Валентин Черных - Москва слезам не верит: сборник

И тут Катерина увидела, что Рудольф закончил телефонный разговор, затушил сигарету и спустился в метро. Катерина выждала еще несколько минут и внимательно осмотрелась: вдруг он встретил какого-нибудь своего знакомого, и они стоят и разговаривают на перроне. Потом она тоже спустилась в метро, доехала до Белорусской, пересела на свою линию и все равно не могла успокоиться, пока не вошла в общежитие. Подходя к своей комнате, она решила, что завтра же позвонит Рудольфу и скажет, что уезжает в деревню до начала занятий в сентябре, и предупредит об этом Изабеллу, а за месяц что-нибудь придумается.

Людмила и Антонина оказались в комнате, а не у телевизора. Они обсуждали события, которые меняли жизнь Антонины. Антонина совсем буднично, будто ей предложения выйти замуж делали каждый день, сообщила Катерине:

— Николай посватался. В общем, предложил руку и сердце.

— А родители его знают об этом? — спросила Катерина.

— Конечно. Они согласны. Они сейчас берут отпуск и едут в деревню под Тамбов. Они оттуда родом, и там живут их родственники. Они отдохнут и привезут продуктов на свадьбу.

— А свадьба, значит, скоро?

— Меньше месяца уже осталось.

— Она тебе самого главного не сказала, — Людмила глянула на Антонину, которая тут же начала краснеть. — Родители уже уехали, и она переселяется к Николаю. Так что сегодня она последняя из нас лишится девственности.

— Почему последняя? — удивилась Антонина. — А Катерина?

— Увы, уже потеряла. — Людмила развела руками.

— А кто? Почему я не знаю? Расскажите!

— Некогда, — оборвала ее Людмила, вышла в коридор, глянула в окно, увидела «Москвич» Николая. — Давай быстрее, а то передумает.

И тут Катерина обнаружила раскрытый чемодан Антонины со всеми ее вещами. Его закрыли на один замок, другой был сломан, перетянули веревкой и пошли к выходу.

Николай вышел из машины, пожал руки Катерине и Людмиле, уложил чемодан на заднее сиденье и открыл переднюю дверцу. Антонина расцеловалась с подругами, села рядом с Николаем, и он, посигналив, тронул машину. Катерина глянула вверх. Об этом событии, вероятно, знало все общежитие. Из окон десятки девушек махали вслед уезжающему «Москвичу». И каждая наверняка думала, что и она скоро уедет из общежития.

…Почти через двадцать лет, когда ее машина была в ремонте и она пользовалась служебной, Катерина однажды отвозила домой главного инженера, который жил в районе Химки-Ховрино, и попросила водителя остановиться возле общежития. Она вошла в подъезд. На проходной уже не было вахтерши. Она поднялась на второй этаж, прошла до своей комнаты, постучала. Ей ответили:

— Можно! Мы готовы.

Она вошла и увидела двух сорокалетних теток, толстых, одетых в застиранные ситцевые халаты. В одной она узнала Зинаиду, с которой работала в цехе металлической галантереи. Другую с трудом вспомнила, кажется, она была из цеха кожаной галантереи. Женщины ужинали. На столе стояла сковорода с жареными макаронами и бутылка портвейна, уже наполовину пустая. Зинаида полупьяно улыбнулась:

— Вы к кому?

— Извините, — пробормотала Катерина. — Я ошиблась.

Ее не узнали, а устраивать вечер воспоминаний не хотелось. Да и что вспоминать? Двадцать лет назад, почти одновременно с Катериной, Зинаида въехала в это общежитие. Лет через двадцать ее отсюда вынесут. Может быть, Зинаида выходила замуж, и, наверное, неудачно, если вернулась в общежитие. А может быть, никогда и никуда отсюда не выезжала, если только в дома отдыха по профсоюзным путевкам за треть стоимости или в санаторий: судя по теплым чулкам в середине лета, у нее болели ноги, как у всех женщин, которые простояли у станков по двадцать лет.

Могло и со мной такое случиться, подумала Катерина, выходя из общежития…

А пока она с Людмилой вернулась в свою комнату.

— Мы не будем сразу объявлять, что Антонина здесь не живет. Вынесем ее кровать, хоть задницами не будем стукаться, — сказала обрадованно Людмила.

— Как только она выпишется, чтобы прописаться к Николаю, к нам тут же кого-нибудь подселят, — Катерина всегда просчитывала варианты.

— Ладно тебе! Хоть месяц поживем по-человечески. Что-то ты невеселая? Рудольфу, что ли, все рассказала?

— Ничего не рассказала. Хочу все обдумать. А ему сказала, что, возможно, до конца августа на каникулы уеду в деревню.

— Изабеллу предупредила?

— Предупредила.

— И чудненько. Мужику тоже надо дать время на обдумывание. За месяц ему или очень захочется быть с тобой, или встретит тебя и, как обычно: Привет! Привет! Как живешь? Хорошо. А как ты? Тоже хорошо. Для мужика даже месяца не надо. До него уже через неделю доходит: хочет он тебя и только тебя. Или можно трахнуться с другой.

— А что у тебя с Гуриным? — спросила Катерина.

— Все рассказала. С юмором.

— И что же он?

— Юмор дошел не сразу. Даже попытался обидеться.

— Ну а ты?

— Тут же послала его подальше. Тоже мне, принц датский!

— А он?

— Начал, конечно, просить прощения. Простила на первый раз.

— Ну и что дальше?

— Дальше, как говорит один мой знакомый, — шире размах прыжков в воду. Недели две я с ним повстречаюсь или даже месяц, двух недель мало — у него сплошные сборы. А потом намекну, что мне надоела общежитская жизнь. Я хочу нормальной семьи. И мне даже некоторые предлагают, но я люблю только его, так что пусть решает. Я думаю, он решит.

— А ты его любишь?

— Вообще-то он мне нравится. И в постели тоже совсем не плох. Свою шайбу загоняет хорошо. Есть, конечно, сложности. Как я узнала, им квартиры дают года через три-четыре, особенно если команда станет чемпионом страны, а еще лучше — Европы. Ждать четыре года я, конечно, не буду. В кооператив они могут вступать сразу, как только попадут в сборную. Две-три поездки за кордон — я уже узнала, что надо покупать в Чехословакии и Швеции, все продам выгодно, — и через полгода внесем первый взнос, а через год въедем в новую квартиру. А пока можно поснимать комнату. Я уже больше не могу в общежитии. Все эти запахи борщей, жареного сала, хозяйственного мыла! — Людмила передернула плечами.

— А если с Гуриным не получится? — усомнилась Катерина.

— Получится, — успокоила ее Людмила. — Я все просчитала. Пока идет, как задумано. У меня вариант простой. Тебе будет посложнее.

— А может быть, у меня этого варианта и не будет.

— Нет уж, — сказала Людмила, — игру надо играть до конца. У тебя же пока все хорошо! Я же вижу, что он влюбился, матери ты тоже понравилась. Все замечательно!

— Кроме того, что я их обманула.

— Никого ты не обманула. Ну, не дочь, а внучатая племянница. Ну, не студентка, так все равно станешь ею, ты же упорная! И то, что ты взяла тайм-аут на месяц, тоже замечательно!