, Феклу.

Раздосадованный поведением жены, Галган сорвал с нее платок и сильно ударил по голове. Женщина не сопротивлялась, не сделала даже попытки защититься, но не уходила от калитки. Тогда Галган схватил жену за горло и начал избивать. Сатана бешено запрыгал на проволоке, силясь ее оборвать, грозно рыча.

Сначала Галган наносил удары только по плечам, но скоро остервенился. Беззащитность женщины лишь подхлестывала его. Задыхаясь от лютой злобы, которая все сильнее разгоралась в нем, раздувая ноздри, Галган свалил Феклу на землю и бил по лицу, по голове, по животу, выбирая самые чувствительные места. Вконец озверев, не помня себя, он начал топтать ее ногами. Высоко подняв ногу, негодяй приготовился ударить Феклу каблуком в живот, но в этот момент страшный удар швырнул его самого на землю. Галган перевернулся несколько раз и пополз куда-то на четвереньках. Свет померк в его глазах.

У калитки, которая все время оставалась открытой, стоял Тарас Неделя.

Прошло несколько минут, пока Галган опомнился и сел. На него напала судорожная икота. Из ушей текла кровь. Фекла тоже пришла в себя, с трудом поднялась.

— Женщину бить?! — загремел Тарас, делая шаг вперед.— Ты где живешь, гад, при какой власти?

Неизвестно, что сделал бы разгневанный Тарас с Галганом, но в этот момент события получили новый и совершенно неожиданный поворот. Сатана, который во все время избиения Феклы хрипел в ошейнике от бессильного бешенства и взвивался в воздух, оборвал-таки железную проволоку и устремился к истязателю своей кормилицы, волоча за собой цепь. В три прыжка он пересек двор, и вторично за эти несколько минут Галган оказался опрокинутым на землю. Жарко воняющая псиной, истекающая пеной клыкастая морда собаки ощерилась над лицом Галгана. Он успел только закрыть руками горло и зажмуриться.

Вполне вероятно, что на этом жизнь Галгана оборвалась бы: Сатана метил своими острыми клыками прямо в его горло. Но Фекла с неожиданным проворством и силой кинулась на собаку, сбила ее и охватила руками голову Сатаны. В то же мгновение освобожденный Галган вскочил на ноги и бросился к дому. Отпирать дверь было некогда. Ударом ноги Галган вышиб стекла вместе с рамой и исчез в окне. Сейчас же он показался опять, но на этот раз с ружьем.

Прежде чем Тарас и Фекла успели сообразить, что хочет сделать Галган, Сатана вырвался из рук женщины и понесся навстречу врагу. В мужественном сердце собаки не оставалось места страху. Коротко и сухо щелкнул выстрел. Сраженный пулей на лету, Сатана перекувыркнулся в воздухе и покатился по двору, который он так бдительно охранял долгими ночами. Фекла испустила пронзительный вопль и потрясла сжатыми кулаками, вне себя от горя.

Галган подошел к собаке с дымящимся ружьем. Она еще царапала когтями землю. Зрачки грозили убийце, но быстро тускнели. Язык высунулся наружу. Розовая пена пузырилась на морде, кровяная лужица под правым боком все ширилась. Жизнь оставляла могучее тело.

— Пойдем, Фекла,— сказал Тарас, ласково обнимая