Николай Чергинец - Служба - дни и ночи (сборник)

— Знаете, долго. Когда вышел из ванной, понюхал руки и сказал, что они все равно гуталином пахнут, попросил одеколона. Я дал «Красную Москву», так он, не поверите, почти полбутылки на руки вылил. Да, сели мы, значит, за стол. Взял он в руки вилку и тут же положил около тарелки. Я спросил, почему он не закусывает. Отвечает: дескать, недавно пообедал.

— Виктор Иванович, вы не заметили что-нибудь странное в его поведении?

— Странное, говорите? — Василевский посмотрел в окно. По ту сторону стекла на карниз опустились два голубка. — Если говорить откровенно, то странного в тот день было предостаточно. Во-первых, днем, да еще с водкой, он никогда ко мне не приходил. Во-вторых, как объяснить его необычное поведение за столом. Потом его просьба проводить: он же пьяным не был. Я объяснил ему, что болен, на улицу выходить нельзя, а он стоит на своем: «Проводи да проводи». Оделся я потеплее, и пошли мы. Идет он и молчит. Я даже обиделся немного. Просил провести, иду рядом с ним, а он даже не замечает меня. Разве не странно? Когда завернули к его дому, ему метров двести оставалось пройти. Я хотел было повернуть, а он — за руку меня и чуть ли не со слезами умоляет: «Проводи меня, Витя, до дома. Очень тебя прошу!» Я пожал плечами, говорю: «Пожалуйста, если тебе так уж хочется».

Подошли к его дому, а там милиция, люди столпились. Когда узнал, в чем дело, — не по себе стало. Ведь он тащил меня домой. То ли сердце чуяло, то ли...

Василевский неожиданно замолчал.

Ветров мягко спросил:

— Виктор Иванович, вы что-то недоговариваете. Понимаете, для меня это все очень важно.

— И вы поймите меня — могу ошибиться. А ведь здесь разговор необычный, он судьбы людей, товарища моего касается.

— Не беспокойтесь. Мы тоже понимаем, все учитываем.

— Хорошо. Поделюсь с вами некоторыми мыслями. Дело в том, что в детстве я жил с Евгением в одном городе, вместе в одном классе учились. Однажды, это было уже в девятом классе, я остался почти на месяц один. Родители уехали в отпуск. Как-то утром приходит ко мне Женька и просит: если кто-либо поинтересуется, где он был, то чтобы я сказал, у меня, мол, ночевал.

И точно, к вечеру приходит участковый инспектор, спрашивает, не ночевал ли у меня Носов. Сами понимаете, в таком возрасте подчас может подвести сильно развитое ложное чувство товарищества. Так и у меня было: считал — товарища выручаю — и подтвердил, что Женька у меня был весь вечер и всю ночь.

Позже я узнал, что парень вместе с каким-то Левиным, дружком своим, обворовал ларек. Левина задержали. Он все на себя взял. В милиции, конечно, знали, что они друзья. Поэтому и решили проверить Носова. Его родители сказали, что он дома не ночевал. Вот он и отыгрался на мне, а я, дурак, его невольным помощником оказался. Теперь, когда я вспоминаю, как он вел себя в тот день, то почему-то связываю его визит с тем случаем, что произошел во времена нашего детства. Наверно, он хотел, чтобы я снова стал для него свидетелем...

Василевский замолчал. Ветров простился с ним и ушел. Уже на улице он задумался: «То, что рассказал Василевский, действительно важно. Посоветую Савичу изъять у Носова для исследования ботинки».

Ветров вспомнил, что он опаздывает в автомагазин, и бросился к трамвайной остановке. К счастью, директор магазина, с которым лейтенант еще утром договорился по телефону о встрече, ждал. Они начали просматривать списки людей, стоявших в очереди на приобретение автомашин, и вскоре нашли фамилию Носова.

Тростник беседовал с Валей Кононовой, которая первая обнаружила трупы Горанской и Носовой. Кононова после этого случая перешла жить в общежитие. По ее лицу было видно, что она еще не успела прийти в себя. Владимир, понимая это, не торопился начинать разговор о главном. Он спросил, как у нее идут дела в институте.

— Нормально, — сказала девушка и, наверное, не удовлетворившись односложным ответом, добавила: — Скоро закончу учебу и на работу.

— Как вы устроились в общежитии?

— Хорошо. Я раньше не хотела селиться в общежитии. Казалось, условий для учебы не будет, но теперь вижу, что ошибалась, да и девочки в комнате хорошие: если кто сел за конспекты и учебники, то стараются не мешать.

— Валя, извините за беспокойство. Понимаю, вам неприятно вспоминать случившееся, но в интересах следствия...

Кононова поспешно перебила его:

— Нет, что вы. Раз надо, то надо.

— Скажите, в какое время обычно приходил домой Носов?

— Как когда. Иногда рано, иногда поздно. Он же учится на вечернем.

— Как он относился к жене?

— В основном нормально. Правда, были иногда мелкие размолвки. Однажды, поругавшись с ней, он даже ушел из дому и не возвращался до утра.

— Не дрался?

— Нет, такого не было.

— Валя, а как складывались взаимоотношения Евгения с Горанской?

— Тетя Шура не любила его. Она мне об этом неоднократно говорила. Как-то даже плакала и жаловалась, что взяла его на свою голову.

— Денег у нее не просил?

— Месяца два назад тетя Шура говорила, что Евгений просил деньги на машину. Обещал возвратить через два года. Но она отказала. Мне после этого проговорилась: «Денег не жалко, лишь бы человек был хороший. А он не такой». Какой он, по правде говоря, я тоже не знаю. При людях ни с женой, ни с тетей Шурой не скандалил. Обычно молчал или уходил в свою комнату.

— А как он относился к вам?

— Как когда. То не замечал меня, то были случаи, когда в квартире, кроме нас, никого не оставалось, уделял мне особое внимание. Однажды, будучи навеселе, пытался даже обнять меня, вроде шутя, целоваться полез. Но я оттолкнула его и предупредила, что получит пощечину, если дальше будет так продолжать, и я обо всем расскажу Тане. Собственно, после этого случая я начала подыскивать себе другую квартиру.

— Скажите, по утрам физзарядку он делал?

— Да, неоднократно видела, как в коридоре с гантелями упражнялся.

— Часто выпивал?

— Нет, не часто. Если выпивал, то немного.

— Валюша, а вы знали, что Евгений Васильевич собирался ехать в Борисов?

— Да, об этом он сам говорил, причем несколько раз.

— А раньше он когда-нибудь предупреждал о таких поездках?

— Нет, раньше он вообще о своих поездках не говорил. Даже были случаи, когда Таня интересовалась, где Евгений, а он, возвратившись, объяснял, что ездил к родителям.

— Таня когда-либо провожала его, если он уезжал к родителям?

— Нет. По крайней мере, такого случая не знаю.

— Скажите, Валя, когда вы возвращались домой в день убийства, ничего подозрительного не заметили? Может, из знакомых или соседей кто-нибудь навстречу попался или подозрительного человека возле дома заметили?

— Нет, кажется, ничего. Я ведь не догадывалась и, конечно, по сторонам не смотрела.

— Ну хорошо, — сказал Тростник, поднимаясь со стула. — Еще раз извините за беспокойство.