Лев Лондон - Строители

Дом был пустынен и безмолвен, только под ногами шуршала бумага, положенная на паркет. Так получалось, что Петр Иванович словно прощался с каждой квартирой. Что-то странное было в этой тишине, в пустых, совершенно пустых комнатах…

Где-то, может быть, в этот день людям, счастливым и радостным, вручались ордера. Для них этот построенный дом был близок. Часть его, отгороженная перекрытием и несколькими перегородками, называлась квартирой. «Их квартирой», где каждый метр, каждый угол были заранее распланированы: тут тахта, тут сервант, а здесь — вот здорово, ниша! — обязательно будет книжная полка.

Наконец Петр Иванович выходил из дома. В последний раз, уже направляясь к остановке автобуса, он оглядывался. Дом был незнакомым и странным — без крана! Только что, до комиссии, это еще была стройка, сейчас — дом. Он стоял темный, безмолвно что-то спрашивал Петра Ивановича, а может быть, звал… Нет, Петр Иванович к нему больше не придет, он не любил холодных, законченных домов. Завтра — уже будет другой «объект», новая стройка.

Теперь же получалось, что все, чем он втайне гордился, — построенные им дома не давали, оказывается, людям радости.

Вчера Самотаскин на Амурской исправлял столярку. Все трое — бабушка Дина, внучка Дина и Тимофей — с интересом смотрели, как Петр Иванович ловко снимал дверные полотна, оконные рамы, уверенно строгал и ставил снова на место. Бабушка Дина, приветливо улыбаясь, сказала, что у Петра Ивановича «золотые руки». Внучка Дина с серьезным видом сказала, что «дядя Такса исправил хорошо», но на всякий случай попросила телефон. Что хотел сказать Тимофей — неизвестно; наклонив голову, он пытливо смотрел на прораба. В тот момент Петру Ивановичу показалось, только ему и Тимофею было ясно, что столярные изделия искривились и, как ни строгай, по-настоящему их не исправишь.

Потом он исправлял двери у старухи, той, что сверху. По окончании работы она совала в карман Петра Ивановича мятую трешку «на бутылку» и никак не могла понять, почему он не берет.

— Ты уж прости, — говорила она, — больше у меня сейчас нет. Потратилась я… — Почему-то шепотом советовала: — Ты у Дины сколько взял? У нее десятку бери, не меньше, у нее есть…

Дина Александровна пригласила его на чай. Они сидели вдвоем за столом. Петр Иванович сначала молчал, но после третьей чашки вдруг начал рассказывать о вечной стройке, о своем отпуске, о трех построенных им домах, которые он впервые посетил. Вернулись после прогулки внучка Дина и Тимофей, они прошли в другую комнату, там о чем-то беседовали… А Петр Иванович все рассказывал. Дина Александровна изредка для виду подносила чашку ко рту. Она думала, что этот на первый взгляд сухой и невзрачный человек вдруг так странно раскрылся — оказался интересным. Думала то, что обычно в таких случаях думаем все мы, — нельзя судить о человеке по внешнему виду, но что обычно мы всегда забываем. Этот — глуп, этот — умен, этот — жаден, тот — душа нараспашку. А случай или судьба вдруг раскрывает нам человека совсем иным и щелкает нас по носу.

Петр Иванович замолчал.

— Но ведь это все можно исправить, — мягко сказала Дина Александровна. — И вы снова будете…

— То, что уже построили, исправить нельзя… — Он встал. — Спасибо вам за чай и что выслушали…

— Так и весь свой отпуск проведете?

Петр Иванович промолчал.

Дина Александровна и Тимофей — внучка Дина заснула — проводили его к остановке. Минуту-две он еще видел их, потом автобус пошел скорее, они исчезли.

Звонок. Кто это может быть? Звонок. Петр Иванович поднялся, открыл дверь.

— Вы извините, уважаемый Петр Иванович, — сосед Миша кланялся. — Не открывается!

— Что?

— Дверь, Петр Иванович, — жалобно ответил сосед.

— Ключ?

— Есть, Петр Иванович, но не открывает. Вышел за газеткой и вот так в пижаме хожу по площадке…

Они вышли на лестницу.

— Вы так и не поехали в отпуск, дорогой Петр Иванович? — спрашивал сосед, нежно взяв Петра Ивановича за талию. — А вы стали забывать, уважаемый Петр Иванович…

— Ключ!

Миша быстро протянул ключ.

Петр Иванович вставил ключ в скважину и легко открыл замок.

— Да вы просто чудодей, уважаемый Петр Иванович… Но стали забывать… — Миша, тонко улыбаясь, жал Петру Ивановичу руку.

— Что?.

— Телефончик той девушки, что приходила к вам… Помните?

Миша приторно улыбнулся. Петру Ивановичу вдруг показалось, что историю с дверью Миша придумал. Просто нужен ему телефон этой чертовой Аксиомы. «Забыть не может!» — иронически подумал Петр Иванович. И еще он подумал и удивился, что, рассказывая вчера Дине Александровне обо всех — композиторе, летчике, Новом начальнике, даже об Алешке, — он почему-то ни слова не сказал об Аксиоме.

— Как вы ключ держите, когда открываете? — строго спросил он Мишу.

— Вот так, уважаемый Петр Иванович. — Мальчишеское лицо соседа Миши снова приняло жалобное выражение.

— Уважаемый-то уважаемый, а ключ держите неправильно. Нужно наоборот. Понятно?

— Понятно, дорогой Петр Иванович. Буду помнить… Телефончик, если можно, уважаемый. — Миша не уходил, вопросительно глядя на Петра Ивановича.

Было в этой странной настойчивости соседа что-то неуловимо оскорбительное. Петру Ивановичу вдруг показалось, что приторно-сладкая улыбочка Миши прямо говорит: Петру Ивановичу, мол, его знакомая ни к чему, стар он для таких дел. Стар?! А ведь он одногодок этому франту, у которого даже пижама особенная, в обтяжку. Петр Иванович подумал, что чем-то предает Аксиому, дает какие-то возможности донжуану ихнего микрорайона…

— Если можно, глубокоуважаемый Петр Иванович, — повторил Миша.

«Глубокоуважаемый»? Где Петр Иванович слышал это слово? А, ну да, он недавно подписывал адрес главному инженеру треста, уходящему на пенсию. «Глубокоуважаемый» — это значит очень-очень почтенный, ни на что уже не годный… И снова вспыхнула злоба к этой вертлявой девчонке. Все началось с ее появления, все неприятности. Предаст ее? Да что он, с ума сошел, она ведь будет в восторге закрутить еще с одним…

— Запишите, почтенный, не знаю, как вас по батюшке. — Петр Иванович назвал номер телефона.

Петр Иванович прошел в свою квартиру, захлопнул дверь. Сейчас ему предстоит визит в свой четвертый дом.

Не хочется? Да, конечно. Что уж тут приятного? Но он пойдет, до конца своего отпуска, чего бы это ему ни стоило, будет ходить по своим домам.

На улице он услышал отчаянный крик:

— Петр Иванович!

Он обернулся. На балконе метался сосед Миша.

— Звать-то ее как, глубокоуважаемый? Как звать?..

В доме по Зеленому проспекту, 45, в квартире 13 жила семья Лисабоновых.

К приходу Петра Ивановича в семье Лисабоновых произошло некое размежевание по возрастным группам, что ли. Первую группу — старшее поколение — представляли дедушка и бабушка, в прошлом врачи, которые обеспечивали всю семью питанием, в том числе кефиром с датой выпуска на день позже, чем он продавался; ядром семьи была вторая группа — папа Симон Никифорович и мама Маргарита Михайловна. Третьей группы вначале не было — так себе, «дети, которых нужно воспитывать». Но время шло, дети выросли, превратились в двух рослых девиц и образовали свою группу, критически настроенную по отношению к группам № 1 и 2.