Фёдор Пудалов - Лоцман кембрийского моря

Судьбою Женя называл случайность. Чистый случай, казалось ему, задает направление жизни человека и толкает ее в разные стороны, играет главную роль… Не пропустить случай! Поймать на лету! Соколом!..

Женя шел с легкостью танцора, всей фигурой похожий на индейца из романов Фенимора Купера, но в европейском платье. У Жени не вызывала удивления способность Зырянова запоминать дорогу с одного взгляда: это уменье обязательно для каждого охотника, полагал он; отец обладал им в совершенстве. Женя оценил другую сноровку Зырянова, по-видимому тоже охотничью: узнавать на поверхности земли следы вещей, которые зарылись глубоко под землей! Однако не бывало на реке Полной, на родине у Жени, чтобы охотник выслеживал зверя и не брал его сам! А Василий Игнатьевич Зырянов именно так поступал. В этом была странность. Да и как поверить следопыту, который показывает одни только следы невиданных зверей, а добычи нет? Поэтому Женя сомневался, отнести ли Василия Игнатьевича к охотничьему люду.

Маленький Ваня спокойно следовал за Женей в трех шагах. Женя ускорял неслышный, невесомый шаг — Ваня не отставал. Он совсем не глядел под ноги, а только вертел обритой темно-коричневой головой. Любознательность Вани казалась всеядной. Не было предмета или дела, которые бы Ваня посчитал не стоящими внимания. Но ни одна черточка в спокойном круглом и плоском лице не выдавала его чувств и мыслей.

Он шел четвертым, но первым увидел лиственницу, переброшенную над ущельем; одновременно увидел ее Женя. Лиственницу, вероятно, ветер влачил с такой силой, что она не могла упасть, пока не зацепилась корнями за скалу. Ее вершина лежала на другой стороне ущелья — в тридцати метрах от корней. Женя и Ваня ничего не сказали вслух — оба уверены были, что другие видят не меньше. Сеня крикнул:

— Ура, мост!

Все расселись на корнях лиственницы и всматривались в ее крону: выдержит ли?

Василий неохотно вспомнил напутствие профессора Осмина: «Вы тоже не преодолеете лиственничные завалы на Хамар-Дабане…»

Руководитель экспедиции профессор Осмин считал неудачными первые три маршрута студента Зырянова. Практикант брал на себя слишком много: он вел разведку и работал как самостоятельный геолог, а не как практикант-студент второго курса… Если теперь Василий сорвет четвертый маршрут, это помешает его дальнейшим намерениям и замыслам. Василий предпочитал выражаться деликатно о неудачах и трудностях, случающихся в его жизни. Инстинктивно он избегал также обдумывать их слишком долго… Но в его характере замыслы означали намерения.

Осмин опять будет говорить, что он предостерег практиканта — не упорствовать на Хамар-Дабане…

Но зачем употреблять страшные слова: «провал», «поражение», «катастрофа»?.. Скажем потише: помехи, трудности. Это мы преодолеем!

А что, если сорвется крона? Василий вгляделся. Нет, крона лежала, по-видимому, основательно. Лишь бы отсюда не сполз комель. Но он крепко зацепился корнями за скалу. Нет, лиственница не сдвинется ни взад, ни вперед. Прочно.

«И все же мост непроверенный. Это пустяки — я сам проверю: перейду первый, один… Никто не сорвется, если я не сорвусь. Я-то не сорвусь».

Василий прошел несколько шагов.

До Байкала рукой подать. Проще всего пойти над ущельем, не переходя его… Но это значит потерять вечер на обход, с тяжелым сердцем думал Василий. Весь его характер возмущался против обхода, особенно у такого легкого препятствия. Василий с досадой повернулся к мосту — и чуть не закричал от полыхнувшего гнева: Сеня во весь рост шел по лиственнице, в сапогах, только без мешка и снаряжения — налегке.

Восхищенная бригада следила за представлением, как в цирке.

— Стой и не оглядывайся, — негромко сказал Зырянов, сдерживая волнение, чтобы не пугнуть мальчишку, — садись и ползи назад.

Сеня лихо повернулся — Василий секунду не дышал, — но парень уверенно, как лунатик, прошел несколько шагов и спрыгнул на землю с видом профессионала-канатоходца.

— Ох ты, раздевчоночка! — с насмешкой сказал Черемных.

— Ты понимаешь, что я отвечаю за тебя головой? — в бешенстве крикнул Зырянов, удерживаясь, чтобы не ударить.

— Я могу прогуливаться, где хочу, вы не можете мне запретить, — сказал Сеня, смущенный и немного встревоженный. — Все равно мы же будем переходить.

— Почему же ты не взял снаряжение? Налегке пошел красоваться? А заманиваешь людей под грузом?.. Ты это представил себе? — кричал Василий в ярости. — Малейшее отклонение рюкзака — и он тебя перевернет, уже не удержишься ни в коем случае!

— Я могу с грузом и докажу, — сказал Сеня.

— Не докажешь — запрещаю! С грузом и без груза ты не можешь гулять где хочется. Ты на работе и обязан мне подчиняться. Я не допущу катастрофы!.. Все перешли бы — а ты не можешь, сорвешься.

— А сорвется кашка — это не катастрофа? — лихо сказал Сеня с угрозой и вызовом, оскорбленный и не понимающий, зачем его оскорбили.

— Каша будет, — сказал Василий спокойнее.

— Если обходить — ночью пообедаем, — осторожно утешил Черемных, но еще хуже раздражил.

— Ночью мы желаем спать.

— Дай веревку, Тихон Егорыч! Привяжетесь к лиственнице, поедете на салазках.

Ребята молчали, Сеня тоже замолчал. Зырянов примерил на себе веревочный пояс и собственноручно запоясал каждого и закрепил надежным узлом — двойным булинем. Показал, как сделать схватывающий узел для охранения, набросив свободно скользящую петлю на лиственницу. Если сорвется человек, петля удержит.

Василий тщательно проверил на всех приладку снаряжения, надел свой рюкзак и поднялся на круглый, гладкий мост. Именно на таких гладких, круглых бревнах он делал первые шаги в жизни — сначала ползком, потом поднявшись на дыбки — двадцать пять лет назад. С первого года жизни и до пятнадцати лет Василий летом не сходил с плотов и привык ходить по мокрым, скользким бревнам обыкновенно, как по земле, — не думая о дороге.

И здесь он пройдет, не думая о том, что по обе стороны от ноги нет соседних сплоченных бревен. Обыкновенно.

Разве это объяснишь мальчишкам?.. Скажут: «Сене запретил — побоялся конкуренции. Герой!» А поползешь — будут смеяться: «Испугался начальник пойти пешком по лиственнице!»

Можно сначала пройти, вернуться, потом ползти… Напоказ? Дескать, я-то храбрый, а вам не доверяю? Не годится. Черт с ними.

— Пока я не перейду — не трогаться!

Он сел, аккуратно привязался к лиственнице и пополз, отбрасывая петлю по стволу вперед.

— Вперед, к цели! — крикнул Василий.

— К ведерку пшена! — провозгласил Сеня конкретный лозунг.

— Неужели у тебя не хватает воображения на большее? — с досадой сказал Василий, не оглянувшись.