Николай Чергинец - Служба - дни и ночи (сборник)

Ветров присел рядом с ним и сказал:

— Роман Мечиславович, я из уголовного розыска и хотел бы с вами побеседовать.

Словно током ударило Славука от этих слов. Он бросил в сторону хомут и вскочил на ноги:

— А что я сделал?

— Чего вы волнуетесь? Сядьте, мне надо у вас кое-что спросить.

Было видно, сколько трудов стоило Славуку немного успокоиться. Он смущенно пробормотал:

— Да я ничего... просто удивился, что мог понадобиться уголовному розыску, я же ни в чем не замешан.

Славук стал неожиданно словоохотлив. Ветров понимал, что за этими словесными очередями скрывается желание Славука оправиться от смущения. А тот продолжал:

— Я вот шестьдесят годов на свете прожил, а с милицией, да еще с уголовным розыском, никогда никаких дел не имел.

Ветров молча смотрел на него. Маленькие глазки так и бегали. Они были похожи на лисьи: злые, смеющиеся, хитрые. «А нос, действительно, как у дьяка, — вспомнил слова Ларина Ветров, — на такой нужен не платок, а целая портянка».

Славук продолжал стоять, и Ветров обратил внимание, что он был высокого роста, немного горбился. Старший лейтенант попробовал представить его в молодости: «Наверное, противным человеком был, поэтому никому из девушек и по сердцу не пришелся». Игорь прервал словоизлияния Славука:

Успокойтесь, сядьте, давайте лучше о деле поговорим. Вы, конечно, знаете, что Виктор Раховский пропал, и я думаю, что вы можете нам кое-что пояснить.

Славук наконец сел на ту же копну сена, но на Ветрова старался не смотреть:

— Откуда я могу знать. Я его давно не видел.

— Но он же недавно приезжал в деревню!

— Ну и что? Не ко мне же приезжал. Я его не видел.

«Врешь, голубчик, — подумал лейтенант, он хорошо помнил показания киномеханика, которому Раховский жаловался на то, что к нему Клещ и Славук приставали, — сейчас я тебе напомню».

— А Раховский жаловался на вас, что вы заставляете его в секту возвратиться.

От этих слов Славука передернуло. Он снова вскочил на ноги:

— Кому он жаловался? Я никогда Виктору не угрожал, я, наоборот, жалел его, без батьки хлопец рос, жалко было.

— Поэтому кипятком да смолой сироту обливали? — глухо проговорил Ветров. — Не рассказывайте мне басни о своей любви к парню. У вас было только одно желание — втянуть его в секту. Так что, не видели вы Раховского в последний его приезд?

— Не видел и даже не слышал о его приезде. Не пойму, почему вы прицепились ко мне? Мне вот работать надо.

И Славук, схватив валявшийся у ног хомут, сел на сено.

Ветров немного помолчал и медленно поднялся:

— Скажите, а почему вы сюда, в эту деревню, жить переехали?

Этот вопрос еще больше смутил Славука. Он, с трудом скрывая раздражение, глухо ответил:

— Захотел здесь пожить, думал судьбу свою получше устроить.

— Ну и как, устроили?

— Могло и получиться, но в пятьдесят втором жена умерла.

Ветров понимал, что этот человек правды не скажет. Но все равно из беседы с ним оперативник кое-что получил. Например, Славук упрямо хочет скрыть даже то, что он видел Раховского, когда тот приехал в деревню. Это выглядело странным и наводило на размышления. Ветров решил прекратить разговор и, попрощавшись, ушел с фермы и не видел, как смотрел ему вслед Славук. Его глаза, налитые звериной злобой, казалось, хотели испепелить этого молодого, одетого в светлую тенниску парня. Его губы чуть слышно шептали: «Пацан, ублюдок, кого прощупываешь?! Я таких, как ты, в былое время быстро к ногтю».

А Ветров вышел из ворот и через поле направился к деревне. У дома Богдановичей он оглянулся и, убедившись, что улица пустынна, вошел в калитку. Яськов, Ларин и Дегтярев были в саду.

После обмена результатами работы за день Ветров сказал:

— Тревожит меня судьба Раховского. Лично я исключаю, что в секту обратно возвратился, боюсь, что случилось худшее. Нам надо действовать тонко и осмотрительно. Предлагаю следующий вариант: Яськов и Ларин продолжают работу здесь, в деревне. Вам надо устанавливать людей, которые видели Раховского, попытаться выяснить, кого прятал в землянке Славук.

— Но это же был не Раховский? — сказал Ларин.

— Конечно, нет, — согласился Ветров, — мы знаем, что тот, кто прятался в землянке, носил обувь сорок второго размера, а у Раховского тридцать девятый. Но все равно, этот отшельник нас должен интересовать: во-первых, потому что раньше в районе было отмечено несколько нападений на одиноких прохожих на проселочных дорогах и эти нападения остались нераскрытыми, а их мы обязаны связывать с отшельником, во-вторых, честному человеку нечего прятаться от людей, а в-третьих, разобравшись в этом, мы сможем многое понять в действиях Славука. Кроме этого, вы должны осторожно, не выдавая себя, следить за Славуком, Клещ и их друзьями. В этом можно смело положиться на Карповича, Рачинского и Лепетюху. В случае необходимости вы можете обратиться за помощью к председателю сельсовета. Ты, Саша, — Ветров повернулся к Дегтяреву, — поезжай в Минск. Большинство людей, которые ехали в автобусе, когда в нем находился чемодан, живут в городе. Надо их обязательно опросить с целью выяснения, кто видел человека, который вез этот чемодан, или хотя бы как Славук ставил его в автобус. А я поеду в район, где проживал и партизанил раньше Славук, о нем надо узнать все...

Ветров вышел из кабины грузовой машины, которая по пути подвезла его, и пошел по пыльной проселочной дороге. Метров через четыреста он поднялся на гребень небольшой горы. Внизу, в ложбине, стояли дома. Это и была деревня, в которой родился и жил раньше Славук. Найти дом, где он когда-то проживал, не составило труда, и вскоре Ветров вошел в небольшой домик. Из сеней он сразу же попал на кухню. В ней никого. Он громко спросил:

— Есть в доме кто-нибудь?

В дальней комнате послышался шорох, и оттуда в кухню вышла старушка. Она близоруко прищурилась и спросила:

— Вам кого?

— Вы Анна Иосифовна Сахнович?

— Да, я, проходите в дом.

Ветров прошел через кухню и оказался в полутемной, пахнувшей мятой комнате. Хозяйка пригласила сесть, и Игорь Николаевич устроился на широкой деревянной скамье:

— Анна Иосифовна, вы давно живете в этой деревне?

— А я тут родилась и все время живу.

— Скажите, а вы не помните Славука?

— Какого? Старшего или младшего? — спросила старушка. — Я же их обоих хорошо помню, сынок. Старшего — это батьку, Мечиком звали, а сына — Романом. Моя племянница за Романом замужем была.

«Что-то путает старуха», — подумал Ветров, но уточнять он не стал, а спросил:

— Бабушка, расскажите мне о них.

— Расскажу, сынок, расскажу. Я рада человеку, а то живу одна-одинешенька, и словцом не с кем переброситься.