Рива Рубина - Вьётся нить (Рассказы, повести)

Желаю Вам здоровья и всех благ,

Зоя.

Канун Нового, 1945 года

10 декабря 1944

Борис, дружище!

Вчера подходил к твоему заводу. Он почти полностью восстановлен. Будет даже лучше, чем раньше. Одна беда — ждет не дождется своего главного инженера. Грустное зрелище.

Опять Новый год. А ты далеко. О Давиде и Николае мы вообще ничего не знаем. Николая я еще в сорок втором встречал, а потом ни слуху ни духу. Вот как раскидало нашу мальчишескую четверку! До чего же тоскливо встречать Новый год без вас?

Мы тут пригубим, что бог пошлет, за твое здоровье. Насчет выпивки у тебя, сдается мне, побольше возможностей, чем у нас. Так не забудь чокнуться с твоими товарищами за нашу встречу. Ждать осталось недолго. Мне кажется, это уже и для самого Гитлера не секрет.

Жму твою лапу, чертяка… До сих пор у меня перед глазами твои шпаргалки. Ты же помнишь, я был не в ладу с историей. Даты, имена — каша в голове. Если бы мама не заучила со мной наизусть «Князь Курбский от царского гнева бежал» — она ведь всегда была влюблена в стихи, — у меня бы даже Иван Грозный в голове не удержался. А тут счастье привалило: сижу на одной парте с тобой, шкетом эдаким, и даже немного совестно — на целый год старше, а сижу с малолеткой… Хоть ты, малютка, уже тогда вымахал в длину метр семьдесят, а ботинки носил 43-го размера, если не ошибаюсь. Но что-что, а на шпаргалки ты был мастак и товарища в беде никогда не бросал. А моя беда была — короли, войны, провались они совсем!.. Разве можно все это упомнить? Но ты помнил, и сидеть с тобой на одной парте мне была прямая выгода. Иначе как бы я ухитрился перепрыгнуть из восьмого класса в десятый? Цари бы меня за ноги оттащили….

С годом победы тебя, дружище! И не забудь, Борька-силач, тост за нашу встречу…

Всегда твой Леонид.

P. S. Мама по твоей милости станет писательницей, вот тебе слово. Когда бы я ни пришел домой, она только и знает, что строчить тебе.

Л.

10 декабря 1944

Дорогой Борис!

Светлого года тебе! Ты молод — у тебя еще будут радости, будет счастье. Не сомневаюсь, что следующий Новый год мы встретим вместе, за одним столом. Пусть пахнет в комнате свежей елкой и пусть нам полегче дышится.

Обнимаю тебя крепко.

Твоя старая учительница

Елена Максимовна.

15 января 1945

…Вот как? Лед, значит, тронулся? Зоя поздравила тебя с Новым годом? Из твоего письма я поняла, что даже о нас она обмолвилась добрым словом. В это уж и вовсе трудно поверить. А может, ты просто хочешь, чтобы мы наконец с ней поладили? Да мы бы всей душой… Кстати, ты не пишешь, что именно Зоя про нас сообщила… Не беда, если ты и принял желаемое за действительное, я все равно благодарна тебе за твое доброе сердце.

Ты и представить себе не можешь, как меня мучает, что Зоя держится в стороне от нас. Мало того, что никогда не заходит — а кто у нее здесь есть? — но при каждой случайной встрече всячески норовит подчеркнуть свою отчужденность. А мне Зоя по душе. Если бы даже и хотела, я бы не могла заставить себя относиться к ней плохо. Я не вчера родилась на свет. Мой жизненный опыт и особенно последние трудные годы предоставили мне достаточно возможностей, чтобы разбираться в людях. Я чувствую, что Зоя человек достойный. Но она на редкость замкнута. Подумать только, до недавнего времени я даже профессии ее не знала. Оказывается, она тоже учительница.

И разве можно скинуть со счетов то, что мы вместе пережили? Впрочем, насильно мил не будешь. В жизни всякое бывает: муж и жена и те подчас расходятся. Что же говорить о случайно сведенных судьбою людях? Наверно, между нами и Зоей пробежала черная кошка, и так проворно, что ни я, ни Леонид не успели ее заметить. Очень хотелось бы надеяться, что еще до твоего благополучного возвращения домой мы эту кошку поймаем за хвост и отхлещем крапивой.

Я хорошо помню первое появление Зои — будто это было вчера; верно, потому, что с нею в дом вошла война во плоти.

Мы собирались оставить город все вместе. Твоя мама и Дина занесли к нам два чемодана, куда сложили самое необходимое. Мы ждали Леонида, который должен был нас отправить на одной из машин с заводским оборудованием. По пути на вокзал машины все равно проезжали мимо нашего дома.

Мы сидели наготове. Ждали час, два, три…

— Я схожу на завод, — сказала Дина.

Городской транспорт не работал. Пешеходы, повозки, несколько редких машин — все устремилось к вокзалу. От нас до машиностроительного завода, как тебе известно, не меньше пяти-шести километров. Даже со всею прытью Дины ее «схожу на завод» должно было занять около часа. Обратно она надеялась вернуться вместе с Леонидом на машине. Казалось, что это само собой разумеется. На полпути Дину остановил оглушительный грохот, донесшийся со стороны завода. Мы, конечно, тоже слышали этот грохот. Дина немного обождала, а потом со всей мочи бросилась бежать навстречу зареву, со зловещей быстротой окрасившему небо. Мимо нее с воем и скрежетом пронеслись открытые грузовики, груженные станками и еще какими-то грохочущими предметами. Толпа людей бежала за ними в клубах пыли, пока машины не исчезли из виду.

Дина решила, что они с Леонидом разминулись. В таком случае была потеряна последняя надежда на спасение. Дина кинулась домой, не уверенная, застанет ли там кого-нибудь.

Все это она рассказала нам позже. В тот момент, когда она, задыхаясь, вбежала в дом, Дина только бросила:

— Нельзя больше задерживаться ни на минуту.

— А Леонид? Вы его видели? — кинулась я к ней. — Что случилось на заводе?

— Бомба. Но никого там уже не осталось, говорят. Никто не пострадал.

Больше я у нее ни о чем не спрашивала.

Как пригвожденная стояла я у окна, глядя на пустую улицу. И вдруг я увидела женщину. Поскольку, кроме нее, на улице ни живой души не было, а полуденное солнце остановилось посреди неба, словно нарочно затем, чтобы получше осветить ее, женщина с особой отчетливостью отпечаталась в моих глазах, будто на фотопленке.

Я ее увидела сразу, всю, с головы до ног. У ее цветастого ситцевого платья недоставало левого рукава. Из-под головного платка из того же пестрого ситца выбивалась копна сбившихся волос неопределенного цвета — то ли русые, то ли седые. Они казались жесткими, как стружка. А ноги… Наподобие теста из квашни, вылезали они из разъехавшихся парусиновых туфель — израненные, окровавленные… Молодая и крепкая на вид женщина, казалось, сейчас упадет. Я бросилась к двери, широко растворила ее.

Женщина вошла, не поздоровалась, на мгновенье замешкалась у порога. Потом из последних сил выдохнула: