Фёдор Пудалов - Лоцман кембрийского моря

Савва сидел возле нее и рассуждал:

— Эх и щуплый! Где вмещается дух в нем?.. Ты, Лида, ученая, укажи мне: непомерный дух в нем.

Лидия молчала. Разговор Голосины мешал ей. Лучше бы Савва совсем ушел, пока она покормит. Это занятие всецело поглощало ее, как в детстве, когда приходилось кормить большую куклу, которая тоже при этом закрывала глаза, и в эту минуту они обе ни о чем не думали — кукла и Лида.

Но Савва не уходил. Он не сводил глаз с ложечки.

Кукла любила сладкий чай, так же как ее мама Лида.

Лидия сварила сахарный сироп в спирту: сахар залила спиртом и подожгла. Прежде чем мужчины успели разложить костер, уже готов был сироп для Зырянова. И конечно, для Саввы, для илгинского колхозника, для Сережи и для Небеля.

Сережу не надо было поить с ложечки. Для Саввы Лидия прибавила спирта в стакан, но он великодушно отдал его колхознику и дождался следующего стакана. Илгинец выпил с увлечением. Сладкий спирт изумил его, он сказал, что согласен еще купаться, пусть барышня лечит его.

Савва не сводил глаз с ложечки и тоже вытягивал губы, как будто передразнивал Лидию. Он, видимо, мучился сочувствием. Лидия решительно сказала:

— Савва, присмотрите за девушками, чтобы они не испортили Небеля.

Он побежал и добросовестно занялся порученным делом — стал развлекать девушек рассуждениями:

— Вот, говорят, человек тоже зверь. А морж — зверь или человек?.. Из всех на свете только моржи да люди способны купаться зимой — дай бог здоровья им. Но на морже — сапоги из чистого сала и обут с головой, а на человеке? Ум, смекалка крепче моржовой шкуры.

— Василий, вы меня слышите?.. Вам лучше? — спросила Лидия шепотом.

Зырянов не отозвался. Он лежал с закрытыми глазами.

— Никогда бы не подумала, чтобы плотовщик оказался таким неженкой, — сказала она погромче и внимательно наблюдала за его веками, но они не дрогнули.

Он спал глубочайшим сном и во сне сосал с ложечки сладкий спирт.

— Как вы могли так отвратительно поступить со мной?.. Никогда в жизни я вам этого не прощу, слышите? И разговаривать с вами не буду! Я в этом тысячу слов дала себе… Вы безнравственный человек. Вы дикарь… на третьем курсе вуза. — И еще тише, с дерзостью спросила: — Умеете ли вы любить?.. — и вся залилась неудержимой краской. — Я думаю, что эта способность еще не зародилась в вашем тысячелетии…

Она зорко наблюдала за его веками. Зырянов безмятежно сосал с ложечки сладкий спирт. Ей захотелось поцеловать эту грязную, нечесаную голову, обсыпанную мякиной. Никто не смотрел в их сторону, но она испуганно оглянулась, как будто желание могло быть подсмотрено людьми.

На другой день к вечеру экспедиция пришла в Жигалово. На темной улице стояла трехтонка, груженная сеном.

Зырянов сообщил результаты переговоров с шофером:

— Машина идет в Иркутск. Шофер возьмет пять человек. Я считаю, первыми должны уехать студенты.

— Как ехать-то, вместе с этим сеном? — спросил Порожин. — Поезжайте, я не возражаю.

— Студентов четверо, — сказал Зырянов. — Лидия Максимовна, вы поедете?

— С удовольствием.

— Сомневаюсь в этом удовольствии, — сказал Сережа.

— Но вы не возражаете? — вежливо спросила Таня. Порожин и Небель пошли искать Дом крестьянина, уже переименованный в Дом колхозника.

— Они забыли попрощаться, — сердито сказала Таня.

— Они не забыли, — сказал Зырянов. — Они не привыкли.

Лидия смотрела на могучего человека, сиротливо стоявшего в стороне от их сварливой, но все-таки дружной компании. Он с грустной завистью наблюдал за перебранкой своих недолгих сотоварищей в трудах и дорогах. Лидия подошла к нему.

— Я тебя буду помнить, Савва… У тебя не только голос удивительный…

— Я весь удивительный, — сразу подтвердил Савва.

Лидия рассмеялась:

— Пожалуй, это правда.

— Правда. Потому никогда по имени не зовут, а клички придумывают.

— Понимаю. Имена все обыкновенные. Куда же ты теперь, Савватей Иванович? Жалко, что не с нами.

— И мне жалко!

Помолчав, он сказал:

— А ему, как ты понимаешь, жалко?

— Он сюда вернется, — сказала она уклончиво.

— Да что ты!

— Будущим летом хочет вернуться.

— Опять по камням? Или по золотишку?

— Нефть искать будет.

— Я бы ему помог. Я бы и тебе помог. Я ведь сколько истоптал по Якутии, знаешь? Я вам покажу такие места, камушки-самоцветы. — Он засунул руку в глубь одежд на груди и протянул что-то на ладони: — Возьми на память.

Он зажег спичку. Лидия увидела в своей руке красивый кристалл.

— Носи! — сказал Савва гордо. — Алмаз! Цены нет!

— В Якутии пока алмазов не найдено. Это удвояющий шпат.

— Как не найдено! Вот он — как мой глаз! Я нашел.

— Спасибо, Савватей Иванович. Но это чересчур дорогой подарок. Алмаз такой величины стоил бы пуда два золота. — Она протянула Савве кристалл.

— Не беру, — твердо сказал Савватей Иванович. — Я подарил тебе. У другой и отобрал бы.

Лидия опять рассмеялась. Какая откровенность! Интересно, откуда этот человек?

— Я могу подарить и вдвое… Только верно ли?..

Он нагнулся и приблизил глаза к ее лицу. Отдала бы она так скоро два пуда золота?.. Он погрустнел.

Она должна была вернуть затуманившейся душе Буяна ее алмазную ясность. Лидия сказала:

— Я стеснялась взять такой дорогой подарок! Спасибо, Саввушка!

— Вот и я говорю! — Он обрадовался. — Ты побереги его, Лида.

— Откуда ты родом, Савва?

— Для чего тебе?

— Речь твоя мешаная. Разноязыко говоришь.

— Разноязыко?

— Ну да: по-нынешнему и по-старинному, по-городскому и по-деревенски… Ты не отвечай, если не хочешь.

— Врать тебе не хочу. Вот как скажу я тебе одной, втай: русский я жилец. Поняла?

Она с любопытством вслушалась. Он сказал это с гордостью. Но что означало это странное выражение? Оно имело для него особый смысл.

— Не поняла.

— Пояснить не могу… Не ученый же я по вашей науке, — вдруг жалобно сказал Савватей Иванович.

— Жалко, что неграмотный… Написал бы ты мне письмо в Москву…

— Я напишу, Лида! Говори, куда послать.

— В Москву, на Арбат, Денежный переулок, дом семь, квартира два.

— В Денежном переулке два квартира занимаешь?.. — с уважением сказал Савва.

— Нет, нет, квартира номер два, так и пиши. А в переулке нашем денег не делают уже триста лет.

— А на что зря? Всегда денег мало. Сотню добрых людей угощу, а то и полста: с улицы сколько наберется — всех угощу, и карманы пусты. А долго будут везти письмо до Москвы, на Арбат, да в переулок?

— Смотря откуда.

— От Усть-Илги.

— За месяц довезут. Но в Усть-Илге кто тебя научит русской грамоте? Лучше ты здесь, в Жигалове, устройся.

— Я сам кого хошь научу грамоте. После Нового года сразу и жди письма!

— Сразу и ждать буду… А говорил — неграмотный!.. И я буду хранить твой подарок! — и в мыслях добавила: «Ты сам — алмаз».