Ахмедхан Абу-Бакар - Избранное. Том 1

— Уважают! Да попадись он мне… — Хозяин бросил вилку, вышел в смежную комнату и возвратился, таща за собой — что бы вы думали? — еще не высохшую, пахнущую сыромятиной шкуру нашей несчастной коровы. Бросив эту шкуру передо мной и состроив ехидную усмешку, он спросил:

— Что это такое, как ты думаешь?

— Это? — Я был удивлен не столько его странным вопросом, сколько тем, что шкура нашей бывшей коровы попала в саклю секретаря Чарахского сельсовета. Как это сумел мой почтенный дядя Даян-Дулдурум опередить меня? Не на шкуре же прилетел как на ковре-самолете!

— Да, вот это? Что это?

— Шкура.

— Но чья шкура?

— А как она сюда попала?

— Но об этом речь… Ты скажи-ка, похожа она чем-нибудь на медвежью шкуру, а?

— На медвежью? Может, тем, что у нее нет хвоста?

— Вот именно!

— Неужели Даян-Дулдурум побывал здесь?

— А ты как будто не знаешь!

— Откуда мне знать? А где он теперь?

— Это он один ведает! И что за напасть такая! Сначала Даян-Дулдурум, потом его племянник! Может, и ты хочешь, как твой дядя, обвести меня вокруг пальца? Где мой единственный ковер «забраб»?

— Но я-то тут при чем?

— Говори, говори! Знаю я вас! На яблоне инжир не растет…

— Что же мне делать? Где дядя?

— Убирайся на все четыре стороны! — сказал секретарь сельсовета, направляясь к двери. — Поторопись-ка, внучка, на работу.

— Хорошо, деда, — кротко отвечала Зульфи. Выждав, когда дедушка ушел со двора, она обратилась ко мне:

— Ты не сердись на него, такой уж характер. Поэтому я и была осторожной. Если бы дед догадался, что это я тебя привела, он не только перед тобой, но и передо мной закрыл бы ворота. Вообще-то он добрый, но иногда на него находит…

— Понятно, понятно… — прервал я ее оправдания.

Запив еду родниковой водой, я начал разговор о том, как бы мне приобрести здесь ковер для подарка. В ответ Зульфи повела меня в комнату, больше похожую на музей: ковры здесь висели на стенах, лежали на полу в несколько слоев, так что глаза разбегались. А на коврах будто рассыпалось множество радуг. Девушка выбрала великолепный «карчар» и спросила:

— Вот такой тебя бы устроил?

— Да, да! — торопливо воскликнул я. — Это не ковер, а мечта! Неужели это ты сама соткала?

— Конечно! А ты, наверное, ищешь подарок для невесты? — В голосе ее мне послышалось нечто такое, что я предпочел солгать:

— Нет, это мой брат женится.

— Так почему же он не отправился за подарком сам, а послал тебя?

— Он не разбирается в таких тонкостях.

— Почему?

— Потому что он слепой, — ответил я, желая прекратить этот неприятный разговор.

— Тогда зачем ему ковер? Ведь невеста у него тоже, наверное, слепая?

— Почему ты так думаешь?

— Как же она не разглядела, что за слепого замуж идет?

Я кое-как снова вернулся к разговору о ковре. Стоил он дорого. Одно из двух: или Зульфи разгадала мою уловку и решила подшутить, или я недооценивал его качества.

Чтобы заполучить этот ковер, я решил смастерить для Зульфи гарнитур дамских украшений из серебра с чернью. Она согласилась и предоставила в мое распоряжение невысокий столик у окна на веранде. Я достал свои инструменты и взялся за дело. Возвращения деда я не опасался: по строгим горским законам гостеприимства я уже был его кунаком, и, значит, он не посмеет выгнать меня из дому.

Рассказывают, что столетие назад привели к уцмию кайтагскому пленных и владыка приговорил их к казни. Тогда один из них обратился к нему: «Ты повелитель, а мы твои пленники. Но мы проголодались с дороги и надеемся, что ты разрешишь накормить нас перед казнью». Уцмий приказал дать им обед в своем дворце. И сам сел с ними за стол. После обеда один из них обратился к уцмию: «Повелитель, мы были твоими пленными, но ты накормил нас, и теперь мы гости твои. Так что поступай с нами, как и должно поступать хозяевам с кунаками». И за находчивость уцмий кайтагский отпустил их. Вот как берегут горцы законы гостеприимства! И вот на что я рассчитывал.

Покидая Чарах, я прощальным взором окинул со скалистой вершины весь аул, чувствуя себя наверху блаженства и душевного покоя. Еще бы! В моих весьма потяжелевших хурджинах скрывался достойный подарок для невесты — великолепный ковер «карчар», сотканный руками красавицы Зульфи.

Я владел ковром, в который внучка секретаря сельсовета вложила все свое умение. И я был вдвойне доволен потому, что на этот раз мне помогло не столько мое мастерство, сколько ловко подвешенный язык, ибо Зульфи была одной из тех чарахских девушек, которые славятся своей неуступчивостью, а я все же сумел убедить ее отдать мне ковер взамен на не ахти какой богатый гарнитур из черненого серебра: всего лишь один кулон, два браслета, серьги да кольцо, сделанные наспех, в чужой сакле. Не зря, видно, дядя учил меня при разговоре с женщиной, будь она хоть уродливой, отыскивать прежде всего прекрасное — этим не только облагораживаешь ее, но и сам возвышаешься в ее глазах.

Когда я надевал на Зульфи кулон, примеряя длину цепочки, то не преминул похвалить ее стройную шею, черпая сравнения из неиссякаемых хурджинов поэзии Страны гор, припомнив всех певцов — от Чанка и Эльдарилава, от Мунги Ахмеда и Батырая и до Сулеймана из Дибгаши. А когда осторожно вдевал в ее уши сережки, не мог не сказать, что готов бы всю жизнь смотреть на солнце через эти ушки, ибо они пропускают лучи, будто прозрачные. Я имел в запасе еще много чудесных слов о ее руках, но надеть кольцо и браслеты она не дала, возможно, мои слова чересчур взволновали ее.

Впрочем, и сказанного оказалось достаточно. Зульфи растаяла как воск над огнем и уступила ковер. В глубине души я чувствовал какую-то неловкость, ибо шел по стопам своего дяди Даян-Дулдурума: тот обвел вокруг пальца секретаря сельсовета, всучив ему вместо шкуры медведя шкуру коровы, а я пытаюсь проделать то же самое с его внучкой… Но что поделаешь — подарок-то нужен!

Еще никогда в жизни я не одерживал подобной победы и потому не мог не гордиться собой. Ведь сейчас не те времена. В прошлом, например, расстояние измеряли ружейным выстрелом, сукно — аршином, зерно — меркой. И расстояние зависело от того, как ты зарядил ружье, а что касается аршина и мерки, то в горах на каждом базаре бывал свой аршин и своя мерка для зерна.

А теперь? Теперь все учатся! Возьмем хоть мой аул. Из этого аула вышли два доктора наук, двенадцать кандидатов филологических, химических, медицинских наук, семнадцать геологов с высшим образованием, тринадцать врачей и один агроном — это мой друг, он окончил сельхозинститут и сейчас применяет свои знания, правда, в городской мастерской по ремонту ювелирных изделий. А сколько вышло из нашего аула учителей — этого не пересчитать и на пальцах четырех человек! Попробуй-ка объегорить такого! А Зульфи ведь в прошлом году десятилетку окончила.