Ахмедхан Абу-Бакар - Рассказы советских писателей

— Нет, я не сплю, — отозвалась Невеста Моря и привстала.

Седая прядь в волосах мужа красиво серебрилась в полутьме. Старая женщина замерла, глядя на эту светящуюся прядь.

— Скажите мне, правда ли то немыслимое, что говорят люди о наших детях? — спросил муж, и в суровом голосе его слышались растерянность и боль.

— Правда ли? О чем вы? — тихо произнесла жена. Но она уже поняла, о чем он: безъязыкий дурак один в городе, а злых людей гораздо больше.

— Если это правда, то нет ничего страшнее на свете, чем наши дети… Лучше бы мне вовсе не возвращаться из тюрьмы, а вам не надо было рожать их на свет.

И с этим он вышел, оставил ее одну, и Невеста Моря поняла, что отныне не о чем им будет говорить друг с другом. Она не верила, что Томико совершила страшное дело, но знала, что женское сердце, в котором, как в могиле, похоронена убитая любовь, всегда пребывает вблизи ожесточения и тьмы.

Всю ночь она не спала; слышала, как вернулись дети из кино; смеялся тонким голосом Коля, и что-то притворно-сердитое говорила ему жена; резко и коротко рассмеялась несчастная Томико… Затем, далеко уже за полночь, чего-то испугалась и долго заливалась дворовая собака, трусливо потявкивала и грозно, подбадривая сама себя, ворчала. Невеста Моря вставала пить воду, хотела похлебать супа из кастрюли, да не нашла спичек, чтобы разжечь керосинку. На рассвете она чуть было задремала, но тут же и проснулась. Поднявшись с постели, она прихватила с лавки рюкзак и пошла по густой прохладной сиреневой рани к дому вековухи Чен.

В этот день она говорила странные вещи своей подруге и названной сестре:

— Если признаться, сестра моя, то многих детей у меня не было бы, если бы я сама не перелезала к мужу под бочок. Любила я греться возле него.

Робкая, как мышь, Чен смущалась и немела от таких слов, и ее широкое, как блюдо, лицо медленно наливалось густой кровью.

— Да, кабы не это… Вспоминается мне, в молодости я не знала удержу… Зажмуривши глаза кидалась, хеке! Муж был дюжий человек, но одолевала-то всегда я. А он смеялся и говорил мне: нет на свете женщины крепче тебя, Харуё…

— О, у вас сегодня хорошее настроение, се… сестрица, — заикаясь и поеживаясь, бормотала Чен. И принималась копаться в ворохе одежды, наваленной возле рюкзаков на чистом песке берега. Найдя в кармане шаровар папиросы и спички, Чен трясущимися руками прикуривала.

— Дайте и мне табачку, сестра моя, попробую-ка и я закурить, — попросила Невеста Моря. — Никак не пойму, что это я не стала курить раньше, ведь горя и мне хватало.

Но, поперхнувшись при первой же затяжке, долго кашляла, высунув язык, и, схватившись за грудь, потом выбросила папиросу.

— Нет, не научилась я. Не было времени даже на это, — сказала она, утирая морщинистым бугорком ладони выступившие на глазах слезы.

— Зачем это вам, сестрица! Доктора русские говорят, что табачный дым помогает от лишнего сала, вот я и надумала курить, — стала объяснять Чен подруге. — Лет десять назад я начала было сильно толстеть.

— Да… мне это теперь ни к чему, — согласилась Невеста Моря.

А когда к вечеру они увязали рюкзаки, собираясь домой, — успев за долгий день и наловить раковин, и наглядеться в морскую синюю даль, и подремать на песке, уронив на плечи друг дружке головы, — Невеста Моря вдруг проговорила, медленно оглядев закатный горизонт:

— Знаете, чего я всю жизнь больше всего боялась?

— Чего же? — спросила Чен, тоже оглядывая тающее в огне заката море. Со стороны пылающего запада летели по небу птицы.

— Моря. Да, моря. Я больше всего боялась, что когда-нибудь утону в море. Недаром же меня прозвали его невестой.

— Ну, этого нам теперь незачем бояться, — успокоила Чен подругу. — На пароходе мы уже никуда не поплывем, на лодку сами не сядем, а купаться в море, как молоденькие, тоже не будем.

— Верно вы сказали, сестра, — согласилась Невеста Моря.

И они, усевшись на песок спиной к рюкзакам, вдели руки в лямки, а затем помогли встать одна другой.

Снова они, как обычно, прошли по главной улице городка, шаркая ногами и сгибаясь под тяжелым грузом, возле моста спустились к реке и пошли берегом к тому месту, где был другой переход за излучиной, намного сокращавший путь к дому.

На этом месте в дно реки были вбиты частые сваи, чтобы не дать бревнам, плывущим сверху, уйти дальше к морю. По ровно обрезанным сваям люди легко переходили реку — двойной ряд широких надводных пней служил надежной опорой для ног.

Старая Чен оказалась впереди. Невеста Моря что-то замешкалась на берегу. И когда Чен, обычно робевшая на переправе, благополучно дошла уже до противоположного берега, сзади нее на самой середине реки что-то сильно всплеснуло, и, оглянувшись, Чен увидела свою подругу, стоявшую на круглом срезе бревна, вытянув перед собою сжатые в кулаки худые руки. Старой Чен подумалось, что подруга ее хочет прыгнуть в воду и утопиться. Вскрикнув пронзительно, отчаянно, рыхлая и нерасторопная Чен бегом кинулась назад по бревнам, не помня себя подбежала к Невесте Моря и схватила ее за плечо.

— Что вы делаете, сестра! Что вы делаете! — крикнула Чен и заплакала.

— Надоело мне все, — хрипло выговорила Невеста Моря вся дрожа. — Не желаю я больше таскать мешки. Эта мутная река пусть отнесет жениху мой подарок.

И только тут заметила Чен, что у подруги ее за спиной нет рюкзака.

— Уеду я отсюда, — бормотала Невеста Моря.

— Куда же вы уедете? — всхлипывая, спрашивала Чен.

— А куда-нибудь. Возьму с собою Томико и уеду. Не боюсь я теперь ничего. Переедем мы с ней на другой берег моря, где нас никто не знает. Поедемте и вы с нами, если хотите.

— Я поеду, обязательно поеду, — соглашалась Чен и потихоньку тянула подругу к берегу. — Как же я останусь без вас, сестрица. А только можно ли вам оставить других детей? — спрашивала она, когда обе ступили на спасительный берег.

— А что, разве я их не выкормила, не выпоила? — сказала Невеста Моря, останавливаясь. — С меня хватит. Буду теперь развлекаться, курить табак. Эх, разве я не заслужила себе покоя, сестра?

— О, конечно, заслужили, — поддакивала Чен, стремясь увести подругу подальше от реки.

— А вон и птички летят из огня. — Со стороны заката летели по небу быстрые бесшумные птицы. — И ведь не сгорели, смотри.

— Так это же обыкновенная красная заря, — тихо заметила Чен, глядя на подругу со вздрагивающей на губах жалобной улыбкой.

— А мы с вами, сестрица, обыкновенные старухи, — печально проговорила Невеста Моря. — И выбросьте-ка вы тоже свои ракушки. Выбросьте! Ох, откуда сегодня столько птиц налетело!

Согнутая в три погибели Чен, послушно развязывавшая рюкзак, чтобы вытряхнуть вон раковины, подняла широкое лицо и, закатив вверх красные от слез глаза, долго смотрела на высокое огнедышащее небо, по которому все еще неслась огромная стая молчаливых птиц.