Максимилиан Кравков - Утро большого дня

Вот почему с таким оживлением докладывал Звягин и так сосредоточенно слушал его Кунцов.

— Технически все готово, — говорил Звягин, — а люди... вы знаете их лучше, чем я. По моим впечатлениям, даже лагерников увлекает предстоящее дело!

На Березовке жили заключенные.

Группа просила начальство о разрешении работать на шахтах. Управляющий Центральной штольней дал согласие, и с тех пор заключенные работали здесь своей бригадой.

Кунцов безнадежно махнул рукой.

— Вы думаете, они заинтересованы делом? Совсем другое! Во-первых, у нас под землею свободно, а потом мы платим неплохо. Это и привлекает!

— Ну, уж не знаю! — сказал Звягин и закончил: — Квершлаг готов к переустройству!

Кунцов порывисто откинулся на спинку кресла и некоторое время постукивал пальцами о стекло, лежавшее на столе. Потом поднял голову и потер морщинистое горло.

— Да! — прервал он молчание и первый раз обратил на Звягина голубые и очень светлые глаза, — по вашему он готов!

Звягин сразу же понял, что по мнению Кунцова квершлаг совсем не готов. Несколько растерялся и посмотрел на инженера.

— Реконструкцию провести не штука, — примирительно заговорил Кунцов и поправил галстук, — но сделать ее, не сорвав программы, трудно. Да, да! Перевернуть все вверх дном и ни на тонну не снизить добычи угля!

Звягин слушал и был озадачен. Переустроить — это значило снять устаревшие откаточные пути и поставить рельсы для электровозов. Настлать километры новой дороги, расширить квершлаг, переделать штреки. И оказывается, в то же время ежесуточно, ежечасно нужно было выдавать на-гора драгоценный уголь.

Звягин видел, что к самому устью штольни снаружи уже подошла электрическая дорога. Над широкими колеями рельс висели троллеи, растянутые паутиной тросов. Медные части и проволока не успели еще потускнеть на ветре и столбы стояли желтыми праздничными свечами. Новая жизнь заглянула в окно под землю.

— Переустройство — переустройством, — тем временем поучительно говорил Кунцов, — а программа — программой. Я не желаю срываться. Хорошее дело, если будут кричать, что вот при Кунцове и товарище Звягине, — улыбнувшись, добавил он, — потухла звезда над штольней. Ее потерять очень просто!

— Да-с, товарищ Звягин. Я заместитель. Через месяц вернется хозяин, тогда и надо начать! Поэтому не спешите с оценкой, от мнения техперсонала зависит многое. Учтите еще, через месяц мы крепче будем готовы. Эх! — недовольно крякнул он и умолк.

В двери появился приземистый человек с круглым и красным от мороза лицом. Он, прищурившись, осмотрел говоривших, и Кунцов торопливо встал. Это вошел Вильсон, главный инженер Березовского рудоуправления.

— А я налетом! — весело объявил он, пожимая сидевшим руки.

— Ну, как? — обратился он к Звягину, — вижу измазаны углем, значит из штольни! Расскажите-ка впечатление свежего человека...

Плотно уселся на стул и щелкнул портсигаром.

— Чорт побери! — подумал Звягин, — моя осторожность!

На него смотрели и ждали. Кунцов с беспокойством, Вильсон приветливо, словно ободряя. Звягин вдруг разозлился и даже покраснел. Ему показалось ужасно позорным смалодушничать и он начал повторять доклад. Чем дальше, тем тверже, а под конец вдохновился и сказал напрямик:

— Можно начать!

— Браво! — крикнул Вильсон, а Кунцов передернулся и побледнел.

— Вот и нажил дружка, — опомнился Звягин.

— Нет! — не сдавался Кунцов, нажимая кнопку звонка. — Позовите Фролова, пусть он доложит о состоянии программы!

Вошел Фролов, коренастый юноша с простодушными, но упрямыми глазами. Он ведал эксплоатацией, недавно окончил вуз и уже проявил себя обещающим инженером.

С мальчишеских лет за все брался горячо и упрямо доводил начатое до конца. Отец Фролова, монтер-электрик, хотел было приучить его к своему ремеслу. Но Фролов объявил:

— Сделаюсь горным инженером!

И сделался.

Собрался треугольник. Предшахткома сел у окна, а секретарь парткомитета, с татарским лицом и кофейного цвета живыми глазами, грелся у печки.

Вильсон поманил Фролова и подчеркнуто громко спросил:

— Если мы послезавтра начнем реконструкцию, что случится с вашей программой?

Все так и вздрогнули. Вопрос ударил в больное место.

У Фролова раздулись ноздри.

— Бели будем большевиками, — крикнул он, — то спасем программу! И, жестикулируя и повышая голос, стал пояснять свой расчет.

— Вот представьте, закрылась штольня. Пути сняты и добыча прервана. На четвертые сутки рельсы доходят до первого штрека. Мы опять оживаем и уголь идет на-гора. На шестые сутки вступают дальние штреки и штольня работает целиком!

— А программа? — вмешался Кунцов, — как покроется пятидневный простой?

— Первым штреком!

— За двое суток?

— Каждые двадцать четыре часа штрек должен выдать две с половиной суточных нормы всей штольни!

— Безумие! — не сдержался Кунцов.

Вильсон сейчас же спросил:

— А что для этого нужно?

— Механизацию. Увеличить количество динамита и дать электрическую сверловку. А самое главное — мы изменим систему работы. Вы не видели этой системы! — гневно топнул Фролов на ироническую усмешку Кунцова.

— А потом открыть закрещенную лаву!

— Ого! — даже привскочил Кунцов.

— Четвертую лаву! — повторило собрание и все переглянулись.

Фролов стоял в середине, сверкал глазами и мятая фуражка его съехала на затылок.

Если в шахте какой-нибудь вход накрест забит досками, это означает опасность. Никто не должен туда итти — это первое правило в шахтах.

Настроение создалось напряженное. Звягин сидел, сжимая ручку кресла. Вильсон взглянул на всех и резко сказал:

— Реконструкция решена! Уже послана телеграмма тресту!

— И отлично! — крикнул секретарь парткома Шафтудинов.

Настроение разрядилось сразу. Мелькнули улыбки, а Кунцов мешковато обвис за своим столом.

Голос Вильсона сделался ласковым, он смотрел на каждого веселыми глазами и говорил:

— Понимаю, что может сорваться программа. Но, товарищи, это дело ваших людей, вашей чести, вашей звезды, наконец! Переустройство главнее — его требует завод!

— Четвертая лава! — выскочил Фролов. — Вот непременное условие!

Кунцов поднялся. Щеки его тряслись, по лицу проступили пятна.

— Я закрыл четвертую лаву, — глухо заговорил он, — я хочу удержать от беды и протестую против предложения Фролова!

В глазах его показалась и ненависть, и мольба.

— Михал Михалыч, — попробовал помирить их Вильсон, — мы ценим ваши советы. Но давайте проверим! Единственный выход в четвертой лаве. Создадимте комиссию из вас, из Фролова и шахтного геолога. Пусть примет участие Роговицкий, старый горняк. Все осмотрите и завтра скажите последнее слово!