Лев Лондон - Строители

Дача была старая-старая, повидавшая на своем веку много жильцов. В первом этаже в самых неожиданных местах стояли подпорки, сбоку — лестница, ведущая на второй этаж. Когда мы поднимались, она стонала и жаловалась — мол, сколько мне еще работать, бессовестные вы?! Люди-то в таком возрасте уже давно на пенсии.

— Мое наследство, — пояснил Анатолий. — Когда-то собирался сделать ремонт, но вовремя одумался.

Я вопросительно посмотрел на него.

— Ни к чему, — с вызовом сказал Анатолий. — Ни к чему!

Перила шатались.

— Тут техника безопасности не в порядке, — пробовал я пошутить.

Но Анатолий не принял шутки. С тем же выражением вызова ответил:

— Вика тоже мне это говорила.

Внизу мы шли молча. Усадьба заросла высоким кустарником. Несмотря на яркий солнечный день, тут было сумрачно. Дорожки покрыты зеленым мхом.

Мы подошли к деревянному столику: доска и по обе стороны — два круглячка. Анатолий постелил белую скатерть, принес бутылку коньяка, тарелку с закуской, две вилки.

— Это для храбрости, — пояснил он. — Трудный, наверное, будет разговор. — Он налил рюмки. — Давай, Виктор, выпьем. Я на «ты», без формальностей. Можно?.. Ну, за что, тост какой?.. Все молчишь. Как услышал о Вике, замолчал… Знаешь что, вот какой тост: что бы ни случилось, как бы ни пошел сейчас разговор, останемся друзьями. Хорошо? — На его лице появилась неловкая, просящая улыбка. — Хорошо?

— Хорошо.

Мы выпили.

— Наверное, мне нужно начинать? — спросил Анатолий.

— Наверное.

— Ну что ж, начну. Помнишь, у тебя на дне рождения ты провозгласил тост за меня. «За Анатолия, нашу совесть», — сказал ты тогда.

— Помню.

— Помнишь, что я ответил?

— Да.

— Повторяю для верности. Я сказал: «Черт тебя подери, зачем ты назвал меня «совестью»! Теперь придется все рассказать…» Скажи, сильно ты любишь Вику?.. Молчишь, все молчишь. Трудный ты стал человек!.. Так вот, слушай: я тогда тебя обманул — Вика не говорила, что не хочет с тобой работать. Это я придумал, чтобы вы не были вместе. Я тебя обманул, — с каким-то торжеством повторил Анатолий. — Молчишь! — Анатолий уже почти кричал. — Так вот, я и Вику обманул, сказал, что ты не хочешь ее видеть. Понимаешь, обманул и тебя и ее.

— Не понимаю…

— Ты разве поймешь?! — На впалых щеках Анатолия появились красные пятна. — У тебя все есть. Все! Здоровье, синие глаза и ласковый характер, от которого все тают; интересная работа, она почему-то так и льнет к тебе. — Анатолий сжал в руке рюмку. — У меня — ничего: ни здоровья, даже в зеркало на себя посмотреть противно, ни хорошего характера, ни настоящей работы. Так себе, копошусь в этом Управлении подготовки строительства, которое к тому же придумал ты, и каждую минуту на работе я мысленно все спорю с тобой. У тебя все есть, у меня — ничего!

Анатолий быстро встал, зашел в помещение. Оттуда несколько минут слышался его кашель.

Он вышел со стаканом воды, снова сел напротив меня.

— Говорю неправду, — тихо сказал Анатолий. — У меня есть много. Я люблю Вику… Очень! Понимаешь — очень. Ты разве ее любишь?! Так себе… Разве ты способен ради нее, чтобы видеть ее, быть с ней, способен на отчаянный поступок?..

Анатолий посмотрел на часы.

— Я вижу по выражению твоего лица, что ты со мной не согласен. Хорошо, минут через десять мы это проверим. Сейчас она должна сюда приехать. Ты расскажешь ей все, нет, не при мне, я уйду, вы будете одни. Если у тебя не «так себе», ты это сделаешь. — Он вдруг натянуто улыбнулся. — Вот все, Виктор, что я хотел тебе сказать… — Он снова посмотрел на часы: — Через восемь минут. Она всегда точна.

Анатолий ошибся, вообще в этот день он часто ошибался, Вика приехала через час, и притом не одна. У ворот остановилась машина. Из нее вышли Вика и высокий, плечистый молодой человек.

Чуть подталкивая его, Вика говорила:

— Да идите наконец, он не кусается.

Они шли по дорожке. Вика очень изменилась, похудела, черты утратили мягкость, в своем костюмчике она почему-то мне показалась похожей на учительницу, молодую, начинающую и потому подчеркнуто строгую.

Анатолий наконец совладал с собой и поднялся им навстречу.

— Что случилось, Анатолий? Зачем я вам так срочно потребовалась? — спросила Вика, все еще подталкивая своего спутника. И вдруг Вика увидела меня.

— Витя… — Она беспомощно опустила руки, краска начала заливать ей лицо. — Виктор! — Как когда-то, по-родному смотрели черные глаза.

— Здравствуй, Вика, — весело сказал я. — Давно не виделись.

И вообще среди всей компании, как мне казалось, я был в лучшем положении, «весьма» — как сказал бы товарищ Померанцев. Анатолий так и не пришел в себя от шока, угрюмо смотрел то на Вику, то на ее спутника. Вика тоже от неожиданности никак не могла войти в принятую роль строгой учительницы, сидела наклонив голову. Викин спутник? Если быть честным, он выглядел очень хорошо. С какой бы стороны ни подойти — он был хорош. Он пытался наладить разговор с Анатолием, но ничего не получилось. Правда, я нашел один недостаток — он носил слишком широкий галстук (но это ведь ерунда!).

Давно мне уже не было так весело. Я налил рюмки, мы чокнулись, и дальше я принялся рассказывать все интересные истории, которые случались в моей жизни. Я рассказывал для каждого. Для Вики вспоминал все встречи с ней, называл ее и себя вымышленными именами, все в юмористическом духе. «Что я делаю, — говорил я себе, — что делаю?! Ведь это конец всему». Для Анатолия я тоже, под другими именами, смеясь, описал нашу сегодняшнюю, встречу. Я знал, что теряю друга, но я ничего не мог с собой поделать; а для спутника Вики рассказал две истории, как легко попасть в неловкое положение, если приезжаешь в незнакомую компанию. У него была большая выдержка, он внимательно слушал, в нужных местах улыбался.

— Ну, нам пора, — Вика поднялась, и сразу встал ее спутник. — Мне было очень интересно выслушать все эти истории. — Она справилась со своим смущением и говорила холодно.

Уже у машины — повидавшего виды «Москвича», — когда ее спутник сел за руль, Вика негромко сказала:

— Все же я рада, что повидала тебя, Витя. Я все понимаю, все. Но скажи, почему ты попросил директора института, чтобы я не работала на твоей стройке?.. Ответь мне, пожалуйста. Именно сейчас это для меня очень важно.

Я посмотрел на Анатолия, он стоял рядом с нами. Хорошо, все это правильно — настоящая, глубокая любовь не считается ни с чем, так пишут о ней поэты. Но кто из них видел сейчас Анатолия?! Высокий, худой, со впалыми щеками, в стареньком костюмчике, вот он стоит и смотрит перед собой, словно все, что его поддерживало, давало опору — ушло. Сейчас я должен еще пнуть его ногой, сказать, что он солгал, что совершил подлый поступок… Я не мог. Но и смеяться больше я не мог.