Валентин Черных - Москва слезам не верит: сборник

А женщина нахмурилась. Ее раздражал внимательный взгляд Бодрова. Она застегнула пуговицу на жакете и скучно сказала:

— Продолжим, Сергей Васильевич.

— Продолжим, — согласился Бодров и вздохнул.

Фабрика работала. Со склада по транспортерам в раскройный цех поступали рулоны материи. Потом эта рулоны раскатывались на гигантских столах, и раскройщики приступали к своему математически точному делу. Отсюда начинало движение будущее фабричное изделие.

…В кабинете директора фабрики Лыхиной Людмилы Сергеевны было шумно. Входили люди, чтобы подписать документы, звонили телефоны. Лыхина подписывала, отвечала по телефонам, отдавала распоряжения.

Бодров посидел, подождал и пошел к выходу.

— Сергей, ты мне нужен, — вскинулась Людмила Сергеевна.

Бодров вернулся. А поток людей не прекращался, и телефоны трезвонили непрерывно. Подождав еще немного, Бодров нажал кнопку на директорском пульте и сказал:

— Лена, попросите всех входящих обождать пять минут. Эта просьба касается и телефонных абонентов.

И почти сразу же в кабинете наступила тишина. Лыхина по инерции потянулась к телефонной трубке, но телефон молчал.

— Сережа, — Лыхина улыбнулась. — Я пробовала уже по-разному. И чтобы предварительно записывались, и чтобы заместители решали, все равно идут. У каждого свой стиль. У меня такой. Я решаю на ходу и без волокиты. И я его менять не буду! Так что приноравливайтесь ко мне.

— Извините, Людмила Сергеевна, — сказал Бодров почта робко. — Наверное, по молодости да по неопытности я на ходу еще решать не могу, Мне надо сосредоточиться, Поэтому, когда я вам буду нужен, заходите ко мне в фабком. — И Бодров поднялся.

— Но сейчас тебе никто не мешает сосредоточиться, поэтому посиди, — усмехнулась Лыхина. — Давай поговорим серьезно. С сегодняшнего дня ты выступаешь в новом качестве, как руководитель, и, соответственно, тебе надо многое пересмотреть. Во-первых, никакого панибратства. Никаких Лена, Маша, Катя.

Бодров улыбнулся.

— Поняла, поняла, — заверила его Лыхина. — И хоть я тебя знаю с рождения, ты для меня теперь только Сергей Васильевич.

— Почему только теперь? — спросил Бодров. — Я ведь давно взрослый.

— Ладно, ладно, — сказала Лыхина. — Но когда мы будем один на один, тебя ведь можно будет называть просто Сережей?

— А тебя просто Люсей, можно? — спросил Бодров.

— Как это Люсей? — изумилась Лыхина. — Ну и зануда же ты… Ладно. Я ведь по делу тебя вызвала. Сам знаешь, мы второй квартал план по реализации не выполняем.

— Знаю, — подтвердил Бодров.

— Сейчас все с ума посходили на джинсовом. Мы можем увеличить пошив костюмов раза в три. Ярмарка в следующем месяце. Я творила с министерством, нам пойдут навстречу, сейчас джинсовка уже не дефицит Закупим дополнительно тысяч триста. А все, что не пользуется спросом, снимем с потока.

— Пусть службы дадут свои обоснования, проконсультируемся с торговлей, — ответил Бодров.

— Какие обоснования? — удивилась Лыхина. — что, газет не читаешь? Весь мир хочет ходить в джинсах. Так дадим меру эти проклятые джинсы, в которых летом жарко, а зимой холодно. В швейной промышленности надо перестраиваться на ходу. Мода живет по своим законам. Мода — как беременная баба: если ей хочется кислого, дай ей кислого, потому что сладкого ей захочется позже… А вообще я рада, что у меня молодой председатель фабкома. Молодость — эхо всегда напор, энергия!

Спокойный и медлительный Бодров улыбнулся.

— Правда, напору в тебе никогда не хватало, — добавила Лыхина. — Но ничего, начнут жать со всех сторон — закрутишься. Закрутишься вместе со всеми…

Бодров услышал в коридоре возбужденные женские голоса. Через мгновенье дверь распахнулась и в кабинет буквально ворвались две молодые женщины: мастер и бригадир.

— Я до ЦК дойду, — запальчиво заявила бригадир. — Но она у меня в бригаде работать не будет.

— Нет, будет! — выкрикнул мастер. — Легко жить хочешь!

— Я легкого житья не ищу, — взвилась бригадир. — Но этой авантюристки в моей бригаде не будет.

Бодров взял листок бумаги и начал отрывать от него мелкие лоскутки.

— Будет — не будет, будет — не будет, — бормотал он.

Удивленные женщины затихли.

— Будет, — сказал Бодров, но листок еще не кончился, он разорвал его пополам. — Не будет, не будет… Слушаю вас.

— Сергей Васильевич, — начала бригадир. — Мне ее навязали.

— Она прекрасная работница, — перебила ее мастер.

— Навязали, но она прекрасная работница, — подвел первый итог Бодров, — Что же дальше?

— Она портит нам все показатели, — быстро заговорила бригадир. — Вечно опаздывает, дважды прогуливала, а сейчас в милицию попала. Она мне всю бригаду разложит.

— А ты воспитывай ее, — вставила мастер.

— Она на пять лет старше меня. У нее уже ребенок. Ее школа не воспитала, родители не воспитали — почему я должна воспитывать? А потом, по научной организации труда в коллективе должны работать единомышленники. А она другого поля ягода. Мы на выставку всей бригадой, а она на танцы.

— А на танцы нельзя? — спросил Бодров.

— Причем здесь танцы! Мы не хотим с ней работать. — И бригадир зарыдала.

Бодров открыл ящик стола, там у него лежала стопочка чистых носовых платков. Достал один, подошел к женщине и вытер ей слезы. Потом подал стакан воды.

— Вы идите работать, — сказал Бодров. — Я потом подойду, обсудим проблему вместе с бригадой.

— Вот это правильно, — согласилась бригадир, — Вам все про нее скажут. — И, всхлипывая, ушла.

— Нет, — сказала мастер. Нечего обсуждать на бригада. Марина и так травмирована. Я в милицию звонила, она не виновата. Ее парню милиционер сделал замечание, а тот ответил, ну, милиционер и забрал его. Она, конечно, пошла с ним и защищала его. Да если бы моего мужа стали забирать, я бы глаза выцарапало всей милиции.

— Нет, — сказал Бодров. — Нашей милиции нужны глаза, поэтому выцарапывать их не надо.

— Да я так, — отмахнулась мастер. — Марина прекрасная работница. Если хотите знать, у нее талант. Если бы она училась, она бы классным модельером была. Характер у нее, конечно, не сахар. Так воспитывай!

— Ты права, — сказал Бодров.

— А я о чем? — обрадовалась мастер. — А то научная организация, в бригаде должны работать единомышленники!

— И она тоже права, — сказал Бодров. — Когда в бригаде никто не раздражает, производительность выше. Это давно замечено.

— Так кто же прав? спросила мастер.

— Вы обе правы.

— А что же будем делать?

— Не знаю, — признался Бодров. — Давай думать…

Взвинченная женщина дергала «молнию». «Молния» не закрывалась. Она схватила другую. Эта дошла до половины и тоже застряла.

— Брак! Сплошной брак.

Мастера молчали.