Марк Юдалевич - Дни испытаний

В папин диспансер, как предлагал главный врач? Зайти в папин кабинет, где на столе лежит его стетоскоп, в стенном шкафу висит его халат.

Можно на ткацкую фабрику. Там они проходили школьную производственную практику. Нина имеет разряд. Только еще побаливает нога. Не выстоять семь часов у станка.

Но тогда куда же?

Нина подняла глаза, и они остановились на вывеске — «Райком ВЛКСМ». Вряд ли она могла бы объяснить — шла сюда или случайно здесь оказалась. Но именно сюда ей и было надо. Нина не хочет никого просить. Даже друзей отца нужно просить. А здесь ей обязаны помочь.

У секретаря райкома комсомола короткая, странная фамилия — Зуб. Решительная и острая, эта фамилия не отвечала его наружности — детски припухлым губам, нежному румянцу на щеках. И в то же время служила основой для нехитрых каламбуров: «Зуб на тебя имеет зуб», «Зуб дает по зубам».

Зуб сидел за огромным письменным столом, подчеркивающим его маленький рост. Напротив в кресле — девушка. Меховая шапочка лихо заломлена набекрень. Лицо миловидное, нежное, но смелое. Зуб кивнул Нине на другое кресло.

— Я же говорю: в театре почему-то отложили эту премьеру, — сказала девушка.

— Так… Значит, сорвали коллективный просмотр.

Зуб заговорил таким неожиданным для него густым басом, что Нина оглянулась — не включен ли где репродуктор.

— Я же объясняю: спектакль отложили. — Девушка пожала плечами.

Зазвонил телефон.

— Здравствуй, здравствуй, — неправдоподобно басил Зуб. — Как не можете? Оркестр должен выступать. Дирижер? Что с ним? Простыл? Так, значит, простыл… — недоверчиво повторил Зуб и, видимо, почувствовав, что пересолил, осторожно покосился на присутствующих. Но продолжал тем же тоном:

— Ладно. Это все объективные причины. Все объективные, ясно? А выступления срывать нельзя. Точка! — Зуб положил трубку.

«Зря я к нему, — подумала Нина. — Он, кажется, только одно знает: «срывать нельзя».

Девушка снова заговорила об отложенной премьере.

— Разве не уважительная причина? — чуть насмешливо закончила она.

— Причина, Галя, всегда найдется. Мне их столько приносят, начни складывать — до потолка не уместишь, — басил Зуб. — Ты бы вот пришла и сказала: было трудно, но мы сделали то-то и то-то.

— Что ж мы, сами спектакль поставим? — девушка еще сильнее сдвинула шапку набекрень.

— А это уж я не знаю. Не знаю… Думаю, не на одном спектакле свет клином сошелся.

Девушка стала прощаться. Она протянула Зубу руку. От двери насмешливо добавила:

— Знаешь, Андрей, с тобой говорить, ох, крепко надо пообедать…

— А ты подумай, Галя… — начал было Зуб.

— Есть подумать, — перебила его Галя и, встав по стойке «смирно!», приложила руку к козырьку. Зуб хотел еще что-то сказать, но девушки и след простыл.

— Слушаю вас, — обернулся секретарь к Нине.

— Может, я не по адресу. Мне надо на работу.

— Образование? — заинтересованно пробасил Зуб.

— Одиннадцать классов.

— Так. А что у тебя случилось? — спросил грубовато, но просто, участливо.

— Почему вы так решили?

— Посидишь здесь с мое, будешь все понимать. Да не гордись, не гордись, рассказывай.

«Нет, он, видимо, не только знает, что «нельзя срывать», — с невольным уважением подумала Нина. Зуб начинал ей нравиться.

Узнав о ее горе, он пересел в кресло напротив.

— А еще кто есть в семье?

В дверь заглянула чья-то вихрастая голова.

— Подождите, — бросил секретарь.

Он внимательно расспросил Нину об отце, брате, могучий его бас звучал теперь смягченно, дружески.

— Учиться, наверное, думала? Где? Иняз. Ну, это можно заочно. Освоишься на работе, посмотрим, — секретарь помолчал, раздумывая. — Если в торговлю тебя направить?

— В торговлю? — переспросила Нина.

— Вот сейчас девушка здесь сидела, — не ответив, продолжал Зуб, — Галя Воронцова из семнадцатого продуктового магазина. Мы как раз с ней до тебя кое о каких делах говорили. В торговле нужна молодежь, честная, энергичная молодежь.

Нине даже немного польстило, что она оказывается кому-то нужна. В то же время она представила себя за прилавком. «Что вы хотели? Может быть, вас заинтересует еще вот это? Отрезать? Завернуть?» Она, она Нина! Нина, которую звали Царицей, — за прилавком! Она обслуживает покупателей. Вот до чего дошло!

— Я подумаю, — попросила Нина.

— Конечно, — согласился Зуб. — Надумаешь — заходи, не надумаешь — тоже заходи, что-нибудь другое предложим. Не сразу, конечно, но найдем.

— Спасибо, товарищ Зуб.

— Меня Андреем зовут.

Торговля… Еще вчера чужое слово вторглось в Нинину жизнь, заставляло думать, требовало скорого ответа.

Если бы Зуб сказал: иди, поработай в магазине, ей бы не пришлось столько размышлять. Наверное, сразу бы отказалась.

Но Зуб сказал: «Иди в торговлю. Там нужна молодежь».

Знакомые Нины, которые сразу же горячо взялись обсуждать эту новую проблему, еще больше запутывали ее.

— Вот дело, дело! — частил своим тенорком Алексей Никандрович. — Пристроишься, по крайности, сыта будешь. Знаешь, — морщил он свою лысину, — у воды поселишься — от жажды не помрешь. Ну, а если замочишься…

— Не пойду, — решила Нина. — Раз он советует — не пойду…

Но советовал и Иван Савельевич:

— Иди, Нина, иди. Раз комсомол посылает, стало быть, ты там нужна. А раз нужна, значит, иди.

Иван Савельевич, оказывается, мыслил так же, как и Зуб. Посылал ее в торговлю, а не «пристроиться» в магазин…

Леночка Штемберг, узнав такую новость, долго молчала, теребя перекинутую на грудь пышную темно-русую косу. Эту Леночкину привычку в классе все знали. Она бралась за свою косу, как только попадала трудная математическая задача, нередко принималась за нее у доски…

— Трудно тебе там будет, Нина, — наконец, серьезно заговорила Леночка. — Девушки там, ты знаешь, совсем, совсем другие. С ними в ассоциации не поиграешь. И даже о поэзии не поговоришь… Совсем другие там девушки…

— Иди, Нинка, — затараторила Рита Осокина. — Возле тебя, знаешь, сколько покупателей будет. Всякие — молодые, красивые. А халатик белый тебе, знаешь, как пойдет… — На глазах Риты вдруг сверкнула слезинки.

— Ты что, дурочка? — строго спросила Леночка.

— Так, — пролепетала Рита, — так, я подумала: Нина — и вдруг за прилавком. И вообще, все мы взрослыми стали…

— Что я тебе могу посоветовать, Нина? — как всегда неторопливо басил главврач Михаил Борисович. — Мы с твоим отцом мысли не допускали, что есть какая-нибудь профессия, которую можно поставить рядом с медициной. Если бы мне предложили на выбор — санитаром в больницу или министром торговли — я бы пошел санитаром. Но если тебя медицина не привлекает… что ж, иди пока в магазин. Но иди немедля. Самое вредное для тебя сейчас сидеть здесь одной…