Марк Чарный - Лейтенант Шмидт

Зинаида Ивановна не заболела. Не переменила адреса. Она была оглушена.

Когда 12 ноября пришла телеграмма: «Вышел в отставку, на днях приеду Киев», она испугалась предстоящей встречи. Два тома Лассаля, переплетенных в красную обложку, лежали на письменном столе. В столе была заперта толстая пачка писем лейтенанта Шмидта. Все четыре месяца переписки! Зинаида Ивановна жила в таком умственном и нервном напряжении, что за это время стала, кажется, вдвое старше. Но ведь это только переписка! Не так уж трудно понять, насколько отличается реальная, живая встреча от знакомства на расстоянии. Каков он, не в письмах, а в действительности? Она помнила только его крутой, чистый, умный лоб, его мягкие, добрые глаза.

Какой покажется ему она? Судя по всему, лейтенант Шмидт не лишен воображения. Что будет, когда его воображение столкнется с реальностью?

Четырнадцатого ноября ее взволновала новая телеграмма: «Выезжайте немедленно Одесса Севастополь. Рискуем никогда не встретиться». Совершеннейший сумбур. Не заболел ли он? В последнем письме он сообщал, что не спал несколько ночей, много работает, просидел у письменного стола четырнадцать часов кряду. В ответном письме она заботливо порекомендовала ему бром.

Но чувство, опережая мысль, подсказывало ей, что происходят чрезвычайные события. И это чувство толкало ее вперед, навстречу этому загадочному, не совсем понятному, но уже ставшему ей близким человеку. И она собралась ехать ближайшим поездок. Но опять железнодорожная забастовка.

Зинаида Ивановна вернулась к себе в смятении, полная тревожных предчувствий. Письма больше не приходили. Телеграммы тоже. В разгар забастовки не выходили и газеты. Самые страшные слухи обгоняли друг друга. Наконец появились газетные телеграммы. В Севастополе восстание. Крейсер «Очаков». Во главе Шмидт. Шмидт. Шмидт. Шмидт. Калейдоскоп разноречивых телеграмм. Зинаида Ивановна напрасно пыталась увязать в сознании эти слова — «восстание» и Шмидт. Как, неужели? Скромный вагонный спутник с добрым светлым взглядом и — красный адмирал, который возглавил восставший флот… Неужели это тот же Шмидт?

Она достала заветную пачку писем, лихорадочно перечитывала одно за другим. Неужели она не заметила никаких предзнаменований? Но она и теперь ничего не находила. Только доброта, участие, рвущаяся наружу жажда нежности, любви и ничего похожего на то, что волнует сейчас всю Россию.

Говорят, в Севастополе много жертв. Господи, что же со Шмидтом? По одним сообщениям — он бежал, по другим — убит, по третьим — утонул. Хоть бы узнать правду… Зинаида Ивановна знала об энергичной работе Шмидта в городской думе в октябрьские дни и написала письмо городскому голове, умоляя его сообщить о судьбе Шмидта. Городской голова ответил, что ничего не знает. То ли он действительно не знал, то ли был настолько испуган, что боялся сообщить.

Прошло некоторое время, и сообщения газет стали более единодушными и достоверными: Шмидт жив и вместе с сыном находится в каземате очаковской крепости, красному лейтенанту грозит смертная казнь.

Почти все газеты заполнены откликами на севастопольские события. Вся Россия, все мыслящее и чувствующее в стране принимало близко к сердцу трагедию Севастополя. Предать смертной казни Шмидта и его товарищей — значит расправиться с лучшими русскими людьми, которые хотели только свободы и счастья родине. Казнить Шмидта — значит положить на плаху честность и благородство.

Наиболее дальновидные из людей, близких к трону, понимали, что казнь Шмидта — это опаснейший вызов народу и может обернуться против самих же правящих верхов. Имя Шмидта становилось символом, легендой.

Какое отношение имела скромная киевлянка Зинаида. Ивановна к легендарной славе Шмидта, к севастопольской трагедии, которая стала трагедией всей России? Взволнованная и растерянная, она не знала, что делать. Ее личное, интимное вдруг оказалось в свете огромных событий. И она никак не могла совместить героя своих мечтаний и писем с этим лейтенантом Шмидтом, о котором вдруг заговорила вся страна. Ехать к нему, требовать свидания ей и в голову не приходило. Какие у нее права? Кто ее послушает? Не жена, не невеста, не любовница. Корреспондентка? И чина такого нет не только в семейных и гражданских кодексах, но даже в романах. Ей оставалось лишь неизбывное горе наедине, смятение над газетным листом, страх перед нависшим, как дамоклов меч, вопросом: что же будет? Что же будет?

И вдруг письмо. Розовый конверт, штемпель. Она дрожащими пальцами разорвала конверт, узнала знакомый, родной почерк. «Каземат очаковской крепости». Строки задрожали, запрыгали, поплыли. Собравшись с силами, Зинаида Ивановна снова взялась за письмо. Ну да, это он. Его голос, его милая манера, доброта и ум. Подробный рассказ о восстании, о жизни в каземате и об ожидании… смертной казни. И он говорит об этом так же естественно, просто и спокойно, как говорил когда-то о совместном чтении Герцена.

Теперь застенчивый, любящий лейтенант четырехмесячной переписки и красный лейтенант Шмидт, о котором говорила и печалилась вся Россия, слились в ее сознании в один образ. Как в стекле фотоаппарата, двойное изображение вдруг стало отчетливым и резким. Страшно отчетливым.

Зинаида Ивановна зарыдала.

Наступали рождественские праздники. Не зная, куда себя девать, не желая оставаться в своем кругу, где все в эти дни будут веселиться, Зинаида Ивановна уехала к друзьям в городок Ромны. На станции, в вагоне, кажется, в самом воздухе не смолкало имя Шмидта. А 30 декабря телеграмма: «Очень прошу срочно приехать в Киев. Избаш». Избаш… Да это же сестра Петра Петровича! Зинаида Ивановна почувствовала, что кто-то бросает ей спасательный круг. Она немедленно выехала в Киев.

Да, это Анна Петровна. Зинаида держала ее за руки и искала в лице Петины черты. Какое изможденное у нее лицо, сколько в нем муки… Если бы Зинаида Ивановна была спокойнее, она, вероятно, уловила бы во взгляде Анны Петровны не только страдание, но и тревожное любопытство: так вот она какая, эта женщина, так уверенно овладевшая сердцем и помыслами брата…

Но надо было торопиться. Анна Петровна привезла четыре письма Шмидта и его настойчивую мольбу: приехать. Он хочет видеть Зинаиду во что бы то ни стало. Если это последнее свидание перед смертью, то тем более… Ведь она поедет?

Обе женщины заплакали.

Они выехали в канун Нового года. Из Одессы Анна Петровна отправилась в Севастополь снова хлопотать по делу, Зинаида на пароходе поехала в Очаков. В Одессе Зинаида Ивановна купила корзину цветов — гиацинты и ландыши. Цветами скрасить последние часы человеку, идущему на казнь?

Через несколько часов на горизонте показался Очаков. Вдруг публика на палубе зашевелилась, все перешли на один борт. Вот остров, на котором держат в каземате лейтенанта Шмидта. Что-то тусклое, бледное едва виднелось над водой. Маяк. На всем земном шаре нет такого грустного маяка.