Николай Боков - Смута новейшего времени, или Удивительные похождения Вани Чмотанова

— А ты, Гарька, не в свое дело не суйся, — оборвал Стакашкин. — Смотри вперед да помалкивай.

— Я что, мое дело маленькое, — забормотал сконфуженный Гарька. — Смотри — не смотри, все равно никого нет, поезда неделю не ходят.

Дрожащий луч паровозного фонаря выхватывал из тьмы серебряные полоски рельсов, уходящих в белую мглу.

На сто первом километре Стакашкин остановил паровоз.

— А? Что? Где мы?… — озирался спросонок Чмотанов, прикорнувший на разножке. Снег валил все гуще. Стакашкин взял лом и ушел в темноту.

Ярко пылал уголь в открытой топке.

— Кум тут у старика, обходчик, — пояснял Гарька, заметив беспокойство пассажира. — Мы у н его з авсегда ч ай п ьем, а т о и о бедаем. Удобно, з десь запасной путь есть. Вот, говорят, нас на электровоз скоро переведут, не знаю тогда, что и делать… Придется самим над запаской провода натягивать, иначе с главной линии не свернешь и не жрамши останешься.

— А лом зачем? — подозрительно спросил Чмотанов.

— Так стрелку переводить, — сказал Гарька, прикуривая от уголька. — Тут раньше рычаг был, как положено, да наехали из центра инспектора и отвинтили, чтоб мы не баловали. Переночуем и дальше подадимся. Расписания нет, светофоры не работают, неровен час, на повороте врежемся в кого-нибудь.

«Бестолковщина и газвгащенность и ни на г'ош тгудового энтузиазма», — возмутился Ваня, но промолчал.

В домике обходчика было тихо и тепло. Уютно стучали ходики. За окном мягко, хлопьями валил снег.

Чмотанова поместили на сухой и горячей лежанке. Ему не спалось.

«Нет, мне с этими паровозниками не по пути. Как пить дать, сами засыплются, и меня засыпят. Ну и кадры у Аркадия. Поселились на железной дороге — и живут, не думая, что по ней летит локомотив истории. Ладно, черт с ней, с историей, надо уносить ноги… и деньги. Тьфу, чуть было не кинул их той дурехе. Вот ей ничего теперь не надо, полное удовлетворение получила. А я еще нет. Будем действовать».

— Доброе утро, ребята! — радостно закричало радио. — Пи-а-нерская зорька [43]!

Запели фанфары.

Проснувшись, Ваня глядел в потолок и вспоминал. Голоколамск, стихия народных масс, кладбище, рейд на паровозе… э, а деньги-то!

Пакет был на месте, под подушкой.

Радио жило своей жизнью.

В комнате хозяев шумел самовар.

Ваня оделся и, открыв дверь, замер.

За столом сидел пожилой милиционер с погонами младшего лейтенанта. Оттопырив губы, он дул на блюдечко с чаем. На столе лежала ветхая черная кобура.

С невозмутимым видом сидели присутствующие. Машинист уткнулся в чашку. Гарька и хозяин дома в ситцевой рубашке внимательно слушали представителя власти.

— Всю ночь, почитай, шел. Участок большой, а лысых и скуластых у нас вон сколько. Я вам розыскной лист сейчас покажу.

Милиционер расстегнул кобуру. Из нее выкатилась катушка с нитками, попадали на пол пуговицы («Женские», — успел удивиться Ваня), баночка с асидолом и граммов сто дешевых бледно-зеленых карамелек. При виде конфет участковый заметно смутился:

— Забыл совсем… Берите, ребята…

Смущенно он оглянулся. В дверях стоял Ваня Чмотанов. Наметанный глаз не отрывался от заспанного лица незнакомца, медленно наливаясь кровью.

— Гражданин! — позвал участковый служебным голосом. — Подойдите сюда.

— Это Николай Иванович, гость наш, — засуетился хозяин. — Знакомься, Ерофей Кузмич!

— Я не Ерофей Кузмич, — отрезал милиционер. — Я теперь участковый Усякин!

— Следуйте за мной, гражданин! — кивнул он Чмотанову, подвешивая к поясу кобуру.

Растеряв личный состав, герой Будапешта генерал Глухих продирался через чащу. Выйдя на обтаявшую полянку, изможденный, повалился он без сил, но вдруг услышал, как в лесу чертыхаются. Насторожившись, Глухих поднял голову. На противоположном конце полянки стоял Слепцов и счищал щепочкой грязь с кителя. Словно волна, вскипала в Глухих благородная ярость. Слепцов вышел на солнечный пятачок и сладко потянулся. Глухих не выдержал. Страшно захрюкав, он побежал на противника, спотыкаясь короткими ногами, выставив вперед могучий лоб, словно кабан на охотника.

Прославившийся взятием Праги танковый генерал Слепцов немедленно узнал гнусного соперника. Узенькие глазки его засветились, как у Голема. Когда Глухих, хрюкнув, ударил головой в живот несостоявшегося диктатора, Слепцов что есть силы рубанул ребром ладони по толстой набрякшей шее изменника. Они расскочились.

— Хунту устроить хотели, Григорий Борисыч? — провизжал Глухих.

— Предатель! — зарычал Слепцов.

Стратеги снова сошлись. Ревя медведями, ходили они в обнимку по поляне, споткнулись и покатились. Слепцов разорвал воротник изменника и сладко впился клыками в жилистую шею. Противник елозил под ним, стараясь достать из кармана финский нож.

Челюсти Слепцова медленно сомкнулись, когда правая рука Глухих, действуя сама по себе, вонзила жестокий клинок в спину мятежного генерала.

На сцене Дворца съездов торжественно воссел поредевший президиум. В зале, оборудованном по последнему слову техники умелыми заграничными рабочими, поместилось 1000 человек. Их сходство заставляло думать об исполинском лоне, сумевшем породить стольких детей, до ужаса похожих друг на друга. В зале сидели с красными блокнотами узбеки и туркмены, казахи и русские, азербайджанцы и биробиджанцы. Были почетные гости из Прибалтики, Кубы и Африки.

Это был ленинский форум.

Среди делегатов с мандатом № 666 находился Ваня Чмотанов.

В примолкшей столице, подавленной грохотом шестидневной войны [44]Слепцова и Глухих и неумолимым комендантским часом, циркулировали слухи. Однако воскресение показалось горожанам немножко преувеличенным. Они с жаром приняли версию о том, что прах, по всей видимости, продан за границу на валюту.

— Почему бы и нет? — рассуждали обыватели. — Газ продаем? Продаем.

Нефть? Лес? Икру? Водку? Картины? Иконы? Рукописи? Книги? Фильмы?

Романы?

— Почему бы и нет?

— Ну что уж так, Петр Христофорович. Святыня. Знамя нации.

— Хе-хе, Пал Палыч, куда хватили, хе-хе!

Мавзолей пустовал. Естественно, официально об этом молчали.

— Товарищи! Братья и сестры! К вам обращаюсь я, друзья мои! [45]— начал Генеральный секретарь. — Близится великое торжество. Мы должны прийти к нему, как всегда и все как один. Бесконечно благодарны мы великому, гениальному, но вместе с тем и самому простому человеку. Он — самый простой гений всех времен и народов. Свет его идей озарил, с одной стороны, все континенты, а с другой стороны, затмил все другие идеи. Все мы должны ясно осознать это. Если бы не было Его, что было бы с нами сейчас? Я лично работал бы простым землекопом. Благодаря новым идеям я получил все, что я теперь имею. Мы воочию видим всепобеждающую силу его учения, потому что оно верно.