Рива Рубина - Вьётся нить (Рассказы, повести)

А мой муж, — вздыхает Дрейже, — смотрит в окошко. Видит, и это не раз и не два, как Вигдор несет полное ведро воды, ни единой капли не прольет по дороге, а я иду за ним, опустивши голову. Вигдор ставит ведро на верхнюю ступеньку крыльца, будто перышко выпустил из руки, поворачивается спиной и хоть бы глянул на меня, исчезает, ни тебе прощай, ни до свидания.

Муж хоть бы слово сказал. Редкой души человек. К Авремеле родной отец не относился бы лучше. Правда, и я была его детям преданной матерью. Они тянулись ко мне — как тебе объяснить, ты видела когда-нибудь птенчика, который из гнезда вывалился, а летать еще не научился?

Я забеременела. Уже на седьмом месяце была, а Вигдор хоть бы что, будто и не замечает. Все ходит за мной. Делом он не занимается. В солдаты его не берут. Единственный же сын у отца и матери. Сватов он на порог не пускает. Поверишь, мне жизнь опостылела. Впору под землю провалиться от стыда.

Раз прихожу на базар купить рыбу на субботу, и что ты думаешь, мне навстречу мать Вигдора. «Добрый день!» — говорю я ей. А она выхватывает у торговки из корзины рыбу и давай хлестать ею меня по лицу. Щучка хоть и небольшая, да живая еще была. Трепещет, дергается, рвется из рук. Но женщина (откуда у человека столько злости берется), не руки у нее, а клещи железные, не дает рыбе ускользнуть и… по щекам меня, по голове… Платок у меня сразу свалился. И вот рыба мне уже в волосы вцепилась. Я закрываю руками лицо, хоть бы слепой не остаться… Вокруг толпятся женщины. Молчат. Пока я на землю не свалилась. И тут же меня подняли. Пара сильных рук меня обняла, я их сразу узнала, и понесла прочь. Я приоткрыла глаза, лицо Вигдора надо мной. А я словно в колыбели. Вигдор так и пронес меня на руках через все местечко. Горе мне, горе ему, к моему мужу он меня принес…

Не пора ли зажечь свет? — вдруг встрепенулась Дрейже, но мы так и остались сидеть в полутьме. — Собственного ребенка растить мне так и не суждено было. Промучилась двое суток и выкинула. Муж подождал немного, пока окрепну, и дал мне развод. Расстались мы мирно, никаких попреков и ссор. Не выдержал, бедняга, позора, у меня уж наверняка не могло быть к нему претензий. И так злосчастье следовало за ним по пятам. Первая жена умерла молодой, от чахотки, говорили. Я, благодарение богу, на здоровье не могла пожаловаться, но и от меня ему радости было мало. Вернее, горе одно… Для меня это было к лучшему, что мы развелись. Разве что по детям тосковала. А они, только меня увидят, бегут навстречу, «Мама!» — кричат. Но после того, как мой муж в третий раз женился, я их стала избегать. Мачеха их смертным боем била за то, что они «мамой» меня называли.

— Тетя Дрейже, а Вигдор что? Вы потом с ним поженились?

Дрейже на минуту теряет дар речи. Потом со вздохом:

— Для чего я все это тебе рассказываю, ты ведь еще маленькая. Для тебя это сказка. Тебе бы только знать, что было потом. Потом? — Словно мы сидим в открытом поле и вокруг простираются ее владения, Дрейже широким жестом обводит свою комнатушку. — Весь этот дом — мой. Когда подошло время, я подарила его Авремеле. Благодарение богу, что я смогла это сделать.

Тихо в доме. Тишина на улице. За окнами угасает субботний день. Мне больше не хочется сидеть вдвоем с тетей Дрейже в сумраке ее комнатушки. Я ее даже немного побаиваюсь. Опять странные вещи говорит. Этот богатый дом — ее. Смех один…

— Что было с Вигдором, ты хочешь знать?

Эти слова Дрейже произнесла так тихо, что я не уверена, слышала я их или мне только почудилось. Страх мой рассеивается. Меня охватывает сладостная тоска. Кто-то молодой и сильный несет меня на руках по улицам местечка, а я — да, это я, а не Дрейже — качаюсь у него в руках, как в колыбели. Сумятица в моей детской душе. Даже теперь меня охватывает волнение, когда я вспоминаю рассказ о Дрейже и Вигдоре. Я влюбилась. Вигдор был моей первой любовью, хотя я не могла бы сказать, как он выглядит, этот Вигдор. Тетя Дрейже слишком быстро перевернула страницу в альбоме.

— Сказка? Пусть будет сказка, — говорит тетя Дрейже. Мне кажется, она немного сердится на меня, и это выводит меня из оцепенения. — Хочешь слушать, слушай и не задавай вопросов. В тот день, когда его мать на базаре при всех отхлестала меня живой щукой и он отнес меня, обессилевшую от стыда и горя домой, Вигдор исчез из местечка.

Муж со мной развелся, и я опять сажусь за свою чулочную машину. И неплохо справляюсь. Свожу концы с концами. Только что перед всеми я виновата. И больше всего перед Вигдором. Не сдержала слова. А где он, что с ним? — никто не знает. Даже родные отец и мать. Если кто-нибудь тебе скажет, дитя мое, что время залечивает любую рану, не верь — это неправда. Ну, если палец порезать, может быть… Но рана в душе, ой нет, она не залечивается. Время только покрывает ее коркой, чтоб особенно не бросалась в глаза. Если бы все раны оставались открытыми, люди никогда не знали бы радости.

Прошло два года. Авремеле уже тринадцать исполнилось — совершеннолетний. А все еще ластится ко мне, как маленький. Так что мне еще надо? Я бы спокойно прожила свой век, если бы вдруг не пришло письмо. У меня сердце оборвалось, как его увидела. Писем мне никто не писал. Даже бабушка. Так от кого же оно? Вскрываю конверт — и правда, письма нет. Только бумажка какая-то. Разворачиваю, бог ты мой, пять долларов! Вот не думала, не гадала… Такую в точности бумажку я видела у женщины, которую бросил муж. Прислал один раз вот такую бумажку и поминай как звали… А у нее, бедняжки, четверо детей на руках.

А мне что думать? Наверно, родственники какие-то объявились в Америке. Узнали, что мы с Авремеле круглыми сиротами остались, и захотели поддержать в беде. Кому спасибо сказать, не знаю. Обратного адреса нет. Проходит месяц, снова пять долларов. И так несколько лет подряд, каждый месяц. Тем, что деньги приходят в конверте, без извещения, как письмо, никого в местечке не удивишь. Так дешевле. А почте это невдомек. Но ни подписи, ни обратного адреса…

В нашем местечке, дитя мое, трудно что-нибудь скрыть. И вот все уже знают, что мне приходят письма из Америки. Судачат между собой, пристают с расспросами, думают и гадают, от кого бы это мне получать письма? Но если я не знаю, так они подавно. Докладывать всякому, что не письма я получаю, а деньги, я не обязана. Пожимаю плечами. Молчу. Поговорят, пока не надоест, и перестанут. Всем хватает собственных забот.

Должно же случиться, одна женщина, как раз неподалеку от меня жила, получила из Америки письмо от мужа, и тот пишет, что видел Вигдора. Живет он неплохо, да только жениться не хочет. К письму был приложен адрес Вигдора, и пусть, мол, жена поступает так, как ей совесть подскажет. И совесть подсказала этой женщине дать адрес Вигдора его матери, и никому другому.