Аркадий Первенцев - Испытание

— Тургаев здесь? — спросил Дубенко.

— На заводе. Он и послал нас сюда. Тут даже монтеров не оказалось на станции...

— Ну, это ты уж врешь, Трофименко.

— Это вру, — согласился Трофименко с улыбкой, — монтеров послали на шахту, на прорыв. Гнилой ток ночью дали шахтам, малой частоты, что-то с моторами. Мы вот с Витькой сюда прикантовали, — он покричал: — Витька, слезай, ведь все кончила.

— Слезаю, — сказала девушка и легко спрыгнула в сугроб.

Тут только Дубенко узнал девушку. Это была Виктория! Она остановилась невдалеке от него и кивнула головой.

— Здравствуйте! — несколько смущенно сказал Дубенко и протянул руку.

— Грязная, — сказала она, помахивая рукой,— выпачкаю.

— Знакомые? — спросил Трофименко.

— Еще бы не знакомые, — ответил Дубенко, — из одного дома!

— Вот как, — хмыкнул Трофименко, — а Витька ничего не говорила, откуда пристала к нам, кажись, в Арзамасе. В Арзамасе, Витька?

— В Арзамасе, — спокойно сказала Виктория и задорно улыбнулась.

Трофименко отправился проверить свет и телефон. Дубенко подошел к Виктории.

— Какие странные случайности бывают в наше время, Виктория.

Она посмотрела на него внимательно и добро.

— Да... В Арзамасе проходил ваш завод, а мы задерживались. Я попросилась к вам, и меня взял Тургаев.

— Вон как.

— Вы с женой? — спросила Виктория.

— Да.

— Здесь? — она указала глазами на вагон.

— Она приедет сегодня с эшелоном.

— Я прошу вас, Богдан Петрович, совершено не задумываться ни над чем. Есть монтер Витька и все. Идет Трофименко...

— Все в порядке — освещение и связь налажены, Богдан Петрович, — сказал Трофименко довольным голосом, — а то, и в самом деле, на стоянке можно все аккумуляторы сожрать. Ну, пойдем, Витька.

На пригорке, сворачивая в снежную траншею, прорытую над низкими домами, Виктория обернулась, сверкнули ее зубы.

Дубенко вошел в вагон с некоторым смущением. Соединился с Тургаевым. Ему ответил обрадованный голос. Тургаев обещал немедленно приехать на станцию. Из купе вышел Угрюмов, очевидно, услышавший конец разговора.

— Пусть остается на месте, — сказал Угрюмов, — поезжайте лучше вы к нему. Сейчас Колчанов вызовет лошадь.

Колчанов, помощник Угрюмова, — как его в шутку называл Угрюмов — «чиновник для особых поручений», угловатый человек, лет тридцати, вошел, поправляя дешевый галстук на синей рубашке. Короткий чубчик ежиком, глубоко запавшие глаза, мясистые щеки.

— Лошадь сейчас будет, — сказал он.

— Не сейчас, а минут через сорок, — поправил его Угрюмов и, присев к столу, снял трубку, соединился с управлением дороги. Оттуда ответили, что два эшелона прошли сюда с вечера. Просили обеспечить немедленную разгрузку, чтобы не «зашивать» станцию, а порожняк подать для перегрузки угля, чугуна и бронепроката.

— Так и начнем действовать, — Угрюмов прошелся по салону. — Колчанов, вели подавать чай, а потом займемся делами. Тут дельный секретарь горкома Кунгурцев. Ростом, правда, маловат, может, и не понравится вам, потомкам запорожцев, но как руководитель — талант. Как ты думаешь, Колчанов, сумеет Кунгурцев поднять несколько тысяч народа на разгрузку?

— Не знаю, Иван Михайлович.

— Ну, ты, конечно, не знаешь, потому что Кунгурцева впервые увидишь, а мне он известный как-никак земляк. Я его вот таким клопом помню...

Легкие сани-кошевка мчались по закопченной дороге, протянутой петлисто через два угорья. Складный гривастый жеребчик, брызгая пеной, донес Дубенко до оранжевых корпусов законсервированной фабрики, которая должна была вместить их завод. Здесь Дубенко был уже однажды, когда по заданию Москвы выбирал площадку для дублирования. Никак не предполагал он тогда, что им в самом деле придется перевозиться сюда. Обогатительная фабрика представляла собой три огромных недостроенных корпуса без крыши, окон и дверей. Рядом протянулась железнодорожная ветка, связывающая основную транспортную магистраль с десятком мелких шахт, заложенных по склону лесистой гряды.

Жеребчик остановился во дворе, заваленном станками, прутковым материалом, калориферами, ящиками с ценным оборудованием. На всем лежал пушистый слой снега. Группа рабочих перетаскивала станки при помощи вальков и тросов. Дубенко прошелся по двору. Тургаева он нашел в небольшой комнатке, наспех приколоченной к кирпичной стене. Это была заводоуправление. Машинистка, закутанная в шаль и обутая в меховые пимы, подкладывала уголь в накалившуюся печку. Тургаев сидел за кухонным столом, обложенный чертежами, поковками, рядом с ним находился Данилин. Оба они были одеты в ватные спецовки, в валенки, в меховые шапки и шарфы, которые они не снимали, несмотря на раскаленную печь.

Тургаев и Данилин бросились навстречу Дубенко. Это смягчило сердце Богдана. Ему все казалось, что он попал к людям, которые за все это время не проявили распорядительности: не смогли принять со двора станков, не привели в порядок ни одного цеха. Но нет! Эти лица, истомленные, исхудавшие, говорили о труде. Дубенко пожал им руки.

— Показывайте, что нахозяйничали, — сказал он, расстегивая шубу, — что-то несовсем у вас, по-моему, ладно?

— Несовсем, — согласился Тургаев.

Они вошли в здание, высотой, примерно, этажей в восемь. Как огромные соски, сверху свисали железобетонные бункера. Под ногами снег, заваливший битый кирпич, обледенелые бревна с натыканными в них скобами и гвоздями. Крыши не было, окон тоже, гулял сквозной ветер. Над стенами висели перекрытия, похожие на театральные балконы. Таких балконов было семь. Они также связаны из железобетона.

— Подняться наверх можно? — спросил Дубенко.

— Нет. Нужно делать лестницы.

— Делаете?

— Пока нет. Мы сейчас заняты корпусом № 1.

— Пойдемте туда.

В корпусе № 1 кончили заделку крыши. Вверху трудились люди, кажущиеся отсюда букашками. Они вязали брусья — перекрытия. Раскачивались люльки, привязанные к фермам канатами. Никакая строительная техника не предусматривала именно такой работы, но люди делали крышу, может быть некрасивую, горбатую, но совершенно необходимую. В цехе уже стояли и крутились станки, обтачивались и фрезеровались детали. У конторок, построенных как ларьки торговцев, сидели инструментальщицы-раздатчицы, браковщики, технологи. Тут же заливали фундаменты, подтаскивали станки и устанавливали их. Дубенко окликали, радушно здоровались, расспрашивали, как идут очередные эшелоны. Богдан узнавал в плотниках, арматурщиках, бетонщиках инженеров, техников, чертежниц конструкторского бюро, лаборанток. Работал единый, дружный коллектив. Женщины-домохозяйки отдирали ржавчину со станков, руки, засученные, были красны от холода и вымазаны в грязи и керосине.