Рива Рубина - Вьётся нить (Рассказы, повести)

Фира вышла на улицу и лицом к лицу столкнулась с Яшей.

Весь день они бродили по улицам. Яша волочил ее рюкзак. Не стал взгромождать его на плечи, а тащил за ремень, и рюкзак то и дело бил его по ногам. От этой неловкости Фира почувствовала к нему еще большую близость.

Яша посетовал, что в прошлую ночь с ним не было Фириного рюкзака.

— А зачем он был нужен вам?

— Я бы запихнул в него луну, и мне бы не пришлось смотреть на нее снизу вверх. Чуть шею не свернул.

— Не понимаю…

— Да вот пришла такая фантазия в голову. Не хотелось ночевать дома. Всю ночь просидел в сквере на скамейке и переглядывался с луной. Но когда мне представилось, что я становлюсь таким же круглым, как она, я испугался и малость вздремнул.

— А почему вы не пошли домой? — в простоте душевной спросила Фира и почувствовала, что кровь бросилась ей в лицо. А стоило Фире покраснеть, так уж от шеи до корней волос. Она знала за собой эту слабость. Так, собственно, краснеют почти все люди с очень белой кожей. Фира совсем растерялась. Какое ей дело до того, дома ли он был или еще где… Как это глупо получилось.

Яша не спешил с ответом на ее вопрос. Она с надеждой подумала: «Он, кажется, не заметил, что я покраснела». А Яша, помолчав, спросил в свою очередь:

— У вас есть при себе зеркальце? Нет, не водится? Жалко. Посмотрели бы, как разлился по вашей голове закат. Золото на золоте — это, оказывается, здо́рово.

Фира, готовая отпарировать шутку, подняла на него глаза из-под опущенных ресниц. И увидела растерянную улыбку на серьезном, как бы прислушивающемся к себе лице. И затаенную робость в глазах. Это было то же самое выражение, которое она заметила у него вчера, когда выпивали за ее здоровье.

— Почему я не пошел домой? — неожиданно вернулся Яша к ее вопросу. — Да ни почему. А с вами не бывает такого?

Чего «такого»? Что он имел в виду? Фира внутренне заметалась. Чтобы с этим покончить, она деловито стала прощаться:

— Ну, мне пора. — А в горле пересохло от волнения. — Я уезжаю обратно в Харьков. Навсегда…

Выражения растерянности на лице Яши как не бывало. Не успела она опомниться, а он уже держал ее за руку и вместе с ней — бегом к трамваю. Когда она, уязвленная его панической решимостью выпроводить ее из Киева, уже сидела в вагоне трамвая, Яша, как нечто само собой разумеющееся сказал с удовлетворением:

— Время есть. Мы еще успеем вернуть билет.

Все это пронеслось в разгоряченном мозгу Фиры, когда она, в ожидании поезда на Москву, провела целую ночь в стылом помещеньице маленькой станции, которой и названия не знала. Она не давала себе уснуть, выбегала на каждый свист локомотива, а когда на несколько мгновений поддалась накатившей на нее полудреме, увидела перед собой лицо Яши… Они проводили отца. Возвращались домой, всю дорогу не проронив ни слова. А когда вошли к себе, Яша, устало опустился на кушетку. Ушел в себя. А Фиру как громом поразило: она узнала то самое выражение лица, которое она впервые увидела десять лет назад в просвете между головами и спинами. А затем второй раз — на залитой золотом заката улице после того, как Яша провел ночь с глазу на глаз с киевской луной. Теперь же Яша, сидел в их общей московской комнате, и для Фиры не оставалось сомнения в том, что и растерянность, и с трудом подавляемый восторг в лице ее мужа относились не к ней. Вот в ту минуту Фира и приняла давно назревавшее решение уехать.

Яшу она ни в чем упрекнуть не могла. Она не собиралась изводить его ревностью. Чувства вины перед ней у него, в этом она была уверена, в избытке, и она не собиралась это чувство обострять.

Задумался ли он хоть на минуту тогда, в жаркий день на улицах Киева, куда ушла накануне, из-за стола у Ксаны, та, которая приехала в Киев не к нему, а к другому? Не забудь другой взять с собой ключ от входной двери, вполне могло статься, и это вернее всего, Фира, уже не любя, подчинилась бы чувству «долга». От Яши она бы и не подумала скрыть это, если бы только встретила его, хотя, ничто в жизни не повторяется в точности. Она ведь его полюбила. При своем «долге» она бы все равно не осталась. Уехала бы, и их дороги, ее и Яши, наверно, никогда бы не скрестились. Правда, Яша как-то сказал, что нашел бы ее даже на Марсе. Да, если бы по воле судьбы она в ту ночь стала женой Вити Голубкина, разве не привел бы ее Яша к себе домой, разве это помешало бы ему показаться с ней перед отцом и матерью?

Часы на станции отсчитали шесть ударов. И вместе с последним ударом в глубине замызганного зальца открылось окошко кассы, блеснув изнутри неожиданно ярким светом. Чудом появившаяся откуда-то кассирша сунула Фире билет в сопровождении двух слов: «Четыре минуты».

Из обратной поездки в Москву у Фиры в памяти не сохранилось ровно ничего. И в поезде, и в трамвае, и по дороге от трамвая до дома одно только слово вертелось в голове — «Яша». Только в тот момент, когда она очутилась у входа в дом, взбунтовался в ней трезвый рассудок. С каким лицом она войдет к себе в комнату? Как она покажется на глаза Яше? Она ведь сбежала. Дала ему свободу. Выходит, передумала. Решила прибрать его к рукам. Он ее муж, и право на ее стороне, а не на стороне той, невесть откуда взявшейся. Остается только подать жалобу на Яшу в домоуправление, что ли, или еще куда… За охотниками лезть в чужую душу дело не станет. Вот они и пристыдят ее неверного мужа, заставят его любить законную жену, нечего, мол, заглядываться на чужих. Что еще может означать возвращение Фиры? Как его можно истолковать иначе? Тривиальность представившейся ей ситуации заставила Фиру вздрогнуть. Она постояла в коридоре, не решаясь переступить порога собственной комнаты. Ну, допустим, так Яша о ней никогда не подумает, чепуха это. Но что она рассчитывает на жалость — поверит. Эта мысль отозвалась в ней обидой и болью. Но Яша… Навряд ли он совсем уже здоров, конечно нет. Обида и боль сменились тревогой.

Скрипнула дверь. В коридор выглянула из своей комнаты соседка. Она как-то странно посмотрела на Фиру, будто не узнав ее, и ретировалась к себе, бесшумно прикрыв за собой дверь. Тут только Фира обратила внимание, что на ее собственной двери нет замка. А ведь Яша к этому времени уже давно должен быть в институте. Дверь оказалась даже неплотно закрытой. Она легко поддалась Фириной руке и неожиданно широко распахнулась. Согнувшись над ящиком стола, в котором Яша хранил письма и всякие другие бумаги, стояла совсем юная девушка. Когда дверь в комнату отворилась, она не вздрогнула в испуге, не пыталась скрыть, что только что рылась в чужом ящике, что-то там искала. Не отнимая рук от ящика, она поверх своего слегка согнутого плеча искоса глянула на Фиру. Тут же выпрямилась и полностью повернула к ней лицо. Удивительно красивое. И это прекрасное лицо было заплакано.