Валентин Черных - Москва слезам не верит: сборник

— Для меня меняет, — ответила Людмила. — Штамп в паспорте — это взаимные обязательства.

— В чем?

— Во всем.

— У тебя появился новый мужчина?

— Старый. Кстати, он никогда не исчезал.

— Он предлагает тебе руку и сердце?

— Его рука и сердце у меня давно. Завтра начинаются переговоры. Я думаю, он предложит мне выйти за него замуж. Но мы с тобой уже достаточно давно связаны, и я должна с тобой посоветоваться.

— Подождем все-таки результатов твоих переговоров, — предложил доктор наук. — Ты мне позвони, когда они закончатся.

— Ты позвони сам. Вдруг я приду в расстроенных чувствах и меня придется утешать.

— Позвоню, — доктор наук встал. — У меня есть работа. Пойду займусь делом.

Он потоптался у двери. Обычно Людмила целовала его на прощанье и открывала дверь. На этот раз открывать ему пришлось самому.

Людмила не врала. После поездки в Таллинн Еровшин звонил ей почти каждый вечер. Сегодня он позвонил и пригласил в воскресенье к себе домой, чтобы познакомить с дочерью.

— В двадцать часов, — уточнил Еровшин.

В воскресенье Людмила приняла душ и, распахнув дверцы гардероба, рассматривала платья — что бы надеть. Зазвонил телефон. Она сняла трубку.

— Добрый вечер, Людмила Ивановна. Это Татьяна, дочь Еровшина. Папа предупредил, что вы будете к восьми. Не могли бы вы приехать на полчаса раньше?

— Требуется помощь?

— То, что требуется, мы уточним на месте, — сказала Татьяна.

Много курит, как ее мать, определила Людмила, голос грубоватый. И она подумала, что вечер не обещает быть легким, но борьбу не стоит откладывать.

— Я приеду, — ответила она коротко.

Людмила надела маленькое черное шерстяное платье, настоящее французское, от Шанель, и легкие сапоги, положила в пакет туфли, надела утепленный модный английский плащ и вышла из дома. Она легко поймала такси.

— В центр. На Патриаршие пруды…

Пруды давно переименованы в Пионерские, но она, как и все москвичи, называла их по-старому.

Ее встретила женщина ее лет, может быть, года на два моложе, в халате и тапочках. Увидев Людмилу, она смутилась.

— Извините, я не рассчитывала, что вы приедете так быстро.

Она провела Людмилу в гостиную, обставленную старинной мебелью. Может быть, даже антиквариат, подумала Людмила. Где-то в глубине квартиры звучала музыка. «Битлы», определила Людмила и вспомнила о внуке Еровшина, которому недавно исполнилось четырнадцать лет.

Татьяна быстро переоделась в полотняное светлое платье, легкие домашние туфли, села напротив Людмилы. На столе стояла серебряная папиросница. Татьяна достала из нее сигарету, предложила Людмиле. Это была «Ява».

— Извините, — сказала Людмила и достала из сумочки «Мальборо». — Я привыкла к американским.

Они закурили, и Татьяна глянула на часы.

— Генерал задерживается? — спросила Людмила.

— Да. Но не на много. На двадцать минут.

— Нам бы хватило и этих двадцати минут, — сказала Людмила.

— Не знаю, — ответила Татьяна. — Я все привыкла делать основательно.

— Получается? — спросила Людмила. По-видимому, дочь Еровшина не устраивало начало разговора, и она перешла к сути:

— Я понимала, что в жизни отца после смерти мамы может появиться женщина.

— Если под женщиной вы подразумеваете меня, — Людмила улыбнулась, — то я появилась в жизни вашего отца двадцать два года назад, еще при жизни вашей матери. В декабре будет двадцать два года, — уточнила Людмила.

— Простите, — сказала Татьяна, — сколько же было вам лет?

— Восемнадцать. Я была совершеннолетней.

— Но вы были замужем?

— Я не была замужем, — ответила Людмила. — Но давайте сразу решим: мы не подруги, вы не священник, а я не грешница, к тому же у меня нет настроения исповедоваться.

— Я понимаю.

Татьяна явно была растеряна. Заранее продуманный разговор рушился. Она не удержалась и все-таки задала вопрос:

— И все эти годы вас устраивало ваше положение?

— Вполне, — призналась Людмила.

— Но теперь, когда нет мамы, вы, вероятно…

— Мы эту проблему с вашим отцом не обсуждали.

— Значит, все эти годы вы все знали о маме, о нашей семье?

— Нет, я знала, что вы есть, но не больше. Ваш отец не из болтливых.

— Вы живете с родителями?

— Я живу одна. По-видимому, вас что-то волнует, поэтому вы попросили меня приехать пораньше? Насколько я понимаю, вас, вероятно, волнует проблема квартиры?

— В общем, да. Я с сыном прописана в новом районе Чертаново, отец здесь. Но живем мы здесь давно, после моего развода.

— Вы хотите спросить, не собираюсь ли я перебраться в эту квартиру?

— Да, именно это меня очень волнует.

Людмила выдержала паузу. Татьяна загасила сигарету и тут же закурила новую. Людмила молчала. Ей очень хотелось бы жить в центре Москвы и в такой замечательной квартире, но это будет решать Еровшин, и шансов перебраться у нее практически нет.

— Мое предложение следующее, — продолжила Татьяна. — Нашу квартиру в Чертаново и вашу вы с отцом могли бы обменять на хорошую трехкомнатную в новых районах или очень хорошую двухкомнатную в пределах Садового кольца.

— Я думаю, это преждевременный разговор, — прервала ее Людмила. — Ваш отец пока не предлагал мне выйти за него замуж.

— Судя по нашему с ним разговору, он склоняется к этому, — сказала Татьяна.

— Я к этому пока не склоняюсь.

Им пришлось прекратить разговор, потому что в комнату вошел внук Еровшина, уже рослый парень в джинсах и ковбойке.

— Добрый вечер, — сказал он.

— Это Людмила Ивановна, знакомая дедушки, — сказала Татьяна.

— Вадим, — представился внук и внимательно осмотрел Людмилу. Это было демонстративно оценивающее осматривание.

Людмила заметила не до конца затянутую молнию на джинсах и сказала:

— Застегни ширинку.

Мальчик дернулся, покраснел и поспешно затянул молнию.

— Спасибо, — сказал он и спросил: — Простите, вы в какой сфере работаете?

— Твой дед мне рассказывал, что ты собираешься поступать в Институт международных отношений? — спросила Людмила.

— Да, — подтвердил внук. — Мой отец заканчивал этот институт. Я, вероятно, продолжу семейные традиции.

— Так вот, представь, что ты уже дипломат и тебя представляют незнакомой даме. И ты сразу спрашиваешь, в какой сфере она работает. А дама — баронесса фон Бек и ни в какой сфере работать не может, да и не должна.

— Но вы ведь не баронесса фон Бек? — возразил внук.

— Я как раз из фон Беков, только прибалтийских, давно обрусевших.

Людмила говорила почти правду. Ее прабабка была замужем за обедневшим прибалтийским бароном, который купил имение в Псковской области, разорился в конце прошлого века и женился на красногородской мещанке. В семье Людмилы это на всякий случай тщательно скрывалось, но фотографии в старинном кожаном альбоме сохраняли.