Василий Андреев - Арина

Но развить мысль дальше Игорю не удается. У самых ворот парка автобус круто разворачивается, и водитель весело кричит:

— Вытряхивайся, братва!

Мы все направляемся к проходной. Игорь на ходу одергивает помятые полы куртки, поправляет свою пыжиковую шапку, сдвигая ее немного набок. Это он хочет показаться в лучшем виде перед диспетчером Верой, которая зовет его кукленком и всегда выдает ему путевку в последнюю очередь.

Короткий прямой переулок упирается в проспект. А дальше — красный глаз светофора, на вид такой веселый, в оранжевых кольцах, словно расплылся в улыбке, но все равно вперед не пускает. Что поделаешь, такая у него служба: не признавать ни чужих, ни своих. Придется сбавить газ и немного постоять. Надо уважать его красное сиятельство, а то с утра пораньше можно неприятность нажить.

Часы на приборной доске настойчиво бубнят: пора, пора, и вот загорается желтый свет, зеленый. Путь свободен, теперь я могу лететь на все четыре стороны, у меня сотни разных дорог, меня никто не ждет и ждут многие. Кому-нибудь я сейчас очень нужен, нужней всего на свете, но мой приемник почему-то молчит, и я, пожалуй, поеду к вокзалу.

Машина легко, будто на крыльях, взлетает на широкий горб Крестовского моста. Я сразу переключаю скорость. Конечно, мост не прогнется и не развалится, если я промчусь даже на самой бешеной скорости, но знак «20 км» все-таки висит. Навстречу плывут перила с седыми от мороза узорами чугунного литья, мелькают острые, как пики, и обнаженные до поры флагштоки, бегут гранитные башни в серых шлемах.

Где-то невдалеке взвизгивает электричка, к центру уже потянулись ранние троллейбусы. Скоро все вокруг заговорит, забегает, закружится, прямо под машину полезут нетерпеливые девушки и рассеянные мужчины с портфелями. А пока они не допили кофе, можно спокойно развернуться и ждать первого пассажира.

Я закуриваю и выхожу из машины. Рижский вокзал, как всегда, выглядит нарядно: светлые сдвоенные и строенные окна, белоснежные пилоны, остроконечные башенки над главным входом. А с крыши уже свесились длинные прозрачные сосульки. Весна все-таки не спит, делает свое светлое дело. Через месяц с небольшим в этом сквере, что напротив вокзала, каштаны выбросят тускло-серебряные цветы-елочки. И там по вечерам будут сидеть влюбленные, воображая, что они на морском бульваре южного города.

Скоро из-за гастронома выкатывается ежиком маленький человек в коротком ворсистом пальто. На углу он останавливается, вытянув шею, смотрит на часы, что на краю сквера, потом решительно подходит к моей машине.

— Ну, поехали? — рассеянно бросает он.

— Пожалуйста.

Человек в ворсистом пальто молча забирается на переднее сиденье. Пошарив за пазухой, он достает байковый лоскут и, что-то мурлыча себе под нос, начинает протирать очки.

— Скажите, вам куда ехать? — говорю я.

— Давайте к центру. И, ради бога, забудьте вы это «куда». Разве мало других слов: в какую вам сторону? далеко ли вас везти?

— Вы что, верите в приметы?

— Нет, не верю я ни в черта, ни в дьявола, но слова этого не терплю.

Мы выезжаем на проспект Мира. Город окончательно проснулся. На тротуарах уже появились люди, навстречу идут троллейбусы, лениво приседая на остановках, над входом в метро закраснело пузатое «М».

— Нельзя ли побыстрее? — говорит мой пассажир.

— Теперь больше шестидесяти не разрешают. А вы очень торопитесь?

— Молодой человек, я всегда тороплюсь. И всю жизнь я спешил, спешил, думал горы свернуть. Но перевалило за шестьдесят, а вроде ничего не успел… Вот мое детище огоньком светится, — кивает он в сторону метро, — но главное сделать не успел. А надо успеть, надо!

Теперь я с тайным уважением посматриваю на человека в ворсистом пальто. Кто он, этот мой первый сегодняшний пассажир? Архитектор? Художник? Инженер? Скульптор? Или бывший проходчик подземной дороги? Что он сделал для метро, где всегда весело, легко и уютно, где люди ведут себя по-особому. В метро никто громко не закричит, не бросит бумажку, не закурит. Я не видел, чтобы там ругались, как часто бывает в трамваях или автобусах. Все люди в метро вдруг становятся добрыми.

— Вы давно водите? — спрашивает пассажир.

— Первый год.

— Эх, люблю скорость!.. Я раб скорости, одним словом.

Мне тоже хочется что-нибудь сказать ему, но тут перед самым нашим носом из переулка выскакивает шустрый «Запорожец». Выехав на улицу, он виляет то влево, то вправо, чтобы не пропустить нас вперед.

Скажите, пожалуйста, что выделывает частный сектор?! И хотя бы машина была приличная, а то всего-навсего жалкий карапуз, трескун-крошка. Стыд один на таком ездить. А он еще и прыть показывает. Ну ничего, сейчас он узнает силу моей «зеленухи».

Я смотрю по сторонам и вижу, что милиционера поблизости нет. Тогда я выворачиваю руль влево, потом прибавляю газу, но совсем чуть-чуть, чтобы вначале раззадорить карапуза. И скоро я уже различаю человека, который сидит за рулем «Запорожца». Для крошки-трескуна он, пожалуй, крупноват. Его высокая шапка из серого каракуля подпирает потолок кабины, а большой живот лежит на руле.

Я не тороплюсь обгонять «Запорожца». Несколько секунд мы идем рядом, голова в голову. Моя «зеленуха» дышит ровно, без напряжения. А карапуз трещит, будто мотоцикл, весь дрожит, вот-вот отдаст душу черту. Его хозяин теперь пригнулся, окаменел, смотрит только вперед, на асфальт. Но скоро нервы у него сдают, он бросает на меня свирепый взгляд, грозит кулаком. Вот и прекрасно, выходит, одного немного проучил. Я выжимаю полный вперед, и частный сектор уже стрекочет сзади нас.

Мой сосед очень доволен. Словно ребенок, он ерзает по сиденью и весело болтает короткими ногами. А в его светлых глазах столько озорства, что я не могу понять, что блестит сильнее: очки или глаза. Видно, он в самом деле раб скорости, и я готов возить его вечно.

У следующего светофора нас задерживает красный свет. Я сбрасываю газ и слежу за двумя девушками, которые встретились в начале перехода, остановились, разговаривают. Я уже немного научился понимать пешеходов. Я не знаю, о чем говорят эти девушки, но я могу угадать, что они сделают. Утром все торопятся, и сейчас какая-нибудь из них спохватится и кинется переходить улицу, когда вперед ринутся машины.

Загорается зеленый свет, мы трогаемся. И точно, одна девушка лезет прямо под машину. Я скорее давлю на тормоз, сбрасываю конус акселератора. «Зеленуха» сразу угрожающе фырчит. Девушка в страхе мечется, растопырив руки, пытается бежать на середину улицы, вдруг резко останавливается, снова бросается вперед, но потом возвращается все-таки назад.

Мой пассажир осуждающе качает головой.

— Женщины всегда так, — говорю я. — Почти перешла улицу — и вдруг назад.