Владилен Леонтьев - В Чукотском море

— Етти! — приветствовал он меня.

— Ии! — ответил я и присел рядом.

— Совсем голодный был, — кивнул на медвежью шкуру Кевеуги. — В желудке ничего не было.

Кевеуги, старый опытный охотник, многое перенял от своего отца, и сам хорошо знал повадки умки. Он даже счет убитым медведям потерял, да и не в обычае у хороших охотников перечислять свои заслуги, пусть об этом говорят другие.

— Сейчас хорошо — винтовки есть, — спокойно сказал Кевеуги, как будто его ничуть не взволновала встреча с медведем. — А вот раньше, с копьем и луком, трудно было добыть умку…

Кевеуги, обычно неразговорчивый, не любивший рассказывать о себе, разговорился.

— Раньше, чтобы убить умку, долго надо было бегать за ним. Не всегда умка нападает на человека, разве только когда голодный, как вот этот, — показал он на шкуру. — Чтобы заколоть умку, его надо разозлить и заставить пойти навстречу. Вот охотник и должен бежать за ним по следу до тех пор, пока тот не разозлится.

Иногда целый день и ночь бегает, для легкости даже верхнюю кухлянку скинет. Не выдержит умка, рассердится и бросится на охотника…

— Ху! Ху! — прикрикнул Кевеуги на собак, пытавшихся перегрызть постромки алыков и добраться до нерп.

— У каждого умки свои повадки и хитрости. Нет одинаковых медведей. Когда человек преследует умку, он все замечает: и как тот лапы ставит, и как он голову держит.

Возвращение с охоты.

У умки, так же как и у человека, бывает сильной правая или левая лапа. Если умка выносит вперед правую лапу, значит она сильнее и ему удобно бить ею в левую сторону, если же сильнее левая лапа, он ловче бьет в правую сторону.

Кевеуги жестами показал, как это делает медведь.

— Умка при нападении никогда не встает на задние лапы, а наоборот, пригибает голову как можно ниже и большими, бесшумными прыжками Приближается к охотнику. Колоть медведя нужно около шеи, между ключицами, — это самое уязвимое место. А как уколоть, если он головой прикрывает это место? Тогда охотник бросает вверх перед самым носом умки рукавицу или шапку. Умка подымает голову, пытаясь схватить ее зубами. Грудь остается без защиты. Охотник с силой всаживает копье и проворно отскакивает в ту сторону, в которую неудобно бить умке лапой. Одного укола бывает достаточно…

Самокрутка у него потухла. Он достал из-за пояса кисет, вынул спички и с удовольствием затянулся табачным дымом.

— Не зря нас отцы все время бегать, прыгать, бороться заставляли, — сказал Кевеуги. — Сильным и ловким должен быть охотник.

— А ты сам-то охотился с копьем?

— Охотился. Когда я молодым был, ружья имели только богатые ытвэрмэчины — хозяева байдар да кочевники, а нам не всегда удавалось приобрести винчестер. — Кевеуги задумался, бросил в сторону окурок. — А иногда, чтобы подманить умку, и к другой хитрости приходилось прибегать. За медведем всегда песцы да вороны следуют. Вороны очень часто выдают умку охотникам, но иногда и сами показывают ему, где на льду есть что-то съедобное.

Бродит умка по ровному ледяному полю, подойти к нему незаметно нельзя. Тогда охотник выберет удобное место в торосах, свяжет пару рукавичек и начинает подкидывать их кверху да покаркивать.

«Кар! Кар!» — раздается над морем.

Приостановится умка, посмотрит и кажется ему издалека, что это вороны что-то между собой поделить не могут. А охотник нет-нет да и подкинет рукавички вверх. Тогда умка уверенно направляется к этому месту. А охотнику только этого и нужно… Да, хорошие собаки пропали, — с сожалением добавил Кевеуги. — Давай-ка собираться домой.

Казалось бы, что может быть интересного ранней весной во льдах Чукотского моря, когда только лишь появляются первые сосульки, свисающие с вершин торосов, да обтаивает снег на солнечных сторонах…

Яркое солнце, бескрайняя белизна снега и льда… Но вслушайтесь, вглядитесь внимательно — и вы почувствуете и увидите, что ледяная пустыня живет и дышит.

С северо-востока тянул свежий ветерок, течение плотно прижимало лед к припаю и медленно несло его на север. Охота была там, по ту сторону припая, на дрейфующем льду.

Зимой, когда стоят сильные морозы и дуют устойчивые ветры, постоянно намерзает лед, охота безопасная. Но сейчас выходить на дрейфующий лед было рискованно. Да разве может удержаться охотник, когда рядом видит зверя?

В образовавшихся полыньях нет-нет да и показываются головы нерп, поблескивают на солнце их спинки.

Нас было двое: я и молодой охотник Тыляк.

— Аттау! Пошли! Нечего раздумывать, — решительно сказал Тыляк.

Мы быстро надели вельвыегыты и шагнули в ледяную кашу. Охотничьи палки — инныпи — не находили опоры, но вельвыегыты не давали вязнуть ногам в жидкой массе льда. Дальше шел местами торосистый молодой крепкий лед.

Нерпы как будто почувствовали опасность и стали выныривать реже. Раздался выстрел. Это Тыляк убил нерпу. А мне что-то не везло. Я сидел, спрятавшись за льдинами от ветра, подложив под себя вельвыегыты. Весеннее солнце хорошо прогревало меховую одежду. Клонило ко сну. Я прислонился головой к торосу и закрыл глаза. Вдруг из глубины моря послышался далекий звук:

— Юр-юр-юр-юр-юр!..

Он становился все яснее и ближе. Я внимательно огляделся по сторонам, но, как только оторвал голову от тороса, звук исчез. «Наверно, мне показалось», — подумал я и снова прислонился к льдине. Опять послышался тот же звук. Он становился все громче и наконец резко оборвался. Через несколько минут снова донеслось громкое: «юр-юр-юр!», но на этот раз удивительная песня стала удаляться и через некоторое время затихла в морской пучине. И вот она опять появилась откуда-то из глубины и стала нарастать.

Как хорошо звучала эта странная песня на фоне звуков сурового моря! Ошеломленный, я сидел, прислонившись ухом к ледяной глыбе, и слушал.

Что же это? Ясно было одно — певцом мог быть только обитатель полярных вод. Он представлялся мне маленьким, нежным существом. Песня стала громкой, ее можно было слышать, оторвавшись от льдины.

— Что ты делаешь? — Тыляк подошел ко мне, волоча по льду нерпу.

— Послушай-ка! Что это может быть?

Тыляк присел рядом и прислушался.

— А-а… я знаю! Хочешь посмотреть, кто поет? — Он хитро улыбнулся. — Это где-то здесь. Давай поищем.

Мы осторожно подошли к соседнему разводью, скрытые торосами, стали наблюдать.

Тихая песня звучала где-то прямо под нами. Она становилась все громче, громче и вдруг захлебнулась. В воде показалась голова морского зайца. Я даже вздрогнул от неожиданности.