Фёдор Пудалов - Лоцман кембрийского моря

— Какой живописатель.

— Мама, но Иван Андреевич извинился же!

— Все в страхе глядели на пенные буруны, появившиеся со всех сторон. Над нами пролетел ливень брызг. Мне даже показалось, что галлюцинирую, что меня забрызгало нефтью… Плот нырнул, только помост возвышался над водой, и в следующее мгновение плот спокойно плыл по тихому плесу. Беспамятная река была полноводна, широка и невозмутима. Ветер трепал Васину рубаху, а лоцман в ней стоял крепко, — натурщик для скульптора. Гребцы сдвинули греби в воду. Вымокшие геологи озирались и начинали уже сомневаться в подробностях того, что произошло.

«Поносну и корму вправо!» — скомандовал лоцман.

Студенты закричали:

«Смотрите, Иван Андреевич!»

«Стой, стой, — поспешно сказал я лоцману, — причаливай, голубчик».

Я смотрел на радужные пятна, покрывшие воду. Плот прибился, гребцы соскочили на берег и замотали канат на ближайших деревьях. Река текла черная, широкая, с радужными разводами нефти.

— Что говорить, зрелище было волнующее, как для авантюристов Майн-Рида зрелище реки, устроившей свое ложе на чистом золотом песке. Если вы читали в детстве…

— Я читала и волновалась безумно, — поспешно сказала я, — а сейчас волнуюсь еще больше!

— Я спросил, где начались эти пятна, но мои коллеги прозевали не меньше, чем я. Ответил мальчишка:

«Сразу от порога».

Я схватил его за ухо:

«Ты почему не прибил плот выше порога, где я велел?»

Малец смотрел испуганно, и угадайте, что он ответил.

— Там нельзя было, — быстро сказала Таня.

— Позвольте мне, Иван Андреевич! — воскликнула я. — Я бы хотела угадать! — У меня билось сердце от желания угадать. — Он хотел спросить ученых людей о жирных пятнах на реке.

— Угадала! — сказал Иван Андреевич с удовольствием. — «Еще хочу узнать, — заявил дерзко мальчишка, — почему земля в берегах узором вяжется?»

Его ухо было в моих руках, но он спешил высказать свои главнейшие вопросы в жизни, которые были для него важнее целого уха.

Иван Андреевич взглянул украдкой на часы. Я ужаснулась:

— Иван Андреевич! Неужели вы не скажете, чем кончилось?

— Конец ты знаешь, — сказала Таня. — Этот рыбак учится в Нефтяном институте.

— Земляк Ломоносова! — вырвалось у меня, не знаю почему и откуда взялось. Я покраснела.

— Таня, ты начинаешь ругаться, — сказала Полина Сергеевна.

Таня уже ревновала. Она не только перепутала его профессию, чтобы выразить пренебрежение. Она не сказала, как мы обычно говорили: «Он учится у Ивана Андреевича». Она не хотела, чтобы он учился у Ивана Андреевича, этот удивительный мальчишка. Иван Андреевич сказал:

— Таня, не ревнуй. Ты одна занимаешь в моем сердце место целого института.

— А зачем же он приходил к вам сегодня?

— Таня! — вскричала я.

— Таня, сколько тебе лет? — сказала Полина Сергеевна.

Антон Елисеевич хохотал.

— Вася решил будущим летом найти нефть в кембрийских пластах в Якутии и пришел объявить мне свое решение.

Иван Андреевич не прочь был подразнить Таню. Она разъярилась.

— А в кембрии как раз и нет нефти, — презрительно сказала Таня.

— Ты в этом уверена, Таня? — спросил Иван Андреевич.

— Внимание, дочка, здесь экзаменуют! — сказал Антон Елисеевич.

— Абсолютно уверена! — заявила Таня и скороговоркой высыпала с язычка все решительно латинские названия кембрийских рачков и по-ученому заключила: — Отсюда следует, что в кембрийский период животный материал для образования нефти имелся в небольшом количестве и не мог послужить для возникновения значительных залежей, которые было бы выгодно разведывать и эксплуатировать.

— Что скажешь, Иван Андреевич? — хвастливо спросил Антон Елисеевич.

— Ничего не скажу. Дочка красавица… и начетчица.

Таня страшно обиделась, и любящий отец вступился за нее:

— Позволь, Иван Андреевич, все, что она говорит, соответствует твоим лекциям. Ты же сам говорил, что если и были месторождения в кембрии, то они должны были выветриться за миллиард лет.

— Это самое я и говорю своим студентам. Таня мне поверила и отчитала мою премудрость, как молитву. А Вася, понимаете, не верит, не соглашается со мной и со всей сегодняшней наукой. Значит, быть ему доктором… Достаточно ему для этого сдвинуть науку с ее сегодняшней точки…

— И вы пошлете его в Якутию? — вскричала Таня. — Как его фамилия?..

— Танюша, ты бы обратила внимание, как он заставил меня спуститься через пороги, чтобы объяснить ему нефтяные пятна. Тогда он был моим лоцманом. А теперь-то я его лоцман, а?.. Его фамилия Зырянов.

— Зырянов? — с удивлением воскликнула Таня.

После ухода Ивана Андреевича я сказала отцу Тани:

— Архангельский тоже утверждает, что в Якутии должна быть нефть.

— Академик Архангельский, — аккуратно поправил Антон Елисеевич, — не утверждает, а предполагает и при этом указывает на левые притоки Лены именно потому, что там имеются послекембрийские отложения.

Я сказала:

— Антон Елисеевич, знаете, мне пришло в голову: бог с ним, с кембрием. Но это изумительная идея — найти нефть в Якутии! Пусть не в кембрии… Геологический институт прославился бы такой находкой!

Антон Елисеевич посмотрел задумчиво и ничего не ответил.

Я подошла к шкафу и порылась в полке «Север». В одной книжке, изданной в 1919 году, прочла:

«Зыряне отличаются большой предприимчивостью и энергией… которая проявлялась уже в активном освоении местности. Повсюду, где поселился когда-либо зырянин, он немедленно давал воде и месту свое название, — всем водам («ва» — вода по-зырянски) от Урала — от реки Оби до Москва-реки: Обва, Косьва, Лысьва, Сосьва, Чусва (Чусовая), Ува, Москва (Коровья река)…»

Даже в дневнике…

Нет, стыдно написать.

Нет — никому. Даже — себе…

Даже в этой заветной тетради, в переплете с тайным замочком…

Ведь это у королевичей принято было влюбиться по портрету или по молве… Смешно для советской девушки!

Но так хочется полюбить…

А я не королевна, я — аспирантка!

Хвастаюсь. Перед кем!.. Перед собой — и под замочек!

Вспомнила, откуда я взяла «земляка Ломоносова». Из «письма номер один» многоуважаемого Бернарда Егоровича Небеля.

Неужели Н. писал о Зырянове? Можно выяснить через Таню: был ли З. на Байкале минувшим летом?

Огромное нетерпение овладело Зыряновым, когда он начал учиться и понял, как много времени упущено. Он проучился три месяца на подготовительных курсах для поступления в вузы, но пришлось и в эти три месяца выезжать по командировкам комсомола для проведения коллективизации. Дело было в 1930 году. Все же он сдал за первый курс… Правильнее сказать — преподаватели приняли от него зачеты.