Ирина Стрелкова - Избранное

— Нам дали срок, — уже совсем весело говорил Александр Иванович. — Помнишь, как во Дворце бракосочетаний? Там тоже ведь не верят, дают время подумать. Помнишь нашу свадьбу? Во Дворце сказали: «Не все пары, подавшие заявления, приходят в назначенный день, обязательно бывает отсев». А мы пришли.

— И за Олей придем.

— Ты увидишь, ее нельзя не полюбить. Она такая славная, такая настойчивая. Но мы теперь ученые, мы придем… Знаешь когда? Через месяц!

— Не слишко ли долго?

Он засмеялся, потер руки:

— В самый раз! Испытательный срок для директора детского дома. Пусть тоже подумает.

Они вновь почувствовали себя счастливыми и стали обсуждать, когда купить для Оли кроватку — завтра же или потом, накануне того дня, когда они поедут за Олей. Подходящая кроватка продавалась по соседству, они боялись упустить случай, однако решили не спешить с покупкой. Им казалось, что можно пересуетиться и все испортить. Если к чему-то слишком старательно готовишься да еще заранее шумишь, непременно сорвется.

На другой день Александр Иванович в отличном настроении отправился читать химию будущим зоотехникам. У Елены Петровны болело горло. Надо бы остаться дома и вызвать врача, но Елена Петровна оделась потеплее и пошла к себе на работу в городскую библиотеку. Ее непосредственное начальство, железная старуха, внедрила в коллективе обычай держаться в начале болезни до тех пор, пока не свалишься. Сама начальница никогда не сваливалась, она героически держалась и перехаживала любую хворь, несмотря на сырость и сквозняки ветхого библиотечного здания.

Елена Петровна работала на абонементе, где самые сквозняки. Она держалась два дня, пока ей не сказали, дотронувшись до ее лба: «Да ты вся горишь!» Теперь она могла спокойно уйти и лечь в постель — не с пустяком, с фолликулярной ангиной. Из библиотеки ей приносили новые номера журналов.

— Только и читать, когда болеешь.

Она сначала взялась за толстые литературные журналы, дочитала роман известного писателя и от души порадовалась, когда отрицательного героя сняли с должности. На его место, как намекал автор, должен был прийти положительный герой.

Добравшись до журнала «Здоровье», Елена Петровна бегло ознакомилась с содержанием. О ревматизме, об алкоголизме, о пользе пеших прогулок, о плоскостопии… Ревматизмом ни она, ни Александр Иванович не страдали, алкоголизмом тоже, лечебная ходьба Елену Петровну не интересовала, Козловы ходили пешком более чем достаточно, потому что в их городе не водилось ни троллейбусов, ни трамваев. Статья о плоскостопии… Елена Петровна прочитала начало статьи, высунула обе ноги из-под стеганого шелкового одеяла и убедилась, что никакого плоскостопия у нее нет. Журнал соскользнул с кровати на пол, она поспешила его поднять, и ей бросился в глаза жирный шрифт подзаголовка: «Несчастные дети». Оказалось, журнал раскрылся на статье об алкоголизме, о самом страшном последствии пьянства — неполноценных детях. Она стала читать.

Авторы таких статей никогда не утешают своих читателей спасительными случаями, не пишут, что ребенок, родившийся от сифилитички и алкоголика, стал великим композитором. У них своя задача, они рисуют самые жуткие картины и не жалеют черной краски. Елена Петровна что-то из прочитанного уже знала — слышала раньше или читала, однако теперь ей досталась слоновья доза предостережений. И очень близко ее теперь касались изображенные в статье ужасы. Елене Петровне сразу вспомнились слова директора детского дома. Своих детей бросают сволочи и скоты… Мамаша сбежала, чужой паспорт, краденый. В воображении возникла пьяная, развратная женщина, мутные глаза, гнилой рот. И рядом ее сожитель, законченный алкоголик… Да, теперь понятно, почему девочка отстает в развитии. Типичный неполноценный ребенок.

Пришел с работы Александр Иванович, Елена Петровна попросила его прочесть статью в «Здоровье». Он читал долго, с застывшим в напряжении лицом, потом закрыл журнал и спросил:

— Ты считаешь, что она намекала нам на такую возможность?

— Я не знаю, но это ужасно. Видеть каждый день несчастие ребенка.

Ему вспомнились непомерно большая головенка, нескладное тощее тельце.

— Ее не назовешь здоровой, но она шустрая и смышленая.

— Если бы знать наверняка… Ведь мало ли что бывает. Ее мать, конечно, эгоистка, безнравственная дрянь, но, может быть, она физически совершенно здорова. — Елена Петровна принялась фантазировать. — Случайное знакомство, вечеринка, он и она молоды и легкомысленны. Потом беременность, отец ребенка скрылся, приходит срок рожать, ей нечаянно попадает в руки паспорт подруги, она решает им воспользоваться, едет в незнакомый город…

— Да, может быть и так, ты права.

С того дня они уже не могли избавиться от ужасов дурной наследственности. Мир словно сговорился доконать супругов Козловых. В газетах им то и дело попадались статьи о последствиях алкоголизма, об эпилепсии, умственно отсталых детях. Стоило включить радио, оно говорило о том же. У Александра Ивановича в техникуме, у Елены Петровны в библиотеке настойчиво заводились разговоры о детях-уродах, рассказывались случаи абсолютно достоверные, из первых рук. С Козловыми происходило то же, что бывает с каждым человеком, захваченным какой-либо идеей. Начал действовать закон притяжения информации, знакомый исследователям, библиофилам, коллекционерам — поток материалов сам шел в руки.

К концу назначенного ими месячного испытательного срока Козловы сдались.

Многие на их месте просто бы не явились за девочкой в детский дом, пускай там сами догадываются. Но Козловы решили, что это будет нечестно. Ведь им обещали, что Оля никуда не денется, за ними ее закрепили. Значит, как ни тяжело, а надо поехать и объясниться. Обстоятельно подумали и решили, что вдвоем ездить не стоит, вдвоем ездят брать ребенка, отказываться лучше одному, уже при его появлении директору многое станет ясно.

В Стогино поехал Александр Иванович. День стоял морозный, солнечный. В липовой аллее по обе стороны лежали сугробы, перед домом в центре каретного круга сверкал и переливался ледяной витязь. Здесь в любое время года все ладилось на вечный праздник детства.

У ног витязя копошились с лопатками малыши. Александр Иванович узнал Олю. На ней было красное пальтишко с серым кроличьим воротником, серая кроличья шапка-ушанка, завязанная под подбородком. Все малыши обернулись на скрип его шагов, она тоже обернулась, и по ее глазам он понял, что она его не помнит, не узнает. Он постоял, подождал. Девочка больше не оборачивалась, со знакомым ему ожесточенным упорством она долбила лед тупой пластмассовой лопаткой. Александр Иванович облегченно вздохнул: «Ей здесь хорошо, вон какая стала румяная. Она меня забыла, и другие детишки тоже, детство забывчиво…»